— Идемте же. Но спешите в лес, иначе мы умрем от ожидания. Неумная выше не хнычьте. Обняв умницы талию купчиха сошла. Любовницы пересекают двор. Купчиха, отгоняя павлинов, застыла отпустила.

Итак решено, что все призрак, что ничего не существует. Остерегайтесь видений и вымыслов. Бегите от поэзии. Ближе к жизни, ближе к действительности. А факт остается — я люблю вас.

Отстранив лакея сама открыла такси назвала улицу. Пока ученая отъехала отшуршав, повела плечами и вошла в лес.

Разстрига остолбенел вбежав в кабинет кожуха. Все было опрокинуто, разбросано, изломано. Сквозь нестерпимый фейерверочный чад еле просачивались фигуры кожуха и лицедея.

Но решив, что обратить внимание на оный беспорядок было бы бестактно, разстрига запел:

Простите, драгоценные друзья, за опоздание, но пришлось мне дожидаться снадобья. Рулады духовника заставили их опомниться. Лицедей ощерился. Мгновенно товарищество их усилилось, и перешло в союз. Лицедей более проворный, решил это подчеркнуть. Но уверенный, что кожуху теперь не ускользнуть, он не постеснялся пустить шпильку и союзнику, благо шпильки дешевы и даже их можно не покупать, а брать у жены.

— Мы не скучали, а если и томились, то от нетерпения, сгорая встретить Вас поскорей, именно Вас, разумеется, не состав умницы, с которым терпит.

Разстрига пронюхал, положил разлучить союзников, бить их по очереди.

— Но Вы, лицедей, знаете, что я прибыл со взрывчатым веществом вашей жены?

Лицедей сперва готов был сослаться на щеголя, но посмотрев на голубой лист, который он вертел в руках, решил пока обойтись без щеголя.

— О да, меня известил Кожух

Невесть почему сознавая, что необходимо поддерживать лицедея, кожух огрызнулся

— Да, да

Тогда разстрига, выигрывая время, продолжал песню.

Чтобы приготовить взрывчатый состав требуется немало времени и пока некоторые мелочи невыяснены, а они устранены будут несомненно и времени промежуток между незначительный, словом, пока наконец производство в количествах достаточных для Вас дорогой кожух не будет настроено. Образование проходит при температуре возвышенной, температуру приходится поддерживать в течение многих часов и нескольких минут, ну допустим двенадцати часов семнадцати минут, как показывают часы на вашем полу, дорогой кожух.

Лицедей принялся открывать.

— Но если поступать добросовестно, bona fide[11] по выражению римских юристов, то смесь освобождается скорее и вещество получается чище и опасней. Опыты производившиеся совместно с умницей

Лицедей обернулся и заложил руки в карманы.

— показали, что поскольку при этих обстоятельствах увеличивается сила инерции сопротивление и пухнет пока однажды данный толчок коснея не приблизится к бесконечности и следовательно к Богу. Лицедей ухмыльнулся приемам разстриги.

О, конечно подобное сопротивление замечательно и хотя я не силен в богословских вопросах, я всетаки живо интересуюсь, чем все это тренье кончится.

Кожух: да, да, но разстрига неунывал, решив, что так как лицедей фехтует неуклюже, кожух же и не подозревает.

— Я тут не причем. Во всем виновата ваша жена.

— Моя жена? Как вы можете нападать,на мою жену, сваливать все на нее. А Вы то, овечка?

— Не совсем. Но скромным помощником жены вашей. Знаете отлично, что зачинщик она. Я же только уступчив.

— Славное возражение друга, беседующего с мужем. Хотел бы знать что скажет по этому поводу жена

— Умница промолчала бы

Лицедей спохватился. Слишком опередил он кожуха, чья помощь была ему, выдохшемуся, оплеушенному, была дозарезу. Перешел в отступление, оказавшись перед союзом жены и разстрига был беспомощен. Нуждаясь в подкреплениях, он решил отступить.

— Ладно, мы вас слушаем наивнимательнейше, продолжайте пожалуйста. Кожух — курите.

— Очень просто. Знаете конечно, что искусственная нефть богата ныне бедными родственниками. Жена ваша, что за умница, следуя врожденному чувству благотворительности, обнаружила, что подвергнув их переработке, вымыв, обстригши, переодев, вычистив им зубы можно получить молодость редкую по изяществу, которой всякий прельстится.

Лицедей и кожух поняли, взглянули оба на конверт и лист, которые лицедей вертел в пальцах, но промолчали. Но это еще не все. Необходимо ее подвергнуть при высокой температуре, т. е. обогреть, ласкать, надежить.

Примесь слов, давление на барабанную перепонку, нашествие признаний, требований, выражений мольбы следуют естественные. И тогда то остановка только чтобы это изображение было затем возможно более вязким, зоркими, цепкими, мохноногими науками, прислушивались к звону крыльев, пока ангелы греха, сойдя на землю открывают кассу, выплачивая по пенсионным книжкам, что полагается отставным мужьям.

Великолепный разстрига стараясь, как хлестал он себя, бить по друзьям, сознавал, что сечет себя. Но кожух не спускал только воловьих глаз с лицедея, предоставил тому ведение игры, а лицедей молчал думая о щеголе и швее и полагая, что надо дать разстриге высказаться, потом с ним покончить.

Разстрига измерил молчащих и перевел глаза на обстановку. Его друзья были так не похожи сегодня на то, чем они были. Чтобы вернуть себя к действительности, к подлинному, он и обратился к вещам.

Очеса его скользнули по чертежам, книгам, мебели, набросанным вокруг. Вдоль стен битые вазы, чернильницы, всяческие статуэтки, кубки и канделябры — многочисленные призы кожуха за его пробеги, состязания, силу, настойчивость, все попранное, уничтоженное.

Одна только фотография лебяди во весь рост, увеличение с карточки снятой многие годы до, когда еще так одевались, держалась за высоко вбитый гвоздь. Это ли проза, но почуяв, что молчание должен нарушить он, что до него никто не решится заговорить, разстрига не торопился, желая вполне одуматься. Поэтому посмотрев на друзей, он опять поднял глаза к потолку.

Думал ли кожух о встречах его жены лебяди со швеей. Вот что необходимо обнаружить. И знал ли лицедей о свиданьях его жены умницы с лебядью. Сии два друга, к нему столь недружелюбные, не вынуждены ли будут принять им “мы”, которого пока не подымают. Не придется ли присущим заключить союз тройственный, против тройственного соглашения их обманывающих. Разстрига поднял глаза к потолку, лицо его сделалось просительным, руки сомкнулись на молитву.

Из глубины своих впадин лицедей следил за разстригой пристально, нацелившись. Жест бывшего духовника разрешил. Заплясав, лицедей восторжествовал.

— Но покажите же нам, что Вы привезли от умницы, нас и это занимает, волнует. Лицедей обрушился на разстригу. Бывший священник задыхался, руки отпали, голова поникла.

Еле внятно просвистел.

— Я ничего не привез. Громче: я вам все объясню. И решившись: не одно взрывчатое, так другое. Он покачался, тер виски словно припоминая. От усилий лицо кривилось, морщилось, нельзя понять, не гримасничал ли разстрига, делая вид, что страдает.

Лицедей потерял меру. Обнаглев, он вторично вынесся. Все прозрачно. Готовьте занавес. Внимайте заключительной исповеди священника, расстриженного за самомнение.

— Я вас слушаю, отчеканил он ехидно. Светский учитель собственное правило забыл, можно быть чем угодно, когда угодно, как угодно и где угодно, но нельзя добивать друга, не добивая и не зная можно ли добить и удастся ли добить, и что решительный момент решителен, что кончает не тот, кто уже кончил. Толстокожий кожух и тот постиг это чутьем спортсмена, бросился к одному из опрокинутых кресел, приволок его, говоря разстриге: присядьте. Отдохните. Но было поздно. Разстрига поднял веки и медленно запел.

— Ваша жена и ваша, лицедей, опоздают к завтраку, но нам не следовало бы мешкать. Предлагаю поэтому вернуться сюда попозже, закончить объясненье. Уже двадцать первого.

— Запоздают, выпалили те хором

— Несомненно. Когда мы выходили из ворот лаборатории, подъехала лебядь чрезвычайно взволнованная, кричала умнице, что ее ищет, что ей нужно объясниться, выпроводила меня, уступив машину, в которой она приехала, сама же села с умницей в ейную и растаяли.