«Вышка» — двухэтажный, бело оштукатурентм ный дом со стеклянной будкой на крыше — господствовала над местностью. Фасадом она была обращена к стрельбищному полю, к невысокому сосновому лесу за ним; в тылу, за неглубокой линией учебных окопов и кочковатого луга, шла шоссейная дорога. С правого фланга вплотную к «Вышке» примыкал взрослый сосняк; слева открыва лась синька далей, на которой плоско проступали деревня и церковь с остовами куполов.

Когда утром другого дня Сметанин после команды «подъём», спрыгнув со второго этажа нар, выбежал из душной комнаты на улицу и увидел деревеньку и церковь, они ему показались ненастоящими.

«Где же я это читал? — вспоминал он, делая вслед за ухающими командами Иванова наклоны и приседания. — Такая же деревушка, церковь, стрельбище… а деревушка и церковь, как декорации, из досок…

Ах да, это же у Гайдара про блиндаж и детей, только там ещё была мельница… Наверное, это тоже стрельбищная деревенька…»

Сергею стало весело от мысли, что то, о чем он когда-то читал, существует на самом деле: он захотел, чтобы сегодняшний день начинался побыстрее, чтобы сегодня же можно было попасть туда — в эту даль…

— Сметанин, — не прекращая движений, закричал им в такт Иванов. — О чем думаешь?! Руки на бок!

Руки на бок! Резче! Резче!

Побежали по мягкой, мшистой тропе, огибая прилегающие к зданию «Вышки» строения, направо к лесу.

От вчерашнего похода болели ноги, но эта мускульная боль, её преодоление были приятны, как и тишина, налитая морозом.

Благодушные и медлительные после сытного завтрака, солдаты батальона были построены на утренний развод занятий.

Подполковник Мишин, свежий, подтянутый, единственный среди офицеров обутый в сапоги — все остальные были в валенках, — обходил строй. Он шёл медленно, окидывая взглядом каждого в первой шеренге, то и дело заходя во вторую и третью, молча указывая на недостатки в одежде, иным сам поправлял то шапки, то ослабленные ремни, то поднятые воротники курток.

Мишин остановился перед связистами.

Сметанину показалось, что командир батальона смотрит на него.

— И это связь, это интеллигенция батальона… — сказал Мишин. — Посмотрите на себя, вы, гвардеец…

Мишин протянул руки, с силой стянул воротник куртки Ананьева и застегнул верхний крючок.

Ананьев заулыбался.

— Здесь слезам место, — сказал Мишин и прищурился.

— Щекотно, товарищ подполковник…

Мишин тяжелыми, медленными шагами вышел на середину перед строем, обвел взглядом шеренги.

— Товарищи, — сказал он негромко и потрогал усы. — Кого я вижу перед собой? — Мишин поднял голову в слабую синеву неба. — Это не боевое подразделение, это какой-то женский батальон времен душки Керенского… Даю пять минут времени для придания должного вида, после этого срока к нарушителям формы буду применять уставные меры…

Офицеры и сержанты, ко мне…

Офицеры и сержанты сделали несколько шагов вперед. Мишин молча повернулся и пошёл к казарме. Офицеры и сержанты потянулись следом…

— Расположение дядя Федя пошел проверять, — тихо сказал Ярцев Сметанину. — Сейчас стрелять пойдем. А вечером, я слышал, — в оцепление…

Перед боевыми стрельбами в близлежащие деревни, на пересечения дорог высылается оцепление: по два солдата-связиста в каждый пункт. Они должны предупредить местное население о начале стрельб и следить за тем, чтобы кто-нибудь ненароком не забрел в сектор обстрела. Оцепление держит радиосвязь с командным пунктом стрельбища.

Те места, куда посылались связисты, делились среди них на удобные и неудобные. Самой лучшей считалась поездка в оцепление в дальнюю деревню, куда начальство, особенно зимой, не добиралось.

Деревни, как правило, были привилегией старослужащих; они ездили в одну и ту же деревню, где были у них добрые знакомые, в домах у которых они останавливались и жили совершенно гражданской жизнью. Молодых же солдат посылали на перекрестки дорог недалеко от стрельбища, где всегото и удовольствий было: костер да глухая тишина.

— Говорят, в деревню в оцепление можно попасть, — сказал Сметанин.

— Замучаешься ездить, — услышав его слова, сказал Золотов. — В оцепление… — протянул он, — третий год на «Вышке» и в лесу будем сидеть, а салаги на печках спать…

— Ты чего, я так…

— А «так» и болтать нечего… Куда назначат, туда пойдёшь.

«Нашел чем хвастать, — «третий год»… — подумал Сметанин с неприязнью.

— Сейчас бы где-нибудь перехватить минуточек шестьсот, — сладко потянулся Градов.

— На стрельбище належишься, — пообещал Панкратов.

— Разговорчики, — сказал Золотое. — Мишин идет…

«Черт, мимо…»

— Спокойнее, Сметанин, спокойнее, — сказал за его спиной Углов. — Сейчас ещё раз… Выше бери…

После выстрела отдаленный наушниками шапки его голос был слабо слышен.

«А Валька Ярцев попал с первого показа…»

Фанерный человек — поясная зеленая мишень в ста метрах от Сметанина — опустился, но он уже успел засечь место, откуда тот появлялся: как раз в створе между верхушками двух высоких елей над ровной кромкой далекого леса.

Сергей скосил глаза на Ярцева и увидел, что тот лежит на боку, держа автомат над собой, готовый бежать к следующему рубежу; трехпалые армейские рукавицы были засунуты у него под ремень.

«Я свои не снял, дурак…»

Сметанин хотел было стащить перчатку с правой руки, с той, которая лежала на спусковом крючке автомата, но в это время Углов за его спиной крикнул:

— Показалась!

Он увидел мишень, и ему стало жарко от мысли, что он снова смажет, пули взметнут снег чуть в стороне и придется ждать третьего показа.

Задержав дыхание, приподняв ставший вдруг тяжёлым автомат, крепко зажмурив левый глаз, он аккуратно посадил мишень на черный обрез планки, свел мушку с центром мишени; левой рукой до боли сжал цевье и надавил неуклюжим в перчатке, закоченелым указательным пальцем правой руки на податливый спусковой крючок.

Автомат содрогнулся у него в руке.

Сергей открыл левый глаз и увидел, что мишени нет…

«Попал! Попал!» — возликовал он.

«Попал! Попал!» — повторял он про себя, вставая по команде Углова и идя к следующему рубежу.

От быстрого шага по узкой тропе в свежем снегу, от счастливости мысли об удачном выстреле ему стало теплее, зимнему дню в его глазах прибавилось света.

— …да предохранитель, черт вас дери, предохранитель! — услышал он голос Углова и обернулся.

Углов грозил ему чёрным в перчатке кулаком с зажатым в нем красным сигнальным флажком.

«Что это он? — подумал Сметанин. — Я же попал…»

Он прошел ещё несколько шагов с этим чувством несправедливо обиженного человека.

— Я кому говорю — предохранитель! — подбегая к Сметанину совсем близко, закричал Углов.

«Это же он мне… я забыл…» Неловко, холодной рукой в перчатке, он сдвинул тугой предохранитель, стряхнул перчатку в снег, походя втоптал её валенками и, сделав ещё несколько шагов, услышал команду Углова:

— Ложись!

Сметанин распластался на рассыпчатом снегу рядом с синим столбиком, которым был отмечен огневой рубеж второй цели.

«Предохранитель!» — скомандовал он еебе и передвинул рычажок в верхнее положение… «Расстояние!..»—Он оттянул ползунок на прицельной планке и переставил его на отметку 200 метров.

— Показалась! — крикнул Углов.

«Я должен попасть…» — Сметанин вдавил приклад в плечо, сдвинул локти и напряг глаза, боясь потерять на фоне леса зеленую фигуру мишени.

Она поднялась чуть правее того места, где он предполагал её увидеть, однако он заметил её сразу, с холодной враждебностью повел ствол автомата, целясь и постепенно надавливая на спусковой крючок, выстрелил.

Его дважды сильно толкнуло в плечо; на мгновение он зажмурился, а открыв глаза, мишени не увидел.