Главным образом ему попадались шерстяные накидки, завернувшись в которые удобно было сидеть в замке у камина, идти где-нибудь в предгорьях студеной ночью или путешествовать верхом, но никак не грести веслами. Наконец отыскались два теплых плаща и шерстяная туника. Присовокупив к обнаруженной одежде три накидки, он принялся заталкивать обратно, только что извлеченное на свет платье. Судя посему, бедолаги собирались куда-то на юг, потом что теплой одежды было крайне мало, а вот легких и весьма дорогих нарядов — предостаточно. Накидки же были обретены незадолго до отплытия, ибо покоились на самом верху мешков, то есть были втиснуты туда в последнюю очередь.
Завершив сии благочестивые деяния, жрец решил отдохнуть, да так и просидел чуть не до полудня, созерцая первозданность океана и охраняя сон своих случайно обретенных спутников.
В полдень, когда светило добралось до зенита, изрядно уже припекая, и тень сидящего сделалась короче локтя, невеликого роста желтокожий человек в красивой, но очень странной одежде со множеством пришитых к ней маленьких серебряных колокольчиков пошевелил иссохшими губами, приоткрыл глаза и, увидев нового члена экипажа, неожиданно молниеносно по-кошачьи извернулся, в одно движение оказался на корме у руля, вперив в пришельца цепкий и злой взгляд.
— Кто ты такой? Откуда ты взялся? — сказал человек хрипло, ибо горло у него пересохло, как туранская пустыня. Тэн И — а это был, конечно же, он — на сей раз пренебрег правилами любезного обхождения и хорошего тона, но положение обязывало не доверять никому, тем более какому-то незнакомому мужчине, забравшемуся откуда ни возьмись посреди бушующего моря в их лодку.
Жрец посмотрел на кхитайца внимательным и сочувствующим взглядом своих серо-синих глаз и отвечал:
— Вы поступили очень правильно, когда привязали бочонок и плотно его закупорили. Буря была такой, что не сделай вы так, у вас бы не осталось ни капли воды. Ныне тебе следует смешать воду с вином и напиться, после же, да будет всевидящий Митра свидетелем моим словам, я охотно отвечу тебе.
— Митра? — все еще недоверчиво и одновременно с облегчением переспросил Тэн И. — Ты исповедуешь митрианство, месьор?
— Да. Вы это так называете, — как-то странно согласился жрец. — Вот, кажется, пригодный для питья сосуд. Я нашел его среди ваших вещей. Позволь, я наполню его.
— Если тебе будет угодно. — Не вполне еще пришедший в себя кхитаец начинал понимать, что картина, представшая взору его, если выражаться осторожно, неправдоподобна. Пока жрец, кряхтя, помогая себе кинжалом, снимал с бочонка плотно пригнанную дубовую крышку, пока зачерпывал кружкой, принадлежавшей Хорсе, действительно чудом не потерянную воду, пока доставал из-за пазухи серебряную же флягу и доливал в воду густо-красного цвета крепкое вино, Тэн И напряженно искал непротиворечивое объяснение настоящего.
Но цепь его рассуждений неизменно с печальным звоном рассыпалась. Даже предположение о том, что все они мертвы и теперь очень своеобразно добираются к предвечному свету, не выдерживало опровергающих его доказательств. Ну зачем мертвому утолять жажду? И почему он так озяб, хотя солнце в зените? Разве мертвые мерзнут? Да и не хотелось ему ни к какому свету, а хотелось пить, есть, согреться и узнать поподробнее, как наискорейшим образом прибыть в Кордаву или Мессантию. Да хотя бы и к пиктам, но в обитаемый край. Все это были думы плотские и недостойные царства света.
А странный жрец уже держал перед Тэн И наполненную соблазнительным напитком кружку. Королевский слуга протянул руку, чтобы принять подношение, и тут взгляд его приковал амулет, висевший на цепи на широкой крепкой груди жреца. Это было солнечное колесо — круг с четырьмя спицами, образующими прямой крест. Несли это рукотворное солнце четыре крыла, прикрепленные к ободу колеса в местах, где спицы смыкались с ним, образуя, таким образом, продолжение спиц. По ободу и спицам вился орнамент из переплетающихся волнистых линий и листьев растения, больше всего похожего на папоротник. Символ был, без сомнения, митрианский, но непривычный. Кхитайца не оставляла мысль, что где-то он все же видел нечто подобное или, по крайней мере, слышал о таком.
— Ты хочешь что-то узнать или вспомнить? — сочувственно глядя на кхитайца, поинтересовался жрец. — Испей сначала, после же спрашивай.
Не отрывая взора от амулета, Тэн И сделал пару мелких глотков, стараясь не торопиться — воды было немного и ее стоило беречь, — и почувствовал, что живительное тепло уже разливается по его телу, а утраченные, казалось, безвозвратно силы вновь возвращаются к нему. Вино было великолепным, хотя и явно не из южных, специально отбираемых пород винограда. И тут внезапная догадка озарила его сознание: еще не веря сам себе, Тэн И опустил кружку и осторожно, внимательно наблюдая за реакцией собеседника, спросил:
— Да не сочтет месьор меня сумасшедшим, но престранные обстоятельства вынуждают меня задать тебе этот вопрос. Не Бейдиганд ли по прозвищу Справедливый зовут тебя?
— А если и так, что же здесь странного? — спокойно ответил вопросом на вопрос жрец. — Да, имя мое Бейдиганд, а зовут меня Справедливым, что, вне всякого сомнения, неверно. Ты опасаешься, что я сейчас растаю как видение? Можешь дотронуться до меня, и ты убедишься, что это не так.
— Я верю тебе, почтенный, — поклонился Тэн И. — Вино, коим ты щедро поделился со мной, не оставляет места для сомнений. Скажи мне, где произрастает виноград, из которого его изготовили? Я много странствовал и немало знаю о яствах и винах, но подобного не пробовал ни разу. Это некий северный род винограда?
— Он растет на моем острове, — пояснил назвавшийся Бейдигандом. — Напиток сей и вправду бодрит и приятен животу.
Как же ты попал в лодку? Откуда? И где твоя кожаная ладья и твои люди? И где мы теперь? И далек ли берег? И что за остров, о коем ты упомянул? И, наконец, прости меня за многословие, кто же ты сам? Дух? Вестник Митры? Архонт?
— Не спеши. Пей вино и слушай, — улыбнулся «призрак». — Мой кожаный челн зовется каррой. Мы встретили вас посреди моря. Своих людей — а было их ныне десятеро — я отпустил. Находитесь вы ныне в океане. Если угодно, называй его Закатным, но помни: воды — едины и омывают все берега. Далека ли суша? И да, и нет. Прежде чем ответить на этот вопрос, я должен знать, как вы попали сюда. У моего острова много имен. Зови его Зеленым. Наконец, кто я? Колдун, чернокнижник, маг или дух?
Бейдиганд забрал пустую кружку из рук внимавшего ему кхитайца, поставил ее рядом с собой на банку, вновь порылся эа пазухой и вытащил большое румяное и сочное яблоко, от коего исходил замечательный аромат. На черенке остался еще совсем зеленый листочек. Придирчиво осмотрев плод, жрец обтер, его полой хламиды и вручил кхитайцу.
— Подкрепись. Сразу после долгого голодания лучше не вкушать грубого хлеба и солонины, — назидательно, с видом человека, знающего предмет досконально, изрек Бейдиганд Справедливый.
Тэн И, благоразумно стараясь не то что не перечить гостю, но и не прерывать его, не преминул последовать данному совету. Яблоко оказалось на диво сытным и вкусным.
— Это из садов нашего острова, — не без гордости за свое угощение заметил жрец. — Итак, кто же я такой? Не думаешь ли ты, что право на долгую жизнь могут иметь не только духи, демоны, колдуны, чернокнижники, жрецы Сета? Отчего бы честным людям не пожить подольше во благо себе и другим?
— Справедливо, — согласился Тэн И. — Но не является ли смерть, ждущая всякого в конце пути, даром Митры светозарного для всех? Не есть ли это ступень к совершенству для следовавших Брте и воздаяние совратившимся Дрэгой, дабы осознали глубину падения своего и покаялись в конце времен?
— Без сомнения, — быстро согласился Бейдиганд. — Но не есть ли и жизнь дар Митры? Ужели чистота мысли, слова и дела обречены столь быстро покидать сей мир? Не ими ли жива Арта? — Жрец пытливо взглянул на кхитайца, и в глазах его заплясали веселые искорки, — Или открытие мира не угодно Митре вездесущему?