— Шлем, что ли, такой?

— Змеи. У него из головы растут.

— Не, это дреды. То ли от грязи затвердели, то ли еще от чего…

Волос, действительно очень грязных и спутанных, хватило бы на целый выводок Медуз горгон. Трудно сказать, были ли среди жестких прядей костяные наросты, но так или иначе выглядел хейдл отвратительно. Татуировки, железное кольцо на шее — как у настоящего демона. Он был выше, чем существа, которых Бранч видел в Боснии, и казался несравнимо крепче других убитых. Однако Бранч ожидал чего-то другого.

— Упакуйте его, — приказал майор, — и выбираемся отсюда.

Вашингтон нетерпеливо приплясывал, словно чистокровная скаковая.

— Нужно в него выстрелить!

— Для чего это тебе, Вашингтон?

— Просто нужно, и все. Он вел всех остальных. Он и есть злодей.

— Хватит уже, — сказал Бранч.

Бормоча, Вашингтон сильно пнул тело куда-то в область сердца и отвернулся. Крупная грудная клетка шевельнулась, точно просыпающийся зверь, сделала глубокий вдох, потом еще один. Вашингтон услышал дыхание и забарахтался среди трупов, крича остальным:

— Он живой! Приходит в себя!

— Не стрелять! — заревел Бранч. — Не стрелять в него!

— Они не умирают, майор, смотрите!

Существо начало шевелиться.

— Не теряйте рассудка! — потребовал Бранч. — Давайте не будем спешить. Посмотрим. Он мне нужен живой.

До поверхности уже недалеко. Если повезет, они поднимутся наверх с живой добычей. А если придется трудно, всегда успеют разделаться с пленником.

Бранч продолжал его разглядывать.

Каким-то образом хейдл избежал массированного огня, направленного прямо в гущу толпы. Бранч расположил «клейморы» таким образом, что каждый противник должен был получить свою порцию. Наверное, этот услыхал что-то, чего не слышали остальные, и в решающий момент успел увернуться. Обладая такой реакцией, хейдлы вполне могли прятаться от людей в течение всей истории.

— Он над ними главный, точно он, — сказал кто-то. — Больше тут некому.

— Возможно, — ответил Бранч.

Солдатам явно не терпелось рассчитаться.

— Сами же видите. Посмотрите.

— Застрелите его, майор, — настаивал Вашингтон. — Все равно он умирает.

Хватило бы одного слова майора. Более того, достаточно было молчания. Стоит Бранчу отвернуться, и все будет кончено.

— Умираю? — спросило существо, открыло глаза и посмотрело на солдат.

Не отскочил только Бранч.

— Рад познакомиться, — произнесло существо.

Губы поднялись, обнажив белые зубы. Улыбка создания, у которого, кроме улыбки, ничего не осталось.

Затем существо засмеялось — тем самым смехом, который они слышали раньше. Его веселье казалось неподдельным. Оно смеялось над ними, над собой, над своими страданиями, над опасностью, над вселенной. Подобной дерзости Бранчу видеть не приходилось.

— Застрелите его! — сказал сержант Дорнан.

— Нет! — приказал Бранч.

— Да ладно вам, — откликнулось существо. Произношение у него было как у жителя Вайоминга или Монтаны. — Пусть стреляют, — и перестало смеяться.

Раздался щелчок — кто-то вставил обойму.

— Нет, — повторил Бранч. Он опустился на колени. Монстр и еще один монстр. Взял в руки медузообразную голову. — Кто ты? Как тебя зовут? — В этот момент майор был похож на священника, принимающего исповедь.

— Он разве человек? Такой же, как мы? — забормотал кто-то.

Бранч приподнял голову раненого и посмотрел ему в лицо — лицо оказалось моложе, чем он ожидал. И тут рейнджеры увидели то, чего не было на других пленниках. У самого основания шеи висело железное кольцо, вделанное в позвоночник. Один рывок за кольцо — и он покойник. Люди испытали потрясение. Какой, должно быть, волей он обладает, если ее потребовалось ломать вот таким, немыслимым образом.

— Кто ты? — повторил Бранч.

Из глаза выкатилась слеза. Человек пытался вспомнить. Он произнес свое имя, словно отдал оружие. Говорил он так тихо, что Бранчу пришлось повторить для остальных:

— Его зовут Айк.

Под озером Онтарио

Три года спустя

Бронированный вагон замедлил скорость до тридцати километров в час и выполз из узкого, как нора, подземного туннеля в гигантский грот, где располагался лагерь «Елена». Дорога поднималась вдоль гребня каньона, потом спускалась на самое дно. Айк бродил взад-вперед по вагону, перешагивая через пятна крови, изможденных людей и военное снаряжение. Он был неутомим и опять рвался в бой.

Через лобовое стекло виднелись огни лагеря. Через заднее — грязное обстрелянное жерло туннеля. И сердце Айка разрывалось надвое — между будущим и прошлым. Потому что семь жутких недель их взвод гонялся за хейдлами, за этим ужасом, в коридоре, пересекающем самый глубокий железнодорожный узел. Потому что четыре недели из семи люди держали палец на спусковом крючке. Самые глубокие линии должны были контролироваться коммерческими службами безопасности, но государственные военнослужащие тоже оказались при деле. И принимали на себя удары. Теперь солдаты ехали в новехоньком автоматическом вагоне с креслами из красного пластика; в ногах у них валялось грязное снаряжение, тут же на полу умирал солдат.

— Приехали, — сказал Айку один из спутников.

— Поздравляю, — ответил Айк. И добавил: — Лейтенант.

Это походило на обратный пас. Люди вернулись в свой мир, но Айку и тут не было мира.

— Послушай, — тихо начал лейтенант Мидоуз, — то, что случилось… может, мне и не нужно об этом докладывать. Просто извинишься при всех…

— Ты меня прощаешь? — фыркнул Айк.

Усталые рейнджеры вскинули головы. Мидоуз сузил глаза, Айк вытащил горнолыжные очки с почти черными стеклами. Он нацепил дужки на уши и опустил очки на грубую татуировку, что пересекала все лицо — от лба через щеки до самого подбородка. Отвернулся от придурка и сощурился, глядя в окно на лежащую перед ним огневую позицию.

«Небо» над лагерем прорезали искусственные молнии. Множество мечущихся лазерных лучей образовывали острый купол в милю шириной. Вдалеке мигали стробоскопы. Дреды Айка — он обрезал их до плеч — тоже частично прикрывали глаза, но этого было недостаточно. Айк, такой сильный в подземной тьме, здесь терялся.

Военные городки напоминали Айку разбитое судно в Арктике — приближается зима, и понимаешь, что навигация здесь короткая. Именно так и здесь, внизу, — в одном месте нельзя оставаться подолгу.

Каждый коридор, каждый туннель, каждую щель в высоченных стенах грота заливал свет, и все же в «небе» над лагерем мелькали крылатые животные. Иногда они уставали и спускались вниз — отдохнуть или поесть — и мгновенно сгорали в лазерном куполе. Крутые пятидесятиметровые навесы с каркасами из титанового сплава защищали рабочие и жилые помещения от обвалов, а заодно и от останков сгоревших животных. Издалека лагерь казался скоплением огромных соборов.

Конвейерные ленты, тянущиеся к боковым туннелям, лифтовые шахты, разнообразные вентиляционные трубы, выступающие из потолка, пелена смога — место походило на ад, и этот ад был создан руками человека.

По конвейеру ползли в глубину продукты, оборудование, боеприпасы, обратно — руда.

Вагон подошел к воротам и остановился, рейнджеры гуськом вышли из вагона — они даже растерялись от ощущения безопасности. Люди жаждали поскорее очутиться внутри, за колючей проволокой, наброситься на холодное пиво, горячие гамбургеры и завалиться спать.

Что до Айка, он предпочел бы присоединиться к новому отряду. Хоть сию минуту.

К вагону бежали запоздавшие санитары с носилками; проходя через ворота, освещенные дуговыми лампами, они показались белыми, как ангелы. Айк опустился на колени возле раненого, потому что это следовало сделать и потому что ему нужно было взять себя в руки. Свет расположили таким образом, чтобы, освещать все происходящее и убивать все, что можно убить светом.