– Ну что ж, признаюсь, что вы правы.

– Еще когда Хизер была совсем маленькой, – сказал Майлз, – мы уже знали, что она ни для кого не хочет быть обузой. Именно поэтому мы и подарили Хизер Локхейвен, чтобы обеспечить ее будущее…

– …Не задевая ее гордость и давая возможность самой заботиться о себе.

Лишь выговорив последнее слово, Дамиан сообразил, что же такое он сказал.

На лице Виктории расцвела улыбка.

– Вы поняли, – счастливым голосом проговорила она и взяла мужа под руку.

Дамиан не ответил на ее улыбку.

– Как я понимаю, вы очень за нее беспокоитесь?

Майлз и Виктория переглянулись.

– Вы знаете, что она нам не родная дочь, – скорее утвердительно, чем вопросительно, произнес Майлз.

– Хизер сказала, что вы были ее опекуном, – кивнул Дамиан, – и что ее родители погибли. Отец ее был французским аристократом, женившимся на англичанке.

Дамиан затаил дыхание. Опровергнет ли Майлз слова Хизер? Знает ли он, что ее отец Джеймс Эллиот? Известно ли ему, что Эллиот жив? А может быть, он знает, где сейчас находится этот негодяй?

Если Майлз что-то и знал, то не подал виду.

– Да, все это так, – тяжело вздохнул он. – Но мы никогда не делали различия между нашими детьми. Я полюбил Хизер сразу, как только она переступила порог нашего дома. Виктория почувствовала то же самое, когда в первый раз ее увидела. Хизер тогда было восемь лет. Мы лечили ее, когда она болела, учили, воспитывали, и она выросла в замечательную, умную и красивую женщину. Узы между нами нерасторжимы, мистер Льюис. – Майлз ласково накрыл ладонью, лежащую на его руке, руку жены и ободряюще легонько сжал ее. – Понимаете, Хизер уже давно стала нашей старшей дочерью. И этого не изменить.

Дамиан ответил не сразу.

– Я думаю, – наконец заговорил он, и голос его был спокоен, – Хизер очень повезло, что у нее есть вы. И я даю вам слово, что разговор этот останется между нами.

Улыбка Виктории стала просто ослепительной. Она взяла его руку в свои ладони и сказала:

– Я знала, что вы очень хороший человек.

На этом они и расстались. Дамиан не стал больше бродить по ярмарке, а вернулся к Зевсу и направился домой.

Домой. Это слово потеряло для него свой первоначальный смысл. Не было у него дома, по крайней мере, сейчас. Он не мог вернуться ни в Йоркшир, ни в Бейберри.

В голове у него царил полнейший сумбур. Вопросы, вопросы и ни одного ответа. Теперь эта история с отцом Хизер – французским аристократом. Она-то откуда появилась на свет? Ложь от начала и до конца, другого просто быть не может! Тем не менее, Майлз – да и Хизер тоже! – говорили так искренне! Он едва не устыдился своего обмана. Хорош бы он был, раскрывшись перед ними. Ну, нет, подумал Дамиан, он должен следовать своему плану. В конце концов, именно за этим он и приехал в Англию.

Дамиан был настолько поглощен своими мыслями, что едва не наехал на низкую изгородь, окружавшую отведенный ему дом. Подняв голову, он увидел, что на увитом виноградом крыльце сидит Хизер.

Ночь была ясной и теплой, нёбо покрывала звездная россыпь. Хизер услышала топот копыт задолго до того, как увидела всадника.

Сердце глухо билось у нее в груди, пока Дамиан медленно подъезжал к дому. В серебристом лунном свете он казался могучим сказочным рыцарем или древним богом, спустившимся с небес на грешную землю.

Лица его Хизер разглядеть не могла, но точно знала, когда именно он понял, что она здесь. Мерный стук копыт прекратился. Все стихло, и, казалось, само небо затаило дыхание.

Дамиан остановился в нескольких шагах от дома и спешился. Хизер медленно поднялась с крыльца, на котором сидела, и вытерла о юбку внезапно вспотевшие ладони.

Дамиан стоял прямо перед ней. Лунный свет отражался в его глазах.

– Вы пришли наставить меня на путь истинный? – мягко спросил он.

Хизер отрицательно покачала головой и попыталась улыбнуться:

– Мне не следовало так разговаривать с вами, мистер Льюис. Я была недопустимо груба.

– Это точно.

Она посмотрела ему прямо в глаза:

– Мистер Льюис, я… я надеюсь, что вы примете мои извинения.

– Приму, конечно, – легко согласился Дамиан и приглашающим жестом указал на маленькую скамейку. – Может быть, мы присядем?

Хизер кивнула. Они сели, касаясь плечами друг друга.

– Я тоже должен принести вам свои извинения, мисс Дьювел. Тогда утром, когда вы рисовали под деревом, я позволил себе недопустимую развязность.

Хизер не была готова к такому повороту разговора и, не зная, что ответить, промолчала.

– А почему вы тогда назвались Алис?

Они впервые сидели так близко друг к другу, и это приводило Хизер в глубокое замешательство. Он был таким огромным, что рядом с ним она казалась себе совсем уж крохотной.

Хизер изо всех сил старалась успокоиться. Он лишал ее присутствия духа… Наконец, просто смущал и сбивал с толку.

– В наших местах редко встретишь незнакомых людей, – только это маловразумительное объяснение и пришло ей в голову.

– Вы что, испугались меня?

Хоть бы он перестал смотреть на нее!

– Может быть… пожалуй, немного испугалась.

Боже милосердный, она и сейчас боится его! Правда, не в том смысле, какой он вложил в эти слова. Пожалуй, впервые в ее жизни мужчина одним своим присутствием вызывал у нее целый шквал самых разноречивых чувств. Хотя удивляться здесь нечему, ведь у нее совсем не было опыта общения с мужским полом. В свое время ей удалось убедить родителей, что она совершенно не стремится посещать лондонские светские салоны. Так что подавляющее большинство ее знакомых мужчин были пожилыми фермерами, сияющими от счастья молодыми мужьями или отцами либо мужчинами, которых она знала с самого детства.

– Не было никакого резона пугаться, – мягко, каким-то ласковым тоном заметил он.

Хизер подняла глаза вверх, к усыпанному звездами небу. Она не была так спокойна, как он, и мысли ее неслись в какой-то бешеной скачке. Зачем она пришла сюда? Ей давно пора уйти, хватит.

– О да, – усмехнулась она, – полагаю, вы правы.

Дамиан не сводил с нее глаз. Казалось, он дал обет запечатлеть в памяти каждую черточку ее лица… Но это просто нелепо!

– Могу я задать вам один вопрос?

– Конечно.

– Вы упоминали о разбившейся карете, в которой погибли ваши родители… Вы тогда и повредили ногу?

Внутри у Хизер похолодело. Она непроизвольно дернулась, чтобы прикоснуться к своему изуродованному колену, но удержалась и безмолвно покачала головой.

– Я понял, – еле слышно прошептал Дамиан. – Выходит, вы с этим родились?

Повисшая вдруг тишина, казалось, никогда не кончится. Более чем когда-либо ей хотелось, чтобы так и было.

О чем он сейчас думает? Жалеет ее? Или тайком презирает и смотрит на нее с пренебрежением?

Душу Хизер окутал мрак. Дамиан Льюис никак не мог знать правды, с болью подумала она. Он не мог знать о той муке, которая терзает ее сердце. Она ненавидела, но терпела насмешливые перешептывания и удивленные взгляды, сопровождающие ее всю жизнь. Пожалуй, не было дня, чтобы Хизер не мечтала о чуде: она больше не калека, не хромоножка, она такая, как все. Бегает, прыгает, танцует…

Мысли девушки описали незримый круг, и прошлое вновь навалилось на нее всей своей тяжестью. Пансион мисс Хевшэм, где ее осуждали не за манеры, не за то, как она выглядит, не за незнание правил этикета и не за язвительное остроумие.

«Хизер, неужели ты думаешь, что ты нам нравишься? Да ты не нравишься никому. Все стараются держаться от тебя подальше».

Она снова услышала смех девочек, полный неприкрытого злорадства.

«Ты же не такая, как все, Хизер Дьювел! Играть в догонялки ты не можешь. Ходить ровно и красиво ты тоже не умеешь. А в танцах от тебя вообще проку никакого. Ты даже на лошади не можешь ездить, как все благородные леди. Ты хромоножка. Калека».

Сдерживая закипавшие слезы, Хизер думала, что всегда ей тыкали в нос то, чего она при всем своем желании изменить никак не могла: хромоту.