Я бы не сказал, что комиссия давала убийственные выводы, но вопрос об укреплении руководства ставился. Этот вопрос очень серьезно обсуждался на Бюро ЦК, и было решено не освобождать тов. Притыцкого от работы.

Если бы наша комиссия подошла к решению вопроса правильно, объективно, то безусловно с этим вопросом могло бы быть и закончено.

Но я думаю, что очень многие товарищи помнят, как неоднократно на Бюро ЦК Цанава и другие заявляли, почему до сих пор Притыцкий работает, почему нам – трем членам Бюро не верят. Это выражение было сказано может быть раз 10, т. е. производился нажим на Бюро ЦК. Этот нажим не имел бы воздействия, но дело в том, что, как известно, во второй половине 1950 и в начале 1951 года мы проводили очень большую работу по коллективизации. Вам известно, что большую часть коллективизации мы провели именно в это время – во второй половине 1950 и в первой половине 1951 года.

В Гродненской области дело шло очень туго, было много ошибок, недостатков. Нельзя сказать, что у тов. Притыцкого к тому времени было достаточно опыта, но задача Бюро состояла в том, чтобы помочь тов. Притыцкому правильно организовать дело в этой сложной обстановке.

Но если вы вспомните, как все это дело шло (мне товарищи не дадут кривить душой в этом деле, потому что многие знают каждый факт) – стоило двум-трем женщинам сказать, что они решили убирать хлеба вручную, а не комбайнами, то ли какая-нибудь деревня решила убирать единолично, а не коллективно, потому что колхоз только что организовался,- как каждый такой факт преподносился как проявление антисоветских выступлений.

Но это еще не все. Примерно в ноябре месяце 1950 года, в это время тов. Притыцкий продолжал работать первым секретарем обкома, поступает большая записка Цанавы, ставящая под сомнение политическую честность и порядочность тов. Притыцкого. Я лично это дело понимаю так: раз Цанаве не удалось сшибить тов. Притыцкого таким путем, по деловым соображениям, он решил его политически скомпрометировать. Была написана большая записка на мое имя. Вы знаете, как пишут такие записки, в иной и пять лет не разберешься. Так было и с запиской о тов. Притыцком. А его политическая благонадежность была поставлена под сомнение. Передо мной, как перед первым секретарем ЦК, стал вопрос очень остро. За этой запиской последовали другие, уже и о родственниках тов. Притыцкого, и о родственниках его жены. Я поехал в Центральный Комитет КПСС и доложил о всех этих материалах товарищу Маленкову. Мне товарищ Маленков сказал: «Не верьте Цанаве, пусть он докажет». Я уехал из ЦК с таким настроением, чтобы тов. Притыцкий продолжал работать. Время шло, обстановка усложнялась. Я вторично поехал в Центральный Комитет и по совету товарища Маленкова внес предложение отозвать тов. Притыцкого в ЦК КПБ с тем, чтобы дальше не усложнять обстановку, но и не давать его компрометировать.

Несколько месяцев тому назад, это было далеко еще до того, как шла речь о моем освобождении, я был на приеме у товарища Маленкова и напомнил ему об этом факте, и была договоренность о том, чтобы полностью реабилитировать тов. Притыцкого. Я звонил тов. Притыцкому, когда он был в отпуске в Сочи, и высказал мнение Бюро ЦК, что у нас настроение вас полностью реабилитировать.

Таким образом, то, что этим вопросом так серьезно заинтересовался пленум Центрального Комитета, это вполне законно и естественно. Я думаю, что я даю полное объяснение по этому вопросу и думаю, что пленум поддержит Бюро ЦК в том, чтобы тов. Притыцкого полностью реабилитировать. (Голоса с мест: правильно.)»

Патоличев тогда не раскрыл содержания записки Цанавы, ограничившись абстрактной фразой о его политической неблагонадежности. Что же в ней было такого жгуче секретного, что сам Маленков посоветовал Патоличеву отозвать Притыцкого в распоряжение ЦК КПБ, то есть фактически снять с должности первого секретаря обкома? Только ли компрометирующие материалы на родственников партийного вождя областного масштаба? Содержание записки Цанавы Николай Семенович раскроет гораздо позднее, когда будет пенсионером.

Читая закупоренные в архивные сейфы материалы того пленума, отмечая неожиданно смелые обвинения в адрес нестрашного уже Цанавы, я невольно подумал: а если бы Берия в то время не был арестован и Цанава продолжал бы находиться на своем посту? Наверное, политическая конъюнктура вынудила бы моих земляков давать совсем другие оценки главным фигурантам этого дела.

Ишь, как расхрабрились белорусские руководители, узнав, что верх в Кремле взяла другая группа, нейтрализовавшая Берию и его ставленников на местах.

Самое прискорбное – следовать в фарватере политического курса, прокладываемого совсем в другом месте, не иметь собственного мнения, менять его в соответствии с требованиями очередной победившей в Кремле группы. Я уже писал, что участники пленума вынуждены были отменять многие пункты своего постановления, принятого этим же составом ЦК месяцем раньше – в июне. То есть не была доказана ни невиновность Притыцкого, ни вина Цанавы. Поступили так, чтобы заверить новых хозяев Кремля в безусловной поддержке их линии. Правовая сторона вопроса была заменена политической.

Эта история имела продолжение.

Официальная трактовка. Сергей Осипович Притыцкий – человек из легенды. Член партии с 1932 года. В 1936 году Виленский окружной суд Польши приговорил его за революционную деятельность в рядах Коммунистической партии Западной Белоруссии к 15 годам тюремного заключения, а затем к смертной казни через повешение. И только могучая волна народного протеста в Советском Союзе, Польше, Англии, Франции, Америке и других странах мира вынудила польские власти не приводить в исполнение приговор. Видимо, не все знают, что героическая жизнь Сергея Притыцкого положена в основу кинофильма «Красные листья».

В тяжелых условиях вели борьбу коммунисты Западной Белоруссии.

Заработная плата рабочих-белорусов немногочисленных фабрик в Западной Белоруссии была на 45-65 процентов ниже, чем у варшавских рабочих. А в деревне 0,5 процента помещиков и кулаков владели 40,5 процента земли. Школы, книги, газеты для белорусов на белорусском языке почти полностью были запрещены. В государственных учреждениях не разрешалось разговаривать на белорусском языке. Унижалось национальное и человеческое достоинство белорусов. Но они не склоняли головы, не прекращали борьбы за социальное и национальное освобождение. Эту борьбу трудящихся возглавляла Коммунистическая партия Западной Белоруссии. Почти во всех городах, крупных местечках и деревнях существовали подпольные партийные и комсомольские ячейки.

С. О. Притыцкий был секретарем Слонимского окружного комитета комсомола и членом окружного комитета партии. Втершийся в доверие коммунистов провокатор выдал властям окружком. В результате предательства было арестовано около тысячи революционеров Западной Белоруссии. Центральный Комитет Компартии Западной Белоруссии принял решение уничтожить провокатора. Несколько попыток убить провокатора кончились неудачно. Тогда это поручили Сергею Притыцкому.

Первая попытка уничтожить предателя во время суда над коммунистами в Виленском окружном суде, где он выступал с показаниями, не увенчалась успехом – Притыцкому не удалось проникнуть в зал суда. В январе 1936 года состоялся второй судебный процесс над комсомольцами-студентами Виленского университета. Провокатор должен был давать показания.

На этот раз Притыцкий был в зале суда. И как только предатель появился в зале (а Притыцкий ждал его не менее пяти часов), наступил решающий момент. Притыцкий, мгновенно вынув из карманов два пистолета, рванулся к судейскому столу. И вот он рядом с провокатором. Один пистолет направлен под правое ухо, а другой в спину. Оба выстрела раздались одновременно. В зале паника. Притыцкий бежал, но и ему вслед полетели пули – две в бок, две в шею. Сергей упал. Его схватили, отвезли в госпиталь. Властям надо было его непременно вылечить – им нужен был живой Притыцкий. Ведь мертвых не вешают. Через полгода и состоялся тот самый окружной суд, который вынес смертный приговор. Полтора года просидел Притыцкий в камере смертников и более двух лет в тюрьмах.