Хизер замерла. Мама знает. Знает, что между нею и Дамианом что-то произошло… Но она не может ей рассказать, она вообще никому про это не сможет рассказать!

Собравшись с силами, Хизер выдавила из себя улыбку:

– Я помню, мама.

Виктория внимательно посмотрела на нее и непринужденно перевела разговор на другую тему.

Через некоторое время, когда Виктория вернулась в дом, чтобы убедиться, что с обедом все в порядке, Хизер поднялась и направилась к отцу. Он стоял возле изгороди и с легкой улыбкой наблюдал за серым жеребцом, рысцой пересекавшим выгон.

Услышав ее шаги, Майлз обернулся, и его улыбка стала шире.

– Он летит, как ветер, ты только посмотри! – проговорил он и, помолчав, добавил:

– Знаешь, я назову его Пегас! Как ты думаешь, Хизер?

– По-моему, ему очень подходит это имя, папа.

Отец рассмеялся и хитровато прищурился:

– Значит, так и будет. Ты сейчас очень довольна собой, не так ли, кроха?

Моя кроха. Так он ласково называл ее еще в раннем детстве. Хизер рассмеялась:

– Думаю, у меня есть на то причина, папочка. Но я хочу спросить тебя о том же – ты доволен моим подарком? Или, может, тебе хотелось получить племенного барана?

– Тоже неплохо, но племенной баран не мчал бы меня с такой скоростью, – отшутился Майлз.

Хизер выразительно оглядела с ног до головы высокую фигуру отца и с серьезной миной и деланным сожалением проговорила:

– Боюсь, племенной баран вообще никуда не смог бы тебя умчать!

Не выдержав, Майлз от души расхохотался. Отсмеявшись, он посмотрел на дочь:

– Честно говоря, я и не подозревал, что ты так великолепно разбираешься в лошадях. Где же ты его откопала?

– На самом деле, папа… – начала было, Хизер, и тут же осеклась, но потом договорила:

– Мистер Льюис и я съездили на днях в Камберленд к коннозаводчику по имени Фергюссон.

– К Фергюссону? Потрясающе! Да ведь его лошади славятся что здесь, что в Париже! – Майлз слегка приподнял бровь:

– Надо думать, он заломил хорошенькую цену.

– Да, запросил недешево. Однако торговаться меня научил настоящий знаток этого дела. Как ты думаешь, кто это?

Они снова рассмеялись, но вскоре Хизер посерьезнела.

Майлз ласково провел кончиками пальцев по ее нахмуренному лбу над красиво изогнутыми смоляными бровями.

– О чем ты задумалась, кроха? – мягко спросил он.

Хизер глубоко вздохнула и посмотрела ему прямо в глаза:

– Папа, а как выглядел мой отец?

Майлз потрясенно молчал. Наконец он сумел справиться с растерянностью, но Хизер, не дав ему заговорить, продолжила:

– Он был черноволосый и высокого роста?

Майлз как-то странно посмотрел на нее.

– Да-да, он таким и был, малыш.

– Ты уверен?

– Вполне, – после легкого замешательства ответил Майлз.

Слава Богу, что она, похоже, не заметила его смущения.

– Конечно, это так, – задумчиво проговорила Хизер, как бы сама себе. – В конце концов, ты же хорошо его знал…

– Твоя мать была такой же миниатюрной, как ты, Хизер, только волосы у нее были каштановые. Зато у тебя в точности ее глаза.

Он исподтишка посмотрел на дочь. Последнее действительно было правдой.

– Папа, прости, если мои вопросы тебе неприятны, – сдержанно вздохнув, сказала Хизер.

– Ничего особенного ты не спросила, – успокоил ее Майлз. – Но почему тебя это интересует, кроха? Ты уже давненько – несколько лет, если не ошибаюсь, – не спрашивала меня о своих родителях.

Хизер печально посмотрела на отца.

– Просто я вдруг вспомнила какого-то высокого, черноволосого мужчину, и у меня появилась трудно объяснимая уверенность, что это, должно быть, и есть мой отец. Правда, странно?

Майлз скрыл за улыбкой свою тревогу.

– Даже и не знаю, что тебе сказать, милая. Но, думаю, волноваться здесь не о чем.

– Ты прав, конечно.

Поздно вечером Виктория сидела за туалетным столиком в их спальне и задумчиво расчесывала свои густые светлые волосы. В конце концов, она отложила щетку в сторону и повернулась к мужу. Он стоял у окна, запахнувшись в халат цвета красного бургундского вина, и молча смотрел в темноту.

– Тебе не кажется, что Хизер сегодня выглядела какой-то усталой?

Майлз так глубоко задумался, что ей пришлось повторить вопрос.

– Боюсь, что я этого не заметил, – ответил он и вновь повернулся к окну.

Виктория слегка нахмурилась. Сегодня не только Хизер вела себя странно. Майлз тоже был не такой, как обычно, – слишком молчаливый и напряженный. Она встала, подошла к мужу и, ласково положив ладонь ему на плечо, мягко спросила:

– Майлз, что-нибудь случилось?

Он ответил тихим, усталым голосом:

– Сегодня она расспрашивала меня о своем отце, о том, как он выглядел.

– Нет! Только не это! – ахнула Виктория. – И что же ты ей ответил?

– Господи, да я просто не знал, что сказать. – Майлз повернулся к жене. – Она столько лет даже и не вспоминала о них. Не успел я и рта раскрыть, как она спросила, а не был ли он высоким и черноволосым.

– Он таким и был?

– Я так ей сказал, но доподлинно не знаю, Виктория. В тот день, когда все случилось, было темно и лил жуткий дождь. И он был уже мертв. Я старался спасти Хизер и ее мать. – Майлз немного помолчал. – Но сегодня, когда я стоял рядом с Хизер, произошла престранная вещь. Знаешь, я вдруг подумал… А что, если тот человек, который ехал с Джустиной, вовсе не был ее мужем? А что, если он вовсе не отец Хизер? – Майлз нервно провел рукой по волосам. – С тех пор я только об этом и думаю! Вдруг тот человек не отец Хизер?

Лоб Виктории прорезала тонкая морщинка.

– Майлз, у тебя же нет причин сомневаться.

– Раньше не было. Понимаешь, раньше!

– Но они же ехали вместе, разве не так? Все трое?

– Да. Я полагал, что тот мужчина и есть отец Хизер. И Джустина все время про него спрашивала. Только и говорила: «Что с Бернаром?» Она умоляла, чтобы ей сказали, что с ним все в порядке. – Майлз начал расхаживать по спальне. – Он ехал вместе с ней, и я был просто уверен, что это ее муж.

– Послушай, я тоже была в этом уверена, – заметила Виктория.

– Ну а если я тогда ошибся? Я же не выяснял, Виктория, кто он такой. Прежде всего, потому что считал их одной семьей, а позже я просто не хотел этого знать. Я вообще старался все скрыть, боясь осложнений при оформлении опекунства над Хизер. Я тогда думал, что чем меньше известно о ее родителях, тем лучше для всех.

Он остановился посредине комнаты. Виктория давно не видела мужа таким взволнованным.

– Боже, я молюсь, чтобы она больше ничего не вспомнила. При одной мысли об этом меня просто ужас охватывает! Ведь Джустина тогда много раз спрашивала про Хизер, помнишь? И если бы я ей не сказал, она так никогда бы и не узнала, жив ее ребенок или мертв!

Виктория подошла к мужу.

– Майлз, успокойся. Человек, который ехал с Джустиной, был ее мужем и отцом Хизер. По-другому и быть не могло.

Он обнял жену и прижался подбородком к ее плечу.

– Возможно, ты и права. Но вопросы Хизер меня беспокоят. Послушай, Виктория, а если она докопается до правды?.. Узнает, что я их обоих до того несчастного вечера и в глаза не видел?.. Да это убьет ее! Я ведь никогда не смогу сказать ей, какой низкой женщиной была ее мать. Она уже умирала, а все поносила самыми последними словами свою дочь за то, что та осталась жива! Виктория, если бы ты только слышала…

От неподдельной боли в его голосе у Виктории защемило сердце. Она вдруг почувствовала в нем такой страх, какого прежде никогда и не замечала.

Видеть мужа в таком состоянии было невыносимо. Виктория ласково потерлась щекой о его плечо.

– Я знаю, любовь моя, я знаю, – шепнула она.

Майлз крепко обнял жену, и она поняла всю силу его отчаяния.

– Все эти годы я твердил себе, что все сделал правильно. Но теперь…

– Майлз, да не мучайся же так! Ты поступил правильно! Ты же любил Хизер и искал способ ее защитить, а для этого был только один путь! Не сделай ты то, что сделал, девочка наверняка попала бы в сиротский приют! А ты прекрасно знаешь, что там за несчастными малышами нет даже маломальского ухода, чего уж говорить о Хизер с ее коленом. Она бы валялась в каком-нибудь грязном углу, и никто ни разу даже не подошел бы к ней! До нее там никому не было бы дела! – У Виктории на глазах выступили слезы. – Мне ненавистна сама мысль, что Хизер могла оказаться в таком месте.