— Ты видишь ее? Еще видишь?

— Да…

— Организуй сопровождение.

— Но она же… Она же баба!

— Плевать, что баба! Не спускай с нее глаз! Я иду к тебе!

Старший сыщик рванул с места как молодой. Впервые за много лет он почувствовал азарт погони. Старая, провалявшаяся всю жизнь на диванах, но натасканная в щенячьем возрасте на дичь гончая вдруг взяла след.

— Где он?

— Кто он?

— Ну хорошо, она! Где она?

— Вон идет.

Женщина с коляской была женщиной. Она шла как женщина, смотрела в коляску как женщина, поправляла на себе одежду как женщина… Мужики так ходить, так смотреть и так поправлять одежду не умеют!

Эта женщина была, безусловно, женщиной!

Потому что ничем не напоминала мужчину. Разве только ростом.

Только ростом…

— Я проверю. Сам, — быстро сказал старший сыщик.

И побежал вперед. Не к женщине, далеко в обход, чтобы встретиться с ней, идя ей навстречу. Контакты на пересекающихся курсах вызывают меньше подозрений.

Он усмирил шаг. Восстановил дыхание. Надел на лицо удивленно-любопытствующее выражение. И побежал туда, откуда доносился вой сирен и столбами вверх поднимался дым.

«Пожар — это очень интересно! Очень интересно!» — повторял он про себя одну и ту же фразу, входя в образ прохожего-зеваки.

Поравнялся с женщиной.

— Вы оттуда? — быстро, почти не глядя на нее, спросил он.

Женщина кивнула.

— Там пожар? Пожар?!

Дернулся вперед, но затормозил, словно что-то вспомнив:

— Может, вам чем-нибудь помочь?

И только теперь взглянул на женщину прямо. Но все равно вскользь, зыркая глазами в сторону гораздо более интересного ему пожара.

Женщина замотала головой, и предложивший свои услуги мужчина радостно сорвался с места. Ему было невтерпеж посмотреть на пожирающий чужие квартиры огонь.

Старый сыщик сыграл свою роль блестяще. Как не смог бы сыграть никто из его подчиненных. И увидел больше, чем могли бы увидеть подчиненные. Потому что подчиненные никогда не учились отличать женские лица от загримированных под них мужских.

Вначале скользнуть взглядом по чужому лицу и чужой фигуре, чтобы увидеть и запечатлеть картинку в целом.

И уже в памяти быстро «просмотреть» детали. В первую очередь овал лица, подбородок, скулы, брови, уши, границу волос на лбу…

Овал лица твердый, рубленый. У женщин он более мягкий, даже если квадратный…

Брови мужские, с жестким и более толстым волосом…

Подбородок… Скулы… Уши…

И еще сыщик «вспомнил» мертвый волос парика, не по размеру наспех наброшенную одежду, застегнутые на свежепроколотую дырку босоножки и в коляске накрытый одеяльцем продолговатый предмет, который не мог быть ребенком, но мог быть свернутым в рулон костюмом.

Это был он — объект.

— Третьему, Шестому, Восьмому… слежку снять! Всем сопровождать женщину с коляской.

Совершенно обалдевшие оперативники потянулись за женщиной с коляской…

— Ну что там? Нашли? — кричал в динамике радиостанции голос Начальника ФСБ.

— Так точно. Он переоделся в женщину.

— Ты же говорил, бороду наклеил!

— Это раньше. А теперь переоделся в женскую одежду!

— Вы что там, охренели?

— Никак нет, товарищ генерал! Он успел переодеться два раза!

— Вот что, Кубышкин, берите его и тащите сюда.

— Как брать? Товарищ генерал?..

— Так и брать! Живьем брать!

— Но…

— Отставить «но»! Приказываю арестовать эту бабу с бородой и доставить сюда!

— Есть доставить!

— Действуй…

«Так-то лучше будет! — злорадно подумал Начальник службы безопасности. — Так они его не упустят. А то уже было… И пусть кто-нибудь попробует возразить!»

Что, съел?! А то размечтался! Хотел на чужом горбу в рай въехать!.. Шалишь! Кто работал — тому и слава!

Тем более иного выхода не было! При другом варианте решения объект мог уйти!..

Задержанного доставили в КПЗ госбезопасности.

— Ну как он? — спросил генерал.

— Обычно. Ругается.

— Ну-ка давай его ко мне.

Задержанного привели.

— Ну что, сам все скажешь? — предложил генерал.

— О чем вы?

— Например, вот об этом!

Генерал дотянулся, сорвал с головы задержанного женский парик.

— Ах это… — засмущался тот. — Дело в том, что у меня жена… Чтоб ее, проститутка! А строит добропорядочную даму.

— А в паспорте жены нет.

— Мы состоим в гражданском браке.

— И при чем здесь парик?

— При том, что я за ней следил. А чтобы она меня не узнала, надел парик!

— И юбку?

— И юбку.

— Дерьмо!

— Но я говорю правду!..

Задержанного допрашивали четыре часа, и все четыре часа он рассказывал о жене, ее любовниках и своем намерении их выследить и зарезать кухонным ножом.

И даже тогда рассказывал, когда два дюжих оперативника, уронив его на пол, пинали куда ни попадя, а потом прицельно носками ботинок по почкам.

— Ай! Ой! Мне больно! Я правду говорю!..

«Если он не расколется в течение суток, случится большая неприятность, — подумал генерал. — Поэтому он должен заговорить, чего бы это ему ни стоило!»

— Ну что? Расскажешь правду?

— Да! Только пусть они перестанут меня бить!

— Отойдите от него. Ну?

— У меня жена стерва из стерв…

— Продолжайте.

Оперативники придвинулись.

— Не надо! Мне больно! Ой!..

— Ну что, будешь говорить?

— Буду! Это все из-за нее, гадины…

— Ты же без почек останешься, дурак! Ты же кровью мочиться будешь! Ну, говори?

— Она мне рога наставила!..

Клиент говорить отказывался. Клиент рассказывал про несуществующую жену. И, похоже, готов был рассказывать про нее еще день, два, три…

И черт бы с ним, но только этих дней не было! Были от силы часы. После которых цербер Хозяина сорвется с цепи, и тогда мало не покажется. Потому что церберы не любят, когда у них вырывают из горла кусок…

Спасти положение, спасти генерала, обелив его перед Хозяином, могли только признания упорствующего заговорщика. Выданные им адреса других заговорщиков. И рапорт Начальника ФСБ Главе администрации о предотвращении покушения на его жизнь! После чего цербер уйдет в тень, освободив место под солнцем другим…

Если, конечно, успеть. Если успеть разговорить задержанного заговорщика!

— Кузькина ко мне!

Оперативники переглянулись. Кузькин был личностью известной… Известной своим умением развязывать языки упорствующим молчунам.

— Товарищ генерал, по вашему приказанию…

— Видишь?

— Вижу.

— Он должен заговорить.

— Значит, заговорит.

Кузькин расстелил на полу большой кусок клеенки. Просунул в лямку кожаного фартука голову.

Фартук и клеенка были ему не нужны, но они впечатляли клиента. Настраивали его на боль.

— Чего это он? — насторожился, закрутил головой задержанный. — Зачем он фартук!..

— Чтобы кровью не забрызгаться, — объяснил Кузькин. — Твоей кровью.

И вытащил из кармана опасную бритву.

— Ну что, будешь говорить?

— Буду! У меня жена…

— Держите его. Да не так! Крепче держите!

Кузькин раскрыл бритву, взял ее, но не как парикмахер, потому что взял очень крепко и развернул острием от себя. В свете лампы взблеснуло коротким взмахом лезвие. Распластанная надвое рубаха разошлась в стороны, открывая голое тело.

Кузькин умел владеть инструментом. Он разрезал рубаху, не задев тела. Он разрезал рубаху, чтобы жертва представила, как распахнется плоть, если полоснуть бритвой по животу…

Но он не полоснул по животу.

Он приложил бритву к телу и с небольшим нажимом, плавно и прямо повел ею сверху вниз, чувствуя, как кожа, мягко сопротивляясь, расходится надвое. Все дальше вниз… Кожа взбугрилась, и из тонкой строчки бритвенного разреза выступили капельки крови.

— М-м! — сказал заговорщик.

Кузькин довел бритву до живота. Снова поднял бритву и, отступив от первого разреза на сантиметр, повел шершаво цепляющее кожу острие вниз.

— А-а-а! Больно-о-о!