— Хадиша, что с тобой?

— Вот и поезжай один на свою границу!

— Мне разрешат взять семью.

— Ну, нет, голубчик. Я отсюда никуда не поеду. А ты свободен в своих поступках. Решай, как знаешь.

Мурат был поражен. Он был убежден, что жена разделяет все его стремления и надежды. И вот извольте! Хадиша ли это? Она сидела с каменным лицом, с неподвижными глазами, и руки ее безвольно лежали на коленях. Мурат испугался. Не слова Хадиши ошеломили его, а этот безучастный, равнодушный вид. Ничего не осталось: ни понимания, ни близости. Эти ее пальцы, эти руки — как много нежности и тепла было в них... Но он ошибался — они каменные.

Мурат повернулся и медленно вышел из комнаты.

На другой день его вызвал военком. Это был чрезвычайно спокойный, уравновешенный человек, много лет проработавший в военкомате. Слабостью его было — читать наставления. Как позже выяснилось, Хадиша уже была у него, просила оставить мужа в Алма-Ате. Военкому тоже не с руки было отпускать из военкомата исполнительного работника. Он благожелательно выслушал Хадишу, а теперь, вызвав Мурата к себе, пространно, в длинных выражениях говорил о необходимости согласия в советской семье, о дружбе и верности и о том, что супруги должны совместно обдумывать каждый свой шаг. Потом он стал стыдить Мурата за легкомыслие:

— Представьте себе такое положение: за вами подаст рапорт ваш сосед, а за соседом — другой сосед. Все командиры уедут на границу. А кто же будет вести работу здесь? — За этим последовало разъяснение всей важности и значения работы в военкомате. По всему уже нетрудно было догадаться, чем закончится аудиенция. Мурат дождался конца длинного монолога военкома, вежливо и молча принял советы начальника и вышел из кабинета.

С тех пор между ним и женой стало расти отчуждение; то, что радовало одного, другой воспринимал равнодушно, что нравилось одному, в другом вызывало протест. В характере Хадиши появились неприятные черты, и это глубоко огорчало Мурата.

Однажды в хороший весенний день Мурат с женой присоединились к товарищескому пикнику в горах. Компания собралась веселая. Сияние весеннего дня, густой ароматный воздух в горном ущелье, золотистое вино кружили голову. Радость жизни охватила всех. Молодые офицеры и юные их жены взбирались на скалы, лазали по деревьям, скатывались в низину. Начались шумные игры. Звонкий смех не смолкал ни на минуту. Даже солидный, выдержанный и рассудительный военком не устоял перед соблазном и полез ни дерево. Когда страсти разгорелись, было решено взять штурмом острую, вонзившуюся в небо вершину горы. Сначала на штурм бросились все, но после первых усилий у многих закружилась голова, стало сдавать сердце. Военком тоже задержался на полпути и не упустил случая отметить, что альпинизм среди командиров развит недостаточно, что это большой минус и т. д. и т. д. Всех посрамила Лида, девушка с каштановыми кудрями и большими ясными миндалевидными глазами. Как лисица, она ныряла между деревьями на склоне горы, каждый раз появляясь на более высоком выступе и распрямляя плечи, откидывая назад свои кудрявые волосы, бросала взгляд на карабкающихся вверх распаренных офицеров. Сверху доносился ее звонкий смех:

— Вот так боевые командиры!

Но едва командиры добирались до выступа, на котором та стояла, как Лида уже лезла выше, — все ближе и ближе к вершине.

— Товарищи, кто меня догонит? — возбужденно и насмешливо кричала она. Мурат, немного опередивший товарищей, не спускал глаз с Лиды, следя за ее сильными и красивыми движениями. Его взгляд ловил то маленькие цепкие ножки, мелькавшие на склоне, то волну густых волос, метнувшихся среди деревьев, то гибкую талию. Был момент, когда он почти настиг Лиду и ясно увидел ее лицо. Оно влекло его к себе. Эти карие глаза с веселыми искорками, этот маленький, слегка вздернутый нос с тонким вырезом ноздрей, эти сбившиеся надо лбом волосы. Лида смотрела на него, бойко подбоченясь. Мурат протянул руку, но она, притворясь испуганной, увернулась и стала подыматься выше. В Мурате взыграло ущемленное самолюбие. Он тоже полез вверх, опередил Лиду, добрался до вершины и, протянув девушке руку, втащил ее к себе.

Девушка слишком много затратила сил, ее лицо побледнело, она устало закрыла глаза. Голова склонилась на плечо. Чтобы поддержать, Мурат обхватил ее за талию. Он чувствовал, как вздрогнула Лида, и обнял ее сильнее, но она выскользнула из его рук и бросилась к спуску. Снова замелькало между деревьями ее платье. Спустившись на расстояние брошенного аркана, Лида оглянулась и посмотрела на Мурата несмелым, вдруг погрустневшим взглядом.

Командиры, только теперь взобравшиеся на вершину, начали, тяжело дыша, подсмеиваться над Муратом.

— Что, упустил молодую лань?

— Да она как ртуть, разве удержишь в руках?

— Эта не даст накинуть себе петлю на шею!

Командиры передохнули, выкурили по папиросе и стали спускаться.

На обратном пути решили сделать привал в доме отдыха. Лида вдруг снова зажглась весельем, смеялась до упаду и расшевелила всех.

— Шампанского, товарищи военные! — потребовала она.

Мурат отправился в буфет и купил четыре бутылки шампанского. Но Лида не пила: смеясь своим звонким смехом, она усердно угощала других и Хадише уделяла больше внимания, чем Мурату.

Домой Мурат вернулся весь во власти впечатлений от этого веселого пикника в горах. Как ни странно, он навеял на него грусть. Тихонько напевая печальные мелодии, Мурат прохаживался по комнате. А настроение Хадиши испортилось сразу же, как, только они переступили порог своего дома. На кухне она гремела посудой, но не было похоже, что она готовит ужин. Вволю нашумев, Хадиша появлялась на пороге, потом опять возвращалась на кухню. Наконец, выйдя к Мурату, она присела на диван. Мурат завел патефон и предложил:

— Давай, Хадиша, потанцуем.

Хадиша взорвалась:

— Танцуй один! Я не стрекоза, мне нужно привести в порядок квартиру.

— Что ты говоришь, Хадиша? Ну что могло случиться с домом? Ведь он как стоял, так и стоит на месте!

Мурат разобиделся. Так было хорошо сегодня, и вдруг домашняя ссора.

— Деньги, которые мы предназначали на вазу, ты ухлопал на шампанское. Нужна пара к той вазе.

— Купим, когда я получу следующую зарплату.

— На следующую зарплату я куплю трельяж.

— Ну, тогда через следующую.

— И ей найдется место.

— Ну, тогда купим в будущем году, — ответил Мурат, сердясь.

— И в будущем году найдется, на что потратить деньги. Из-за твоей расточительности мы ничего никогда не приобретем для дома. Ты любишь бросать деньги на ветер.

Мурат разозлился. Желая прекратить этот вздорный разговор, он сказал:

— Ну, хорошо, перестань. Наши родители и без этих глупых вещей прожили неплохую жизнь.

— Я не могу жить так, как они. Мои родители — культурные люди. Если тебе, выросшему в лохмотьях, не нужны вещи, то они нужны мне.

Терпение Мурата лопнуло. Слова Хадиши ударили по его самолюбию. Он молча, с ненавистью посмотрел в угол. Совсем недавно он с любовью выбирал в магазине эту вазу, а сейчас она казалась ему отвратительной. Напряженными шагами Мурат прошел в угол, двумя руками поднял с круглого столика вазу и, стиснув зубы, ударил ее об пол.

— Теперь нам незачем покупать еще одну вазу, — тяжело выговорил он.

Хадиша закричала так, словно не об пол, а о ее голову он разбил эту вазу. От крика Хадиши проснулся испуганный Шернияз. Хадиша замолчала. Она окаменела. Мурат взял на руки плачущего ребенка и стал его успокаивать. Взглянув на Хадишу, он похолодел. В глазах ее, недавно прятавших любовный свет, сейчас горела ненависть. Ее всегда милое, открытое лицо потемнело от злобы. Мурат подумал: «Неужели я ее любил?» Сейчас родной дом показался ему тюрьмой, в которую он брошен, связанный по рукам и ногам. Может ли он и дальше жить здесь? Неужели надо начинать жить сначала?

Успокоившийся в объятиях Шернияз потянулся к его лицу, схватил за нос. Мурат, целуя сына, ужаснулся мысли, что кто-нибудь, совсем чужой, может носить на руках этого малыша. Он почувствовал себя преступником. Прижав к себе, он нежно и сильно поцеловал ребенка.