Июль

Смертный приступил к трапезе.

Мясо еще не остыло. На самом деле это было больше чем трапеза, хотя и меньше чем таинство. Мясо добычи — как путевая веха, если разбираться в его вкусе и запахе. Главное, найти верную точку отсчета, поставить, так сказать, правильно часы — и тогда можно уверенно судить о малейших изменениях — вкуса, запаха, кожи, крови, мышц — в зависимости от места обитания добычи. Запомните частности, и вы будете ориентироваться не хуже, чем по карте. С этой точки зрения наиболее красноречива печень, реже — сердце.

Он скрючился в темной трещине, сжимая в руках добычу. Словно моряк, пытающийся определить север, изучал он расположение органов, их размер и запах. Попробовал на вкус. Ощупал пальцами череп, приподнял конечности, провел по ним руками. С таким существом он еще не сталкивался. Оно особенное — не потому, что это новый тип или вид, а потому, что почти невозможно понять, о чем говорит его плоть. И все же он постепенно поймет. И запомнит все подробности.

Подняв голову, он прислушался — не идет ли кто? Положил руки на шкуру зверя и дал волю своему любопытству.

Он был почтителен. Ведь он — ученик, а зверь — его учитель. Ему не просто нужно найти восток или запад. У бездны — своя логика, и степень упругости плоти может послужить неким альтиметром. Например, живущие в морях глубоководные монстры, такие как морской черт, передвигаются очень медленно, скорость метаболизма у них в сто раз меньше, чем у рыб, обитающих ближе к поверхности. Ткани содержат много влаги, мало мышц и не содержат жира. Так же обстоит дело и в подземном мире. Спускаясь по некоторым коридорам, можно найти рептилий или рыб, которые представляют собой желудок с зубами. И даже тех из них, кто не ядовит, есть не стоит. Их энергетическая ценность не намного больше, чем у воздуха. Но он ел даже их.

Опять же есть много причин для охоты, помимо того, чтобы наполнить желудок. Если быть внимательным, можно определить курс, найти место назначения, отыскать воду, избежать — или выследить — врагов. И простое выживание превращается в нечто большее — Путь. Судьбу.

Это животное говорило о многом. Он нащупал глаза, попытался открыть веки, но они срослись. Животное слепо. Когти как у хищника, отстоящий большой палец. Он поймал этого зверя, когда тот планировал в легком сквозняке; для настоящего полета крылья были слишком малы.

Он снова стал ощупывать верхнюю часть. Морда. Молочные зубы, но острые, как иголки. Устройство суставов. Гениталии. Это самец. Бедра шершавые — от трения о камни. Он надавил на мочевой пузырь — жидкость имела острый запах. Приложил ногу животного к влажной почве, потом ощупал отпечаток.

Все делалось в темноте. Наконец Айк закончил. Он уложил органы обратно в брюшину, сложил конечности и затолкал тело в расселину.

Экспедиция дошла до системы глубоких впадин, напоминающих каньоны на земной поверхности. В отличие от каньонов они образовались не от воздействия сильных потоков воды. Это были окаменевшие участки морского дна. Экспедиция нашла сухое океанское дно на глубине две тысячи шестьсот пятьдесят фатомов под Тихим океаном.

Ученые разбили лагерь рядом с огромной коралловой грядой, уходящей обоими концами во тьму. Шервудский лес из окаменевших полипов. Огромные, раскидистые, словно у дубов, ветви зеленых, голубых и розовых пастельных тонов. У этих кораллов — как определил геоботаник — общий предок с Corallium nobile из отряда горгонарий. Под их ветвями лежали высохшие морские веера, чья окраска стала почти прозрачной. Попадались древние морские животные, превратившиеся в камень.

Экспедиция продолжалась уже четыре недели. Шоут и Уокер пошли на уступку, дав ученым задержаться здесь на лишних два дня.

За время стоянки у коралловых рифов ученые почти не спали, ведь обратно они этой дорогой не пойдут. И возможно, никто не пойдет. Они лихорадочно собирали образцы альтернативной эволюции. Вместо того чтобы нести их с собой, ученые собирали материал для цифрового архива на компьютерных дисках, и видеокамеры жужжали день и ночь.

Уокер принес двух животных с крыльями. Живых.

— Падшие ангелы, — объявил он.

Их несли головой вниз, связанных стропами, одурманенных снотворным. Одно укусило солдата, и тот теперь мучился сухой рвотой. Кто именно кусался, было видно сразу — этому экземпляру сломали ботинком крыло.

Конечно, они не падшие ангелы. Демоны, чудовища.

Ученые столпились вокруг, во все глаза глядя на обмякших животных. Те судорожно подергивались. Одно из них выпустило струю мочи — как у херувимов на старых полотнах.

— Как вам удалось, Уокер? Где вы их нашли?

— Мои люди наткнулись на их добычу — эти двое обгрызли третьего такого же. Нам оставалось только подождать, пока они вернутся, чтобы поесть еще, и пойти схватить их.

— Так там еще есть?

— Два или три десятка. А может, сотни. Целая орава. Или стая. Как летучие мыши или обезьяны.

— Колония, — сказал один из биологов.

— Я приказал держать их на расстоянии. У входа в коридор — огневой мешок. Опасность нам не грозит.

Шоут тоже, оказывается, не оставался в стороне.

— Вы бы понюхали, как пахнут их экскременты! — сказал он.

Несколько носильщиков, увидев животных, забормотали и закрестились. Солдаты бесцеремонно их выпроводили.

Живые образцы неизвестного вида — да еще теплокровные, высшие позвоночные — такое не забредает в лагерь натуралиста запросто. Ученые немедля окружили их с рулетками, ручками и фонарями.

Более крупный экземпляр достигал в длину двадцать два дюйма и был расцвечен самыми яркими красками. Все оттенки орхидей — от пурпурного, переходящего в бирюзовый, до желтоватого. Еще один парадокс природы: для чего в темноте такие яркие цвета?

У этого животного были молочные железы — кто-то выдавил струйку молока — и темно-красные, налитые кровью половые губы. У другого животного гениталии на первый взгляд были такие же, но когда кто-то раздвинул их кончиком ручки, всех ожидал сюрприз.

— Что я вижу!

— Пенис, ну и ну!

— Не сказать, чтобы крупный.

— У моего парня примерно такой был.

Однако, дурачась и отпуская шутки, они не забывали скрупулезно записывать данные. Более крупный оказался кормящей самкой в течке. Другой — мужского пола; коренные зубы — с тремя бугорками, разрушенные; затвердевшие подошвы, обломанные когти, язвы в тех местах, где локти, колени и плечи терлись о камни. Эти и некоторые другие возрастные признаки исключали предположение, что он — детеныш самки. Вероятно, солдаты поймали «супружескую пару». Самку дома явно ждал детеныш, и, возможно, не один.

Придя в себя после воздействия успокоительного, звери судорожно затрепыхались. Они пришли в сознание и тут же, получив шок от яркого света, снова впали в ступор.

— Не ослабляйте путы, они кусаются, — распорядился Уокер, когда животные, подергавшись, впали в полубессознательное состояние.

Такие миниатюрные — невозможно, чтобы это были хейдлы, которые вырезали целые армии, расписывали пещеры наскальными рисунками и веками пугали человека.

— До Кинг-Конга им далеко, — заметила Али. — Посмотрите, каждый весит не больше тридцати фунтов. Ваши веревки их задушат.

— Не могу поверить, что вы сломали ей крыло, — сказал Уокеру биолог. — Ведь она, наверное, просто охраняла свое жилище.

— Это еще что? — резко встрял Шоут. — Неделя защиты животных?

— У меня вопрос, — начала Али. — Сегодня утром мы выступаем. А как же они? Возьмем с собой? Они ведь не комнатные зверушки. Нужно ли было их вообще забирать сюда?

Лицо Уокера, вначале довольное, вытянулось. Он явно решил, что на нее не угодишь. Шоут это заметил и кивнул Али, словно хотел ее похвалить.