— Вера, наконец-то! Ямомото говорила, что вы были у нее несколько месяцев назад.
Вера представила спутников.
— Мэри-Кей — одна из моих лучших учениц. Когда мне удавалось привлечь ее внимание. То у нее триатлон, то альпинизм, не угонишься за ней.
— Добрые старые времена, — проговорила Мэри-Кей, которой было никак не больше тридцати.
Судя по всему, медицина стала уделом исключительно молодых и сильных.
— Правда, время теперь неподходящее, — заметила Мэри. — Мы тут все под ружьем. Кругом правительственные агенты, фэбээровцы.
Темные круги под глазами молодой женщины подтверждали ее слова. Что бы тут ни делалось, ей тоже немало перепало.
— Мы вообще-то слышали, что у вас что-то случилось, — сказала Вера. — И хотели бы узнать как можно подробнее. Если у тебя найдется свободная минутка.
— Конечно найдется. Только закончу одно дело. Я собралась тут кое-что посмотреть.
— Я хочу помогать, — потребовала Вера.
Мэри-Кей с признательностью протянула Вере распечатку электроэнцефалограмм.
— Это снято год назад, в первый день подготовки хейдла к микротомии. Запись начата в два тридцать четыре, когда приступили к расчленению тела. Если не трудно, проверьте на диаграмме те моменты, когда производилось рассечение. Когда лезвие проходило через тело, зафиксирована некоторая активность. Я покажу где.
Она нажала кнопку на клавиатуре. Остановленный кадр начал двигаться.
— Ну вот. Вы готовы? Сейчас будут отчленять ноги. Вот, сейчас.
На экране возникло нечто, похожее на ленточную пилу. Работники придерживали длинный прямоугольник геля на боку. Двое из них убрали кусок, после того как он прошел через пилу.
— Ничего, — сказала Вера. — Никакой реакции. График — прямой.
— Секция головы. Есть что-нибудь?
— Ничего. Не шелохнулось.
— А что мы вообще должны увидеть? — спросил Персивел.
— Активность мозга. Болевая реакция. Что-нибудь.
— Мэри-Кей, — спросила Вера, — почему ты ищешь признаки жизни в мертвом хейдле?
Женщина беспомощно взглянула на Веру.
— Стараемся учитывать все варианты, — сказала она, и стало ясно, что «варианты» не соответствуют традиционным взглядам.
Мэри повела их по корпусу, рассказывая по дороге:
— Последние пятьдесят две недели наше отделение компьютерной анатомии в целях изучения хейдлов занималось микротомией одного экземпляра. Проектом руководила доктор Ямомото, очень способный патолог. В воскресенье утром, когда это случилось, она находилась в лаборатории одна.
Они вошли в большую комнату, наполненную запахами разложения и химикатов. Pay показалось, что здесь произошел взрыв. Большие машины были перевернуты, из потолочных панелей выдраны провода. Из напольного коврового покрытия вырваны целые полосы. Ученые, как и следователи, пытались по картине разгрома определить, что произошло.
— Охранник обнаружил Ямомото скорчившейся в дальнем углу. Он вызвал по радио помощь. Это было его последнее сообщение. Его нашли на трубе под потолком с вырванным пищеводом. Ямми лежала в углу, раздетая и истекающая кровью. Ни на что не реагировала.
— Так что же случилось?
— Мы сначала думали, что кто-то сюда проник с целью грабежа или желая саботировать проект и напал на охранника. Но здесь — сами видите — окон нет, а дверь только одна. На двери повреждений не осталось, поэтому возникло предположение, что какой-нибудь хейдл проник внутрь через вентиляцию, намереваясь уничтожить нашу базу данных. Ведь мы же изучали их анатомию. Нас финансировало Министерство обороны. Производители оружия требовали информацию об их тканях, чтобы усовершенствовать оружие и боеприпасы.
— Когда Бранч так нужен, его нет, — сказал Pay. — Никогда не слышал, чтобы хейдлы такое вытворяли. Подобное нападение предполагает немалый интеллект.
— Теперь мы, во всяком случае, думаем иначе, — продолжала Мэри-Кей. — Сами представляете, какой был шум. Прибыла полиция. Мы положили Ямми на каталку, и тут она пришла в сознание и вырвалась.
— Вырвалась? — удивился Персивел. — Она все еще боялась нападения?
— Это было страшно. Она разбила аппаратуру, исполосовала скальпелем двоих охранников. Пришлось в конце концов подстрелить ее из усыпляющего пистолета. Как дикого зверя. Тогда Ямми и потеряла ребенка.
— Ребенка? — спросила Вера.
— Ямми была на седьмом месяце. То ли из-за стресса, то ли из-за снотворного… произошел выкидыш.
— Ужасно.
Они подошли к длинному анатомическому столу. Вере довелось повидать немало человеческих тел, изуродованных катастрофами, болезнями или голодом. Но увидеть такое она оказалась не готова. Хрупкая молодая женщина с японскими чертами лица была привязана к столу и укрыта одеялом. Голова — с десятками торчащих электродов — напоминала голову медузы Горгоны. Зрелище походило на пытку. Руки и ноги связаны чем придется — полотенцами, резиновыми трубками, скотчем. Обычно те, кто лежит на анатомическом столе, не требуют таких предосторожностей.
— В конце концов следователь проверил отпечатки пальцев и установил виновного, — сказала Мэри-Кей. — Это все Ямми.
— Что — «Ямми»? — не поняла Вера.
— Вы хотите сказать — натворила вот это? — спросил Pay. — Охранника убила доктор Ямомото?
— Да. У нее под ногтями нашли его ткани.
— Вот эта женщина? — фыркнул Персивел. — Да одни аппараты весят по тонне.
Сбоку хмурился Томас, одолеваемый темными мыслями.
— Но почему она такое сделала? — спросил Pay.
— Мы и сами в тупике. У нее мог быть припадок эпилепсии, но ее муж сказал, что она никогда не страдала эпилепсией. Или неожиданный психотический приступ. Один монитор — Ямми не смогла его разбить — показал, как она упала без сознания, затем встала и начала крушить все аппараты, предназначенные для выполнения срезов. Объект ее гнева очень специфичен — именно аппараты, словно она расправлялась с ними за какое-то великое зло.
— И убила охранника?
— Точно неизвестно. Убийство произошло за пределами обзора камеры. Охранник сообщил по радио, что обнаружил ее в позе эмбриона. Она обнимала вот это. — И Мэри-Кей указала на письменный стол.
— Боже милосердный! — сказала Вера.
Персивел подошел к столу и увидел источник запаха. То, что осталось от черепа хейдла, лежало между бутылкой от газировки и телефонным справочником Денвера. Голубой гель почти полностью растаял и протек в ящики стола.
Нижняя часть головы была срезана лезвиями машины настолько ровно, что, казалось, существо материализуется из крышки стола. К уродливому черепу прилипли черные волосы. Из трепанационных отверстий росли провода электродов. Череп долго предохраняли от соприкосновения с воздухом, и теперь он быстро разлагался.
Еще больше, чем разложение и отсутствие челюстей, поражали глаза. Веки подняты, глазные яблоки навыкате, зрачки замерли в яростном взгляде.
— Какой свирепый, — произнес Персивел.
— Это она, — поправила Мэри-Кей. — Такие глаза на выкате — симптом гипертиреоза. В организме недостаточно йода. Вероятно, она жила в регионе с дефицитом основных минералов, солей например. Так выглядят многие хейдлы.
— Что же может толкнуть человека на такой поступок?
— Мы сами себя спрашиваем. Может, она начала подсознательно отождествлять себя с лабораторным экземпляром? Что могло спровоцировать такую реакцию? Мы исследовали все варианты — отождествление, замещение, трансформацию. Ямми всегда была такая спокойная. И в последнее время счастлива, как никогда. Беременность, любящий муж, интересная работа.
Мэри-Кей подоткнула одеяло вокруг шеи Ямомото, убрала со лба волосы. Над глазами оказался большой кровоподтек. Должно быть, она в ярости билась головой о стены и аппаратуру.
— Потом приступы начались снова. Мы сняли ЭЭГ — такого вы никогда не видели. Настоящая буря, просто ураган. Мы погрузили ее в кому.
— Правильно, — одобрила Вера.
— Но это не помогло. Активность не уменьшилась. Как будто что-то продирается через мозг, замыкая нервные окончания. Все равно что наблюдать замедленное воспроизведение молнии. Только электрическая активность мозга не везде одинакова. Казалось бы, картина должна быть та же в любой части мозга. Но вся активность сосредоточена в гиппокампе.