И она села писать письмо.

Разстрига был удивлен крайне застав вместо жены своей купчиху. Ах, это вы. Я приехал в поисках моей жены. Разве она уехала не с вами. И почему вы мне не сказали, что она внизу, ведь вы же знали, что я ее ждал, что это за история, скажите пожалуйста.

Я вовсе не обязана была сообщать вам о том, что ваша жена приехала

— Но это было бы вполне естественно. Ведь вы же видели как она была недовольна.

— Естественно. Мало ли что она была недовольна. Я могу вмешаться во всю эту историю и руководить ее действиями, раз я вижу, что она не знает как поступать.

— Но почему вы думаете, что вы знаете, как надо поступать.

— Почему я думаю. Очень просто. И вполне просто. Потому что нам женщинам надо бороться против вас мужчин и мужей.

— Что это еще за философия.

— Философия. А вы думаете это нормально, что мой презренный муж влюбляет ее в себя, заставляет ее сходить с ума и писать вот на всех этих листках его имя: щеголь, щеголь. Я покажу ему, я сумею постоять за вашу жену.

— Но что с вами купчиха, причем тут моя жена.

— Как причем

— Ведь это же почерк не моей жены, а это почерк умницы.

— Умницы?

Купчиха вспомнила этот визит умницы, ее волнения, ее ужас и расстройство. Вот в чем дело. А она об этом тогда и не подумала. Значит не только швея, но и умница изменяет ей с этим парнем.

Этого ни понять ни переварить она не могла — не может быть, что нибудь не так.

Вы клевещете на моего мужа, вдруг заключила она.

Я клевещу, но я только вам указываю, что вы ошибаетесь о почерке этих листов. Я хочу вам добавить, что я был здесь, когда умница приехала сюда и очевидно все это было написано после меня.

Но почему ее муж отнимал у нее не одну, а даже двух женщин. Не такая же ли история с лебядью.

Но ведь вы же не понимаете, что это недопустимо, что это невыносимо, что этого я не хочу терпеть, кипятилась она.

— Почему считаете вы недопустимым только то, что делают другие, но почему вы не подумаете того же о том что делаете вы

— Я

— Ну да, вспомните что было у меня дома

— Да но это не я, это все история из-за моего мужа, муж мне мешает жить и стоит у меня на дороге. Муж, к мужу у меня ненависть. А вы, вы к нему относитесь спокойно.

— Совершенно

— Как же вы можете, ведь ваша жена обманывает вас с ним.

— Это неправда

— Она сама сказала мне это. И ведь умница приезжала сюда из-за щеголя. И ведь лебядь была у умницы из-за щеголя. И ведь кожух сошел с ума от щеголя. И ведь лицедей флиртует со щеголем. Ведь все из-за щеголя и вы относитесь к этому спокойно.

Разстрига колебался.

— Не знаю, правы ли вы

— Права ли. Вы дурак и слепец.

Но он действительно сознавал, что купчиха была права.

Вы правы, вы правы, согласился он. Я только что видел вашего мужа. И я жалею, что я отпустил его так и не последовал первоначальному моему впечатлению с ним там же расправиться. Но время от нас не ушло. Мы сможем настичь их, в лесу, как я думаю, во всяком случае.

— Прекрасно, мы туда и поедем.

И покинув дом разстрига со швеей отправились в лес. Когда она выходила на террасу все завтракали. Они возвращались как угорелые с криками.

— Мы рады всех вас видеть, господа, сказал разстрига, но у нас есть чрезвычайно важное дело требующее исключительного вашего внимания.

Их вид был суров. Присутствующие переглянулись.

— Вы уже закончили все ваши дела господа и уселись спокойно за стол. Но торжество и ваше (читателя), что все кончилось благополучно совершенно преждевременно. Сейчас этому вы увидите лучшее доказательство.

Шестеро отложили ножи и вилки и уставились на двоих.

— Щеголь, я приехал сюда для того, чтобы заявить вам, что вы оскорбитель чести всех и что я вызываю вас на дуэль.

— Еще одна дуэль, всплеснул руками щеголь

— Как еще одна, осведомилась купчиха

— Щеголь уже вызван на дуэль и лицедеем и кожухом, лицедей кожухом и нам предстоит до трех дуэлей.

— Я считаю, что если разстрига хочет драться, то ему надо драться со всеми тремя. Иная постановка вопроса едва ли допустима (швея).

— О да, разстрига, после позора допущенного вами у щеголя, сказал лицедей, вам придется драться и со мной.

— И со мной, сказал кожух, я помню вашу позицию у меня и знаю о ваших разговорах с лебядью.

— Но почему я должен бороться с вами, я только хочу драться со щеголем.

— Нет вы должны драться со всеми, добавила лебядь

— У нас таким образом четыре пары, вскричала умница, и жены секунданты мужей.

— Нет, ответила купчиха. Я против моего мужа. И пока вы будете вести всю эту канитель и драться друг с другом я решу вопрос этот иначе. Она вдруг достала из кармана револьвер и сказала. Я приехала сюда убить моего мужа.

Все остолбенели.

Не удивляйтесь. Я знаю все лучше, чем знаете вы. Здесь нет других виновных кроме щеголя. Все не причем. Но не он ли запутал нас всех.

Это щеголь был другом швеи и ему она верила. Но одновременно он обманывал ее. Ибо это щеголь отнимал умницу у лебяди, лебядь у мужа, лицедея у кожуха, кожуха и лебяди и швею у разстриги. Это он один, кто посеял все это. Если бы не он, то не было бы того, что есть и ничего не было бы.

Все смотрели на щеголя с восхищением.

Вот почему я должна его убить, сказала купчиха. Все эти ваши разговоры о дуэлях пустяки совершенно ничего незначащие, и все это слепота. Я только одна знаю, кто наш настоящий герой.

Швея смотрела на щеголя с гордостью не меньшей, чем остальные. Кожух сватил купчиху за руку.

— Вот потому что вы сказали, мы и не дадим щеголя в обиду. Я его люблю больше, чем раньше.

— Вы отлично сумели разрекламировать вашего мужа, огрызнулся разстрига, но надо сказать, что реклама достигает результатов.

— Щеголь вы необычайны, вскричала лебядь

— Вы герой — швея

— Вы мой лучший друг я с вами — лицедей

— Я ваш, щеголь — кожух

— Щеголь, жду вашей дружбы, сказала умница

— Мы все против вас купчиха, сказал лицедей

— Хорошо, я буду стрелять в вас всех. В моем револьвере 7 зарядов. Это как раз для вас семерых.

— Вы не сможете убить нас всех, сказал обрадованный щеголь. Вы можете застрелить одного-двух из нас, не больше. Помешаем.

Но хохот лицедея покрыл все голоса.

— Не находите ли вы купчиха, что это уже называется у критиков потерей чувства меры. Кончить всю эту канитель перестрелкой, в которой вы в лучшем случае убьете всех нас и даже может быть для театральности сами застрелитесь. Но что это за безвкусица кончить роман таким образом.

— Для вас лицедей безвкусица, а для меня это единственное решение вопроса. Вы думаете что жизнь это литература или наоборот так как это не так и вовсе не так, как вы думаете. Вы прилагаете сейчас мерки, которые совсем не подходят. Ведь я же живая сижу против вас и не решаю никакой литературной задачи. Там были бы излишни все те соображения, которые двигают нами.

Нисколько, вскричал лицедей, вы не правы, я считаю, что если жизнь идет не так, как литература, то литература является пределом жизни в нее вписанной. Вот почему вы не смеете убивать нас, так как это плохая литература.

— Я тоскую по плохой литературе, вскричала швея, я тоскую по банальным и пошлым построениям и никогда не дойду до них так как никогда не вырвусь из своего вкуса. Так я и мечтаю одеваться пошло и не могу.

— Так и мы, добавила лебядь, никогда не вырвемся из рамок нашего времени, нашего круга, нашей жизни, нашей азбуки. Вот почему я думаю, что ничего не сделав за всю эту сумятицу мы ничего и не сделаем.

— Вы правы, сказал меланхолично разстрига, садясь на стул, мы оставлены судьбой и наша жизнь стала одним колесом. Так и сейчас, пытаясь решить вопросы мы ничего никогда не решим.

— Да не решим

Купчиха рассеянно играла своим револьвером.

— Я не знаю, может быть вы и правы, если кончать смертью, то должны умирать все. Но я хочу, чтобы умер только один мой муж и то пока он не умирает. Но как забыть, как пережить все что произошло.