Световид все это время сидел на пенечке и догрызал последнюю желудевую лепешку. Небольшое насыщение, наступившее вскоре на вело его на мысль испробывать свои сверхъестественные силы.

— Как я раньше об этом не догадался! — подумал молодой бог вслух, поднимаясь с пенечка и направляясь к игрокам.

— У! — сказал Световид им и сделал в воздухе таинственные пассы всеми четырьмя конечностями.

Монстры никак не отреагировали и продолжали свое.

— А! — сказал Световид и повторил свои пассы.

Игра прекратилась. Зверь, не веря своему избавлению, стал медленно отползать в сторону.

— У — а! У — а! У — а! — стал повторять удачную формулу молодой бог и повторять, повторять удачные пассы все быстрее и быстрее. Игроки стали вторить ему. Они даже силились желудками воспроизвести его магическую формулу. Довольно удачно.

— Спроси их насчет страусов… — простонал Зверь.

Световид дождался, когда обезглавленные туши гонцов стали почти без изъяна воспроизводить его же звуки и движения, и только после этого осторожно спросил их шепотом:

— Птички где?

— Там, где наши головы.

— А головы где?

— Там, где наши потроха.

— А потроха где?

— Сам знаешь.

— Не знаю. Там, где ваши головы и потроха, никаких птиц, тем более страусов эму, не было. Я там был лично. Что вы темните? Не хорошо так с богом. Небось птичек к своему племени отогнали?

— Спроси у брата своего.

— Не понял.

— У него спроси…

Зверь сразу ожил от этих слов. Выгнул спину колесом. Пасть разинул. Огнем рыгнул. Стал землю когтями разгребать.

Световид обомлел.

— Да ты никак… — испугался он сам своему нечаянному открытию.

— Именно. — подтвердили ужасную догадку безголовые.

— Отдай мне их! Я стану лучше! — заорал страшно Зверь и указал хвостом, на конце, которого обнаружилась стрела в сторону безголовых.

— Отдай. — согласились подозрительно быстро со своей участью безголовые, — Ему белка не хватает…

— Ничего себе белка не хватает! — возмутился Световид, — Вон, паршивец, как резво землю роет… Уже по шею ушел!

— В другой мир пробирается. — меланхолично заметили безголовые. — Будет там безобразничать.

— Буду! — охотно подтвердил Зверь. — Пока человечины вволю не наемся…

— Кто тебе позволит! Там тоже боги есть… — засмеялся Световид.

— В другой мир уйду. — из ямы Зверя уже не было видно, — Их много. Найду в конце концов такой, куда боги еще не добрались или уже выбрались…

— Так, значит, в таком мире и человечины нет…

— Е — е — е — е — е… — послышалось в ответ.

— Провалился. — сказали безголовые.

— Куда? — С надеждой в голосе спросил Световид. — В преисподнюю? — На мгновение ему привиделось как Зверь подпрыгивает на раскаленной сковородке.

— Скорее он эту сковороду будет держать, чем на ней подпрыгивать. — разочаровали его безголовые.

Молодой бог подбежал к яме, в которой пропал Зверь, чтобы в этом убедиться, но на ее дне обнаружил только обрывок газеты. Из любопытства Световид заглянул в нее:

"…из года в год растет поголовье страусиного стада в нашем районе. Уже тридцать четыре индивидуальных хозяйства и товариществ с ограниченной ответственностью занимаются разведением этой в высшей степени полезной птицы, которая дает не только вкусное и питательное мясо, но и такие ценные продукты как пух и перо. Но существует проблема с заготовкой кормов. Кормовая база районного агропромышленного комплекса оставляет желать лучшего. По словам заместителя председателя райагропрома Ахмеда Зиди, забой лиц старше 55 лет женского пола и 60 лет мужского включительно проблему не решил по причине сильной алкоголизированности данной категории кормового сырья. Есть мнение главного ветеринарного врача района Хуа Го — Фэна перейти к забою лиц обоих полов от 14 до 28 лет, но при условии наличия справки о сдаче анализа на вич-инфекцию…"

— Вот куда делись страусы! — сказал с понятием и поднял органы зрения от газетного обрывка молодой бог.

Он ждал отклика на свое открытие, но его не последовало. Ветер качал стебли крапивы. Цепляясь за них плыли куда-то облака. На них сидели ангелы и пели дурными голосами нечто на шумерском наречии. Под нижними конечностями хрустела скорлупа страусиных яиц. Из ямы, в которой исчез Зверь подванивало серой. Газета обернулась грязно-серой чайкой и полетела догонять облака. Световид пошел за ней.

"Хватит приключений и загадок. — думал он про себя, — У меня есть миссия. Вот и буду ее выполнять, и будь что будет!" Кстати песня сочинилась. Световид шел и пел: Мне сказал миссионер, Что я буду пионер, Если стану мылом мыть Руки, ноги и молиться… Но я не буду! И будь, что будет! А миссионера я убью И с удовольствием сожру! Мне сказал комиссар, Что я буду коммунар, Если научусь читать И сажать картошку… Но я не буду! И будь, что будет! А комиссара я сожру И предварительно даже не убью! Мне сказал буржуин, Что я буду потребил, Если буду покупать Поп-корн, гондоны и вино Но я не буду! И будь, что будет! А буржуина я сожру! И пусть потом я им сблюю! А вот скажет мне Роаль: "Пенис свой жене отдай!" Я отдам! Я не боюсь! Потому что у меня вырастет другой! И я с Роалем буду! И будь, что будет! И я с Роалем буду! И будь, что будет!

Янга уже не чаяла увидеть своих внучат. Цуна опросталась от первого ребенка довольно давно, а так и не появилась ни разу в родной деревне. Соседи уже косо смотрели на старуху. Затиранила молодую — вот и сиди теперь кукуй в одиночестве. Старый Пачу- то уж не в счет. Из своей бочки почитай и не вылезает. Тоже еще горе луковое. Ведь говорил ему доктор Баальтазар — "Не сиди подолгу в воде. А сидишь так хотя бы не ночуй — спи с женой в постеле." Боялся Баальтазар за легкие Пачу — атрофируются на фиг и будет старикан обречен на вечное заключение в аквариуме. С другой стороны он, доктор, конечно, спаситель и все такое — вживил Пече, погибавшему от чахотки, акульи жабры. Но у Янги здоровья нет — Пачу на дню по три раза воду менять. Можно было бы вырыть бассейн, а кто рыть будет? Дети-то все уж выросли, разлетелись кто куда. Одна надежда осталась на внуков. Благо, Цуна, говорят, мечет их как лягушка икру.

Решила Янга идти на Прорваниху к снохе. Пусть внуков покажет бабушке. Может кто из них уж и в силу вошел. Поможет дедушке бассейн во дворе выкопать. А нет, так напущу на них Фуему, пусть знают.

Собрала Янга гостинцев снохе и внучатам — ну не изверг же старая без гостинцев идти. Марафет навела и тронулась в путь. Хотела в ступе лететь, да помело куда-то запропастилось. Не иначе счастливый отец Татай в лес утащил. Он же у нас теперь лешим заделался, тропинки метет косулям к водопою, чтобы тиграм было чем ключевую водицу закусывать. Вот фантазер, ити его.

Путь на Прорваниху лежал через лес. А там как раз объявились первые люди. Так недавно они объявились, что Янга про них не слыхала. А может и слыхала, да мимо органов слуха пропустила. Что ей мелочь какая-то пузатая, почти волшебнице.

Один из этих людей рубил в лесу деревья, расчищая участок под огород и услышал как идет янга, потому что та от скуки песенку пела: Я иду к снохе и внукам. У меня нет ни минуты Отвлекаться на сирень Или, что бежит олень. Я держу себя в руках. У меня завязан пах. Я не вижу ничего, Чтоб на блядки повело. Я старуха честная, И этим всем известная. Я и мужняя жена. Я и бабка со вчера. Или нет с прозавчера Или…

Тут к ней подходит человек с топором и говорит глубоким бархатным голосом:

— Пойдем, старая, займемся с тобой кое-чем?

— Я не такая — я жду трамвая… — стала отказываться Янга, а сама чувствует, что не в мочь отдаться ему, уж больно был хорош человек с топором.

Вот как, много позднее припоминала Янга его облик в кругу подруг одна из коих и донесла до нас ее воспоминания.

"…он был замечательно хорош собою, с прекрасными темными глазами, темно-рус, ростом выше среднего, тонок и строен."