Для замка строение было довольно небольшим. Совершенно круглое, возведенное на краю утеса, оно напоминало скорее маяк. Прогулка закончилась. Дженьюэри сидела там, где ее оставили, измученная малярией, — лицом на юг, вместе с Томасом. Внизу, вдоль кончающейся тупиком дороги, стояли взятые напрокат машины. Их водители и несколько медсестер устроили среди цветов пикник.

— Пойдемте в комнаты, — предложил де л'Орме. — На такой высоте солнце всегда сильно жарит, но появись облачко — и температура скакнет вниз. А сейчас надвигается шторм.

Толстые полена, тлеющие в железной жаровне, едва согревали прохладную комнату. Интерьер столовой был строгим, стены голые, ни гобеленов, ни кабаньих голов. Де л'Орме в красивом убранстве не нуждался.

Все уселись вокруг стола, слуга принес супницу с протертым супом. Вилок не подали, только ложки для супа и ножи для фруктов, сыра и ветчины. Слуга разлил вино и удалился, прикрыв за собой двери.

Де л'Орме предложил тост: за великие сердца своих соратников и — не меньший аппетит. Он хоть и был тут хозяином, сегодня не распоряжался. Всех созвал Томас, но никто не знал почему. Иезуит с самого приезда был чем-то озабочен. Все приступили к угощению.

Обед их немного оживил; целый час прошел в приятных разговорах. Некоторые присоединились к обществу недавно и после той нью-йоркской встречи почти не виделись, однако общая цель сблизила всех, и люди чувствовали себя одной семьей. Каждый с волнением слушал рассказы других и радовался, что все живы-здоровы.

Дженьюэри рассказала о своей последней встрече с Десмондом в аэропорту Пномпеня. Он направлялся в Рангун, а потом на юг, на поиски вождя племени карен, о котором говорили, что он встречался с Сатаной. С тех пор о Десмонде никто ничего не слышал.

Все ждали, когда же поделится своими новостями Томас, но тот был печален и рассеян. Он приехал позже остальных и привез какую-то коробку. Разговаривать не хотел.

— А где Сантос? — спросил Мустафа у де л'Орме. — Подозреваю, ему наше общество не по душе.

— Уехал в Йоханнесбург, — ответил археолог. — Там, кажется, поднялась еще одна группа хейдлов. Сдались горстке невооруженных рабочих с алмазных копей!

— Уже третья за месяц, — сказал Персивел. — Одна в Уральских горах, другая под Юкатаном.

— Кроткие, как ягнята, — рассказывал де л'Орме. — Поют что-то хором. Паломники в Иерусалиме, да и только.

— Вот так сравнил!

— Казалось бы, им безопаснее уйти вниз, подальше от нас. А они как будто страшатся бездны, что у них за спиной. Так же как мы боимся своей бездны.

— Давайте приступим, — предложил Томас.

Все так долго ждали этого момента, и вот он наступил. Мелькают ножи, исчезает вино. Сначала все осторожничали, не спешили — «сперва другие, потом я», но скоро осторожный обмен информацией превратился в общий оживленный разговор. Сатану разбирали по косточкам с энтузиазмом первокурсников. Нити уводили в самых разных направлениях. Собеседники все понимали, но удержаться не могли и городили одну дикую теорию на другую.

— Я испытал облегчение, — признался Мустафа. — Я-то думал, я один пришел к таким странным выводам.

— Мы должны придерживаться только точных фактов, — строго напомнил Фоули.

— Правильно, — сказала Вера.

Но никто не угомонился.

Все согласились, что речь идет о существе мужского пола. Если исключить шумерскую легенду четырехтысячелетней давности о царице Эрешкигаль и про Аллату в Ассирии, у властелина подземного мира мужская сущность. Даже если окажется, что современный Сатана — это совет вождей, наиболее вероятно, что там преобладает мужской взгляд на мир — стремление к господству, желание лить кровь.

Собравшиеся экстраполировали распространенные теории о животных — о поведении альфа-самцов, рефлексах защиты участка, репродуктивной активности. Дипломатия на такую личность, возможно, подействует, а возможно, и нет. Сжатый кулак или пустая угроза могут его лишь спровоцировать. Вождь хейдлов не глупец, напротив, его способность к обману, лицедейству, хитрым проискам, его изобретательность предполагают настоящего гения, владеющего обеими культурами. У него коммерческая сметка торговца солью, отвага одиночного покорителя Северного полюса. Среди людей он — путник, знающий их языки, способный ученик, незаметный наблюдатель, искатель приключений, исследователь, что ищет наугад, или ради выгоды, или из научного любопытства, как общество «Беовульф» или экспедиция «Гелиоса».

Его умение скрываться — настоящее искусство, великое мастерство, но оно не без изъяна. Его никогда не ловили. Но его видели. Никто точно не знает, как он выглядит, значит, он выглядит не так, как предполагают люди. Вряд ли у него красные рога, или раздвоенные копыта, или хвост с жалом на конце. Иногда он бывает нелепым, похожим на зверя, иногда — привлекательным, обаятельным и даже прекрасным. Значит, он либо ловко меняет личины, либо у него множество помощников и агентов. Или родни.

Способность передавать память от одного сознания другому, теперь клинически доказанная, имеет огромное значение, утверждал Мустафа. Благодаря таким перевоплощениям может существовать своего рода династия; подобным образом происходят реинкарнации Далай-ламы.

Сравнение Сатаны с настоящей священной «династией» впечатлило всех.

— Этакий буддизм наизнанку, — сострил Персивел.

— Возможно, — нетерпеливо сказал де л'Орме, — Сатана скорее вымрет, превратится в абстрактное понятие, чем станет бороться за существование. Многие годы рыская в лагере противника, лев превратился в гиену. Буря оказалась дуновением ветра, пшиком, просто пуканьем.

Описывают ли археологические и лингвистические источники самого Сатану или же его помощников, речь идет о личностях с пытливым умом. Нет никаких сомнений, что тьма стремится познать свет. Но что именно познать? Цивилизацию? Условия жизни? Прикосновение солнечных лучей?

— Чем больше я узнаю о культуре хейдлов, — сказал Мустафа, — тем больше думаю, что это великая культура, пришедшая в упадок. Словно коллективный разум заболел слабоумием и начал разрушаться.

— Скорее тогда не слабоумие, а аутизм, — вмешалась Вера, — ярко выраженное эгоцентрическое восприятие. Неспособность осознавать окружающий мир и отсюда неспособность к творчеству. Посмотрите на предметы, найденные в поселениях хейдлов. Последние три — пять тысяч лет изделия все чаще и чаще человеческого производства: монеты, оружие, наскальные рисунки, орудия. Это может означать, что хейдлы, освоив более высокие искусства, ушли от физического труда, заставляя заниматься повседневными работами людей-пленников, либо же они ценят украденные предметы больше, чем изготовленные ими самими. Не забывайте и об уменьшении их численности за последние несколько тысяч лет. Некоторые демографические исследования указывают на то, что во времена Аристотеля и Будды население хейдлов могло составлять около сорока миллионов особей. В настоящее время они не насчитывают и трехсот тысяч. Что-то у них случилось. У них не развились высокие искусства. Во всяком случае, они деградировали, берегут человеческие безделушки, все меньше понимая, что это такое, для чего, не понимая даже, кто они сами.

— Мы с Верой много раз это обсуждали, — сказал Мустафа. — Конечно, нужно выполнить огромное количество исследований. Но если судить по окаменелостям, которым миллион лет, то получается: хейдлы изготовляли орудия и даже умели извлекать металлы из руды намного раньше людей. Когда человек еще только пытался обтесать один камень другим, хейдлы делали из стекла музыкальные инструменты. Как знать — быть может, и огнем люди не сами научились пользоваться. Быть может, нас научили хейдлы. И вот: перед нами жалкие существа, опустившиеся до дикого состояния, целыми поколениями прячущиеся в норах. Печально, ничего не скажешь.

— Вопрос вот в чем, — сказала Вера, — отразился ли упадок на всех хейдлах без исключения?

— Сатана, — подхватила Дженьюэри. — Самое важное — коснулось ли это его?