Литмир - Электронная Библиотека

– Слава Господу, девочка! С ней все хорошо, мисс Хизер?

Хизер подняла голову. Бриджит взглянула ей в лицо и страшно закричала:

– Нет! О Боже, нет!

Хизер подошла к молодой женщине и обняла ее:

– Бриджит… Мне так жаль… Я понимаю, как это тяжело. Но ведь это не последний.

Бриджит обеими руками изо всех сил вцепилась в нее.

– Других никогда не будет! – захлебываясь рыданиями, с трудом проговорила она. – Все эти годы не было ни одного, понимаете, ни одного!

Дверь распахнулась, и на пороге возник Роберт. Его глаза встретились с глазами Хизер.

Она отрицательно покачала головой и встала, когда Роберт бросился к жене. Хизер вышла из комнаты, зажимая уши руками, чтобы не слышать, как рыдает Бриджит, уткнувшись в плечо мужа. Ей было плохо, как никогда. Сердце разрывалось от боли. Хизер было все равно, куда идти, лишь бы подальше от этого дома.

– Хизер!

Но она уже пропала в непроглядной темноте, ничего не слыша и не видя.

У нее за спиной раздался топот бегущих ног, он становился все ближе, и Хизер, неуклюже переваливаясь, попыталась ускорить шаг. Она торопилась, как могла, не обращая внимания на то, что ноги ее то и дело скользят по мокрой земле, а кусты ежевики цепляются за подол платья.

– Хизер, подожди!

Она споткнулась и с размаху полетела на землю, упав на четвереньки. Дамиан повалился рядом с ней. Сильные руки сжали хрупкие плечи.

– Хизер, ради Бога!

Она судорожно обхватила себя руками, пытаясь унять дрожь. Волосы ее разметались по плечам черным покрывалом, закрывая низко склоненное лицо. Дамиан отвел волосы в стороны и приподнял ей голову. Щеки были мокры от слез, и он понял, что она отчаянно беззвучно рыдает. Дамиан, не сводя с нее глаз, хрипло позвал:

– Хизер…

Ресницы девушки затрепетали, губы задрожали. Дамиан склонился к ней и с трудом расслышал глухой шепот:

– Они собирались назвать ее в мою честь… Они собирались назвать ее Хизер…

Глава 11

Слабым, безжизненным голосом Хизер сказала ему, что ребенок родился мертвым. Всю дорогу до Локхейвена она тихо пролежала, прижавшись к груди Дамиана, безвольная и безразличная. Ее безмолвное отчаяние пугало Дамиана. Нежно обнимая ее, он молил Бога, чтобы она дала выход своему горю: рыдала, проклинала несправедливость судьбы… что угодно, лишь бы не молчала.

Когда они въехали на задний двор, Зевс тихим ржанием ознаменовал их возвращение в Локхейвен. Появился заспанный, зевающий во весь рот молодой конюх, который мгновенно проснулся, увидев хозяйку в объятиях управляющего.

Дамиан бросил ему поводья:

– Получишь пять шиллингов, если хорошенько его почистишь и дашь лишнюю пригоршню овса.

– Все будет сделано, сэр.

Дамиан, крепко прижимая к себе драгоценную ношу, осторожно соскользнул с седла и широким шагом двинулся к дому. Громкий стук медного дверного молотка вытащил Маркуса из постели. Кутаясь в необъятных размеров халат, он босиком прошлепал к парадным дверям.

Изумление его было не меньшим, чем у конюха:

– Мистер Льюис!

Дамиан быстро прошел мимо него в дом.

– Добрый вечер, Маркус, – спокойно поздоровался он и, не сбавляя шага, пересек прихожую и двинулся по винтовой лестнице на второй этаж. Остановился он лишь на лестничной площадке.

От его дыхания слегка шевелились милые детские завитки на висках Хизер.

– Где ваша комната? – коротко спросил он.

– Налево. Двойные двери в конце коридора, – тихо ответила она и, едва слышно вздохнув, уткнулась лицом ему в шею.

Осторожно поставив ее на ноги, Дамиан огляделся в поисках свечи и нашел ее на письменном столе вишневого дерева. Пламя замигало желтым неверным светом, отбрасывая вокруг неровные тени. В дальнем углу стояла кровать под балдахином, покрытая бледно-голубым атласным покрывалом. Занавески на окнах были такого же цвета. Удобная, со вкусом подобранная мебель без слов говорила о характере обитательницы спальни. На стене висела акварель в раме – сияющее синевой летнее небо и колышущееся под ветром пшеничное поле. «Еще одна из ее работ», – подумал Дамиан.

Нахмурившись, он повернулся к Хизер. Ее очаровательное личико было грустным и бледным как полотно. Она так и не двинулась с места. Он решительно шагнул к ней:

– Хизер…

Казалось, она вообще перестала что-либо слышать и находилась сейчас где-то совсем в другом месте, куда никому другому не было пути.

Обеспокоенный, он положил руку ей на плечо и легонько встряхнул:

– Хизер, я прошу тебя, прекрати!

Она медленно перевела на него свои широко открытые глаза. В них были отрешенность и пустота.

– Послушай меня, Хизер. В том, что случилось, нет твоей вины. Ты сделала все, что могла.

Глаза ее вдруг наполнились неизъяснимой болью.

– Ты не прав, – еле слышно возразила она. – Во всем виновата я. Ребенок Бриджит умер из-за меня. Если бы на моем месте была повитуха…

– Так ее же не было. И, между прочим, это ничего бы не изменило.

Она медленно покачала головой:

– Нет. Нет, ты не прав…

– Так я же был там, вспомни! Нет, не в самой комнате. Но я там был и знаю, что произошло. И я знаю тебя, Хизер. Ты сделала все, что смогла. Слышишь – все, что смогла!

– Но этого оказалось слишком мало! – истерично закричала Хизер. – Как ты не понимаешь, что этого было слишком мало! Я обязана была спасти малыша! Это же был ее первенец! Ее дочь!

Дамиан знал, что значит чувствовать собственную беспомощность, невозможность исправить несправедливость.

– Я понимаю, как тебе тяжело, Хизер. Но иногда жизнь бывает несправедлива! Я пережил то же самое, когда умер мой отец, я был тогда еще ребенком. И вновь пережил это, когда узнал, что мой брат Джайлз уб… – он вовремя остановился, но через секунду продолжил:

– …Когда узнал, что мой брат Джайлз умер. Мне оставалось меньше недели плавания до берегов Англии, когда это случилось. А когда я, наконец, приехал в Йоркшир, было уже поздно. Я все время думаю, что, если бы отплыл на несколько дней раньше, наверняка застал бы его в живых. Так что я не понаслышке знаю, как это тяжело. Тебе, Бриджит, Роберту. Но им надо смириться и жить дальше. Если повезет, скоро у них будет еще малыш.

– Нет. Больше детей не будет.

– Как ты можешь это знать, Хизер? – развел руками Дамиан. – Они оба молоды и…

– И они ждали этого ребенка долгие годы!

Глаза ее вдруг сердито вспыхнули.

– Не смотрите на меня так! Вы что, не понимаете? Для Бриджит это был первый и последний шанс. Она больше никогда не сможет иметь ребенка, не сможет почувствовать теплого, живого малыша у своей груди! Ее руки столько лет были пустыми… Теперь они будут пустыми всегда, как мои. Как и мои…

Голос у нее сорвался, и Хизер замолчала. По ее щекам ручьями текли слезы, плечи тряслись.

Дамиан обвил руками эти трясущиеся плечи. Он не очень понимал смысл ее слов, но видеть Хизер в таком состоянии было выше его сил. И он машинально все гладил и гладил ее по спине. А она, упершись руками ему в грудь, изо всех сил пыталась вырваться.

– Пустите меня! – наконец закричала она. – Не надо меня жалеть!

– Я и не жалею.

– Неправда! Вы жалеете меня! Как в первый день на сыроварне! Я до сих пор помню ваш взгляд, когда вы увидели, как я хромаю, чувствую вашу презрительную жалость!

– Тогда, может быть, так и было, Хизер. Но не сейчас. – Он слегка коснулся пальцем ее подбородка и заставил поднять голову. – Вы самая независимая, самая способная из всех известных мне женщин. И вдобавок вы самая необычная женщина… Вполне вероятно, что и самая красивая…

– Теперь я знаю, что вы лжете! Я некрасивая! Я… я… – Хизер затрясла головой и зажмурилась. Из-под плотно закрытых век вновь потекли слезы. – Я… уродина. Если бы не мама с папой, то я… я бы спряталась так далеко, что меня никто никогда не смог бы увидеть. Я уродина… – вновь повторила она с такой болью, что у него сжалось сердце.

30
{"b":"123009","o":1}