Ехали мы восемь дней. По меркам кочевников, наверно, просто ползли. В результате я справился с поставленной задачей, доехал сам, не упал, не заболел. В общем, молодец, свой парень кочевник. Ура, товарищи! Задницу стер, само собой.
Теперь серьезно. По дороге в палатке у меня постепенно образовалось что-то вроде Генерального штаба. Игрушечного, конечно. Кроме Генерала каждый вечер часа через два после остановки обоза появляются трое Командующих дивизиями. В каждой дивизии примерно по десять тысяч всадников, но неровно, и называются они соответственно - левое крыло, правое крыло и центр. Набор произведен по семьям или родам, в каждом из которых какое-то количество юрт, поставляющих воинов. Все это как-то равномерно постарались разбить на три части, но смысл очевиден - в каждой дивизии воюют воины одного клана, старые и молодые вместе, нет дедовщины и существует взаимовыручка. Командующих дивизиями я обозначил как Полковника, Майора и Капитана. Полковник старый, а Капитан совсем пацан, лет двадцать пять всего. Кроме них присутствует, но никогда не вмешивается в обсуждения, Интендант. Это я его так назвал, думаю, так оно и есть. Пока это похоже на семинар: они мне ставят задачки на различной местности, я их, в меру способностей, решаю. Своей информации дают мало, только Капитан иногда горячится и кое-что проясняется, как с составом дивизий. Конница у них сборная, в части коней и вооружений разношерстная. Кто с чем пришел, тот тем и воюет. Оружие передается по наследству. Основное оружие - лук и меч, копий практически нет. Кони хорошие. В части коней всадники друг от друга отличается только тем, что у большинства имеются три коня, но есть и однолошадные. Но чужого - не трожь. Дисциплины практически нет, бандиты бандитами. Воинского конного строя не знают, нападают толпой. Стреляют по команде, но могут и без, увидел - пали, остальные присоединяются. Были случаи дезертирства во время боевых действий, наказывали, но без толку. Так и воюют. И у других местных кланов то же самое. Главное имущество - скот, его и угоняют. Присутствует борьба за пастбища, красивых женщин и личные мотивы - месть. Воюют постоянно, жадные до чужого, собираются в стаи у хана, задумавшего набег. Легко меняют хозяина, сегодня у тебя тридцать тысяч, а завтра и нет никого. Все как у всех, ничего нового. Но, считаю, за восемь дней - неплохо. Карты нет, свободы нет, но информация появилась. А степь - что степь? снег идет иногда, буран почти постоянный. Или я не любопытный. Такие дела.
Всему хорошему когда-нибудь приходит конец. Еще вечер, два заседаний нашего Генерального штаба и мои оппоненты заметят, что я начинаю повторяться в предлагаемых комбинациях. Перестановки туда-сюда, быстрая переброска сил и их концентрация на местах возможного прорыва противника, нереальная к исполнению с этой бандитской вольницей и все, варианты закончились. Бобик сдох.
Я не оканчивал военного училища. И учила меня война. Шесть лет войны. На военной кафедре в институте преподаваемые предметы не оседали в памяти надолго, учеба там была вынужденной необходимостью, чтобы не вылететь, не более того. Пара по войне, запрет на посещение лекций, автоматическое исключение - вот что нам прочно вдолбили. Еще шагистика по лужам в идеально начищенной обуви и отглаженных брючках запомнилась. Нет, как правильно держать автомат при атомном взрыве я усвоил, и кое-что еще, применимое в той реальности и неприменимое в этой. Остальное как вода - набрал в мисочку перед экзаменом, предъявил преподавателю, получил зачет, вышел за дверь, выплеснул. А главное, нам не давали на военной кафедре истории войн и войск, тактику и стратегию кавалерии, всех этих Александров Македонских и их фаланг, то, что дают в училищах. Это у меня только в объеме средней школы. Учили нас хорошо, сколько лет прошло и, если надо пообщаться на тему о военных аспектах жизни кочевников, арабов, бедуинов, монголов, турков-огузов, о том же Чингизхане или железном хромце Тимуре - справлюсь, тему поддержу, хотя не рвусь нисколько. С этими же справляюсь, беседуем. Да. Но, не две же недели.
Видятся мне два варианта завтрашнего завершения цикла лекций. Первый: пусть попробуют сами применить на практике проигранные нами схемы, прибегут побитыми щенками. Все прощу, лично приедем на места боев и разберемся. Переиграем. Второй: давайте конкретный практический пример и, на мою ответственность, отработаем. Лучше всего мелкий агрессор, беспокоящий мирных жителей пограничья, или крупная разбойничья банда до тысячи всадников. На выходе - моя свобода, должен я что-то получить, а то все болтаем, болтаем. И информация, черт возьми, ну сколько так можно, ничего не знаю и не понимаю вокруг. И при чем здесь знания языка, если никто ничего не говорит. Вот кто я такой, например? Опять - сам догадайся? С завтрашнего дня я - Томчин и пусть произносят мое имя когда ко мне обращаются.
Чего-то депрессия навалилась. Типа: жизнь пошла скучная, неинтересная, бесцельная. Выпить нечего, кумыс их этот - дерьмо. Толку чуть, трезвенники. И вообще все - дерьмо. Надоело с этими козлами общаться. Объяснил им один раз вместе с Цэрэном свои предложения и замолчал. Не поняли - их проблемы. Не хочу я ничего. Цэрэн уже неделю грустный в юрте сидит, переживает. Зря. Все идет как идет и будет как будет. Пора его арифметике учить, сейчас и начнем.
Приехали, праздник устроили, меня на пир притащили. Сижу рядом с каменной Борте, лег бы, да неудобно. И чего орут? Мяса не видели? Кого-то мелкого побили, а радости - полные штаны. Режутся друг с другом круглый год, гоняют табуны из рук в руки, а толку чуть. Лет двадцать - тридцать пройдет, кто был наверху - окажется внизу, а потомок пастуха станет ханом. У верблюда два горба потому что жизнь борьба. Почему они не понимают бессмысленности этого процесса? Все эти племена в округе на тысячу километров вряд ли насчитывают больше миллиона человек, а то и меньше. Эта степь могла бы прокормить вдвое, впятеро больше народа, если бы не людская жадность и дикость. Спокойно паси свои табуны, не бойся, что тебя убъют и детей твоих угонят в рабство, живи и радуйся, так нет. Или какой-то местный ханчик решит тебя пощипать, или сам, надувшись от жадности и гордости, почти рефлекторно тянешь жадные руки к чужому добру. Что за природа у человека, я не говорю - у этих людей, на моей родине насмотрелся. Это именно природа дикого человека, не смотря на все плоды цивилизации, нахапать побольше и гордо оглядывать всех с кучи добра. Не подходи - мое. Куда тебе все это, зачем берешь чужое? Ведь сдохнешь все равно. Ну, эти-то дикари не понимают, но у нас - что творилось после перестройки? Да и последние годы рейдерские захваты столь напоминали сумасшедший набег месячной давности на летнюю стоянку. А, что говорить, дикари, непоймут-с.
Как говаривал Йоганн Вайс: - Я хочу командовать многими и чтоб я подчинялся немногим. А я не хочу. Спать пойду. Надеюсь, имею я право и свободу хотя бы встать и уйти к себе спать? И нечего на меня так смотреть, Бортэ.
Достал я Бортэ воплями: - Я хан или не хан! Провела ликбез. Не даром с Цэрэном язык учу потихоньку, сотню слов уже знаю. Хоть что-то начал понимать в этом сумасшедшем доме. Государства у них, как такового, разумеется, нет. Базовая единица общества - семья, у них это называется юрта, в среднем в ней человек пять - десять. В каждой юрте от одного до трех воинов, с учетом неженатой молодежи, остальные - женщины и дети. Юрты сбиваются в команду произвольной величины, назовем это родом, хотя национальные, языковые и родственные связи не обязательны, тут я запутался. Количество юрт в таком роде может быть от десятка до нескольких сотен, в зависимости от авторитета самостийного родового вождя и территории выпасов, которые эта орда способна удержать и защитить. Следующий уровень - племя. Один из родовых вождей почему-то кажется остальным более перспективным для совместного нападения на соседние племена и становится племенным вождем, остальные приносят ему что-то вроде клятвы вассальной верности. Смешно. Такое племя может насчитывать несколько сотен тысяч человек, но все аморфно, постоянно кто-то приходит, кто-то уходит. Внутри каждого племени, рода, юрты идет резня за имущество и личные амбиции. Поскреби любого пастуха и у него в предках и родне окажутся ханы и местные боги. Да и утренний хан может к вечеру одиноко пасти своего единственного коня, если за день все его соплеменники разойдутся по более сладким покровителям. Существует местная аристократия, потомки всяческих героев легенд, когда-то удачно укравших у соседей козу или жену, и воспетых бардами за этот подвиг в веках. Мой предшественник был ханом с родословной и связями, но не слишком уважаемым своими вассалами, большинство из которых в своих родах имели больше юрт чем он. Имущество здесь распределяется по юртам, ничего общего, государственного - нет, и хан фактически - это военный вождь, осуществляющий удачные набеги в военное время и успешно им противостоящий в мирное. И не хан, а каан. Ну точно, индейцы, как у нас.
