Что касается до меня, то случилось тут со мною одно смешное приключение. Как я был в сие время в совершенной праздности, то сидел я одним днем в своей офицерской палатке на земле и занимался обыкновенно моим упражнением, то есть переводил на коленях своего «Клевеланда». Углубившись в сие дело, не знал я того и не ведал, что взошла и висела уже над нами страшная громовая туча, а услышал только, что вдруг зашумела и завизжала превеличайшая буря с вихрем, и начала рвать наши палатки. Я начал кричать, чтоб бежали люди и скорее колотили колушки покрепче в землю, однако некому, да и некогда было меня слушать! Палатку мою, ни с другого слова, вихрь подхватя всю ударил об землю и прихлопнул ею меня совсем, с бумагою и чернилами моими к земле. Что было тогда делать? я кричал что есть мочи, но за превеликим шумом, молниею и громом никому было не слышно, а выдраться самому никакого не было способа: так и хорошо запутало меня палаточными полами. Одним словом, я едва было тогда не задохся, ибо принужден был сим образом под палаткою лежать более получаса и покуда все, схоронившиеся от дождя кой-куда люди, несчастие мое увидели и, прибежав, меня из тюрьмы освободили. Но каким же уродом я оттуда вышел! Я был весь не только дождем обмочен, но и перемаран чернилами, и рад был уже тому, что освободился.

28 числа сего месяца начался опять поход нашей дивизии и продолжался до местечка Сербелишки, а на другой день, 29, после сего дошли мы, наконец, до знаменитого польского, однако, не гораздо большого местечка, называемого Кейданы. В сем месте в последующий за сим день, 30, сошлись мы с первою дивизиею, которою предводительствовал сам фельдмаршал, вместе. Ибо он идучи из Митавы другою дорогою через Янгышки, Машкутек, Шлав, Радзивилки и Шадов прибыл также к Кейданам. Однако обе сии дивизии вместе тогда еще не соединялись, но стояли лагерями порознь.

При Кенданах (1) стояли мы целых пять дней, отчасти для приема провианта, котроый был также тут заготовлен, и печения из него хлебов, отчасти дожидаясь (2) достальных бригад, по отставших несколько от прочих. Однако 3-го числа июня выступил наш фельдмаршал, с своею дивизиею далее к Ковно, и на другой день (4-го) после того последовали и мы за ним с нашею дивизиею, которая дошед до местечка Бобти ночевала. Наша же бригада оставалась в сей раз назади, но прибыла к сему местечку уже 5-го числа.

Наконец, 6 числа прибыли мы к местечку или, паче сказать, довольно знаменитому и славному городку Ковнам. Мы нашли уже тут великое собрание полков, ибо как, не доходя до местечка, надобно было перебираться чрез реку Вилию, которая нарочито была велика, а мостов было еще не сделано, то становились приходящие полки подле сей реки и дожидались изготовления оных.

7-го числа переправились мы чрез помянутую реку Вилию и прошед Ковны, стали подле сего местечка лагерем. Тут стояли мы не малое время, ибо как чрез помянутую реку переправляться надлежало всей армии по одному только узкому понтонному мосту, к тому ж город сей назначен был генеральным рандеву или сборным местом, то и требовалось к тому не малое время.

Впрочем, как стояние в сем месте было достопамятно некоторыми случившимися со мною происшествиями, то отложив повествование об них до последующего письма, теперешнее сим кончу, сказав вам, между тем, что я есмь и проч.

Любезный приятель! Теперь расскажу вам те приключения, которые случились со мною во время стояния нашего в упомянутом польском городке Ковнах.

Первое произошло еще в самый первый день нашего туда пришествия и состояло в маленьком несчастии, которое навлек я сам на себя своею дуростию, а именно: я прежде уже упоминал, что я отправлял тогда должность квартермискую и езжал всегда наперед для занятия лагеря. Всходствие сего поехали мы и тогда наперед, как бригада ваша находилась еще за рекою Вилиею. Приехав в местечко Ковны, квартермистр Ростовского полка, г. Похвиснев, будучи молодец ветреный и гуляка, не знаю зачем отстал от нас в местечке, а с ним остались вместе и его фурьеры. Мы, приехав с г. Кульбарсом на то место, где за местечком назначено было быть нашему лагерю, не имели времени долго мешкать, потому что полковые наши обозы начали в то время уже перебираться чрез реку, как мы поехали, и для того спешили скорее разбить лагерь. Но горе на меня тогда напало, что не было ростовского квартермистра, без которого мне лагеря под свои полк разбивать было не можно, потому что бригада наша становилась всегда таким порядком, чтоб на правом фланге стоять гренадерскому, на левом нашему, а в средине Ростовскому полку, следовательно, без занятия среднего лагеря мне крайний занимать было не можно. Долго дожидался я сего господина, но он немного там позагулялся и не ехал. Досадно мне сие неведомо как было, и я делал ему за то изрядное благословение. Наконец стали уже показываться наши обозы, а лагери наших обоих полков мы и не начинали еще разбивать. Что мне тогда было делать? Другого не оставалось как отмерить на Ростовский полк известную нам дистанцию, а там взять прямую линию с гренадерским полком и разбивать свой. Но как отмерив пропорцию сию пришел я на то место, где нашему полку стоять приходилось, то увидел, что была тут только что вспаханная и еще незаскороженная пашня и не только простая, но разодранная из луга. Одним словом, на всем месте была глыба на глыбе и дернина на дернине. Досадно мне сие чрезвычайно было, ибо такого скверного места недоставалось нам никогда под лагерь во весь поход наш; напротив того видел я, что место, где отмерил я для ростовского полку, состояло из наипрекраснейшего и ровного луга. Завистно мне было сие и досадно, а более потому, что мы знали, что тут простоим не малое время. В сих обстоятельствах будучи и видя, что ростовский квартермистр с фурьерами своими все еще не ехал, захотелось мне услужить полку своему, и под каким-нибудь предлогом занять луг для себя, а ростовцев спровадить на пашню, и чрез то избавить свой полк от крайнего беспокойства. И для того, подумав немного и вымыслив уже наперед отговорки и оправдания, пошел я к гренадерскому квартермистру требовать совета; но сей не сказал мне ни того, ни сего. Итак, не получив от него ни приказания, ни запрещения, пустился я на отвагу и разбил лагерь свой подле его полка. Но дабы проступок свой чем-нибудь прикрыть, то разбил подле себя на пашне лагерь и Ростовскому полку. Фурьеры мои и не хотели было для чужого полку трудиться, но я их принудил и велел еще с лучшим и особливым прилежанием все места назначивать, дабы тем порядочнее разбить оный. Не успел я сего сделать, как пришли уже в самом деле и ростовские и нашего полку обозы, и я тотчас велел свои становить на места и занимать скорее лагерь. Ростовские, не видя своих фурьеров, подняли было с нашими спор, для чего становимся мы на их место, однако я их кое-чем умаслил и уговорил становиться в отведенном мною для них лагере. Не успели обозы установиться, как пришла и пехота. Квартермистр ростовский не прежде встрянулся из Ковен ехать, как увидя уже идущую пехоту и едва успел к нам без памяти прискакать с своими фурьерами. Ему некогда было тогда разбирать способность места; однако увидев, что место его под наш полк уже занято, прискакал ко мне и говорит: — "Эх, братец! я позамешкался в местечке, а ты у меня место занял и не там стал". — "Вольно тебе было не ехать! ответствовал я, ведь обозам моим тебя не дожидаться было, и мне не оставалось иного делать!" — "Ну, быть тому так, говорил он: да, эх, какая беда, мне теперь уже не успеть разбить лагерь, полки уже идут!" — "Поезжай! поезжай! говорю я: — я уже и для вашего полка разбил своими фурьерами". Он благодарил меня еще за то, и поскакал полку на встречу, а фурьерам велел, иттить на место. Но сии бездельники, пришедши туда, увидели скоро весь мои умысел и для чего все это было сделано, и досадовали чрезвычайно, что им стоять на пашне. Они при сем одном не остались, но со злобы на меня взяли нарочно и перетыкали все тычки и искривляли умышленно линию и фрунт так, что и палатки стали очень криво и дурно. Я, всего того не знаю и не ведаю, и радуясь своей удаче и обману, поехал, и встретив свой полк привел на место. Но что ж воспоследовало? Радость моя продлилась не долго, но обратилась скоро в печаль, и сия игрушка довела было меня до несчастия.