— Думаю, она все-таки хочет выдать меня замуж. Несмотря ни на что.
— Похоже на то! — Марта задумчиво поджала губы. — По крайней мере разговаривала она только с лордом Эвенелом.
— Что ж, если матери так уж этого хочется, я выйду за Эвенела. Господь свидетель, я слишком редко ублажала ее. Может, и отец успокоится, выдав меня замуж.
— А по-моему, леди Ларк, выходить замуж, чтобы ублажать не себя, а других, просто глупо.
— Я тоже своего не упущу.
В голосе Ларк не хватало уверенности, и Марта, почувствовав это, пристально на нее посмотрела. Она явно что-то хотела сказать по поводу ее брака с Эвенелом, но, по-видимому, передумала и произнесла совсем другое:
— А сходи-ка ты, девушка, да поговори со своей сестрицей. Она все еще рыдает. Уж боюсь, как бы с ней не приключилось какой-нибудь хвори.
— Хорошо, поговорю.
Ларк никак не могла взять в толк, отчего Элен так сильно привязалась к Стоуку. Он, как считала Ларк, совершенно не подходил сестре. Огонь и вода — вот что такое они были. К тому же она не сомневалась, что Стоук, женившись, стал бы немилосердно тиранить хрупкую и нежную Элен, у которой, конечно же, не хватило бы сил противостоять ему.
Оглядев пустынный зал, она спросила:
— А куда подевались все остальные?
— Близнецы направились в деревню, чтобы посидеть с хозяином за кружкой эля.
Теперь Ларк наконец поняла, почему братья так торопились и даже не затеяли с ней привычной ссоры. Близнецы, как и Уильям, очень любили эль, а еще им нравились пухленькие дочки хозяина постоялого двора, с которыми они надеялись скоротать время. И все это не стоило бы им ни гроша. Как всегда бывало в подобных случаях, за все удовольствия платил отец.
Тяжелая поступь входившего в зал человека возвестила женщинам о том, что вернулся Уильям. Ларк взглянула на отца. Глаза у него стеклянно блестели, а лицо налилось кровью. Впрочем, походка у него была твердая, а нос не отливал синевой. Значит, отец был не слишком пьян.
При виде дочери его зеленые глаза вспыхнули. Он нахмурился:
— Надо поговорить, Ларк.
То, что отец назвал ее по имени, не обещало ничего хорошего. Ларк сразу поняла, что разговор предстоит серьезный.
— Присядь, Ларк. — Уильям взял дочь за руку и подвинул ногой ей стул. — Мне нужно перемолвиться с тобой словечком.
— Сразу говорю, это я виновата. — Ларк почувствовала, как тяжкое бремя греха, давившее ей на грудь на протяжении многих часов, стало легче.
— Ты признаешь свою вину, а ведь даже не знаешь, о чем я собираюсь вести речь. — Уильям с любопытством посмотрел на дочь.
— Знаю и могу повторить: это сделала я.
— С каких это пор ты научилась читать мысли? — Уильям вопросительно выгнул бровь и наклонился ближе, чтобы увидеть глаза дочери.
— Не нужно быть прорицательницей, чтобы понять: ты имеешь в виду лорда Блэкстоуна и то, что с ним случилось. В третий раз тебе говорю: это сделала я.
— А я-то надеялся, что ты будешь все отрицать. — Уильям откинулся на спинку стула и провел рукой по золотистым, начинавшим седеть у висков волосам. — Впрочем, о чем это я? Уж кому-кому, а мне следовало знать, что отцу ты лгать не станешь.
— Ты прав, отец. Не стану. Просто не смогу.
— Вот почему я всегда испытывал к тебе особые чувства. — Уильям коснулся подбородка Ларк, и глаза его увлажнились.
— Прости меня, отец. Я не хотела наносить ему удар в спину.
Тот опустил руку.
— Да я, собственно, и не ставлю тебе это в вину.
— Не ставишь? Как так?
— Да вот так. Не ставлю. — Глаза Уильяма потемнели. — Ведь он тебя домогался… Скажешь, нет?
Ларк кивнула, и щеки у нее запылали.
— Его прикосновения не вызвали у тебя отвращения, не так ли? Тебе вдруг захотелось отдаться ему, ты запаниковала, осознав это, и ударила его кинжалом.
— Откуда ты все это знаешь? — изумилась Ларк.
— Видишь ли, знание человеческой природы — как мужской, так и женской — мне не чуждо. Так уж вышло, что я вижу тебя, Голубка, насквозь. Странно, как ты до сих пор этого не поняла. — Уильям улыбнулся.
— Точно, должна была понять. Но согласись, мысль о том, что кто-то, пусть даже родной отец, знает тебя лучше, чем ты сама, смутит кого угодно.
— Правду сказать, я лучше знаю те твои качества, которыми ты схожа со мной. И хорошие, и дурные.
— У тебя нет дурных качеств, отец.
— Глупости, дурные качества есть у каждого человека, просто ты любишь меня и поэтому закрываешь глаза на мои недостатки, — ухмыльнулся Уильям. — Так же, как и ты, я упрям — особенно когда речь заходит, так сказать, о делах сердечных.
— Я не вполне понимаю тебя.
— Когда-нибудь поймешь. — Уильям устремил взгляд на полыхавшие в камине поленья и замолчал.
Видя, что отец не склонен развивать эту тему, Ларк взяла инициативу в свои руки.
— Если ты имеешь в виду маму, то я никогда не понимала, почему ты женился на ней.
— Я взял Элизабет в жены из-за денег и земель, которые давали за ней в приданое. У меня не было за душой ни гроша. Ведь я был младшим сыном барона, а отец ничего мне не оставил, поскольку, кроме меня, у него было еще пятеро сыновей. Большая часть семейного достояния перешла к твоему дяде Эдгару. — Уильям пожал плечами — дескать, ничего не поделаешь, так судил Господь. — Кстати, мне и в голову не пришло интриговать против братьев в надежде выпросить что-нибудь у отца. А потому я всегда считал, что, женившись на Элизабет, поступил мудро.
Ларк, выслушав признание отца, сидела тихо как мышка. То, что он рассказал, предстояло основательно обдумать.
— Что же до матери… — продолжал Уильям. — Я знал, что у нее несносный характер, но, Бог мой, она была красива, а кроме того, я чувствовал в ней страсть под стать моей. Будь она холодной как рыба, я никогда бы на ней не женился — даже при всем ее богатстве. У меня были знакомые леди, так что выбрать жену не составило бы труда.
— Стало быть, ты женился без любви, — озвучила Ларк мысли, не дававшие ей покоя с тех пор, как она заметила странные отношения между родителями.
— Не преуменьшай значения желания и страсти. В браке это очень важно.
— Но страсть и любовь — разные вещи.
— Да, это так. Но страсть — неразрывная составляющая любви. Поэтому не думай, что я не люблю твою мать. Временами она бывает невыносима, но если бы Элизабет — не дай, конечно, Бог — завтра умерла, я бы скорбел об этой потере до конца своих дней. Мне приходилось совершать поступки, о которых я потом долго сожалел, но женитьба на твоей матери к их числу не относится.
Ларк верила, что отец говорит правду. Он регулярно навещал жену в опочивальне. Даже в тех случаях, когда Уильям отправлялся на постоялый двор, чтобы избежать очередной склоки с Элизабет и пображничать, доступным женщинам не удавалось соблазнить его. Когда они очень уж ему досаждали, предлагая свои услуги, он награждал их шлепком по заднице.
Пока Ларк молчала, обдумывая сказанное, Уильям вдруг проговорил:
— Никогда не мог взять в толк, что ты нашла в Эвенеле. Признаться, это вовсе не тот мужчина, какого я пожелал бы тебе в мужья.
— Кого же ты хотел видеть моим мужем, отец?
— Ну… скажем, того же Блэкстоуна или кого-нибудь, похожего на него.
— Прошу тебя, не говори мне о Блэкстоуне. Кто угодно, но только не он.
Слова Уильяма до такой степени разбередили чувства Ларк, что она на мгновение даже прикрыла глаза.
— Но я люблю Эвенела. — Голос Ларк предательски дрогнул.
— Сильно сказано. Вот только не знаю, достаточно ли ты любишь его, чтобы посвятить ему всю жизнь. — Уильям обнял дочь за плечи. Она открыла было рот, чтобы возразить, но отец поднял руку, призывая ее к молчанию. — Хватит болтать, лучше поразмысли хорошенько над тем, о чем мы с тобой говорили. Если не передумаешь, через неделю пойдешь под венец с Эвенелом. Но если изменишь свое мнение, я, так и быть, приму на себя гнев матери и свадьбу расстрою. Уж лучше несколько дней слушать ее вопли, нежели жить потом с ощущением, что позволил своей дочери принять неверное решение и тем самым обрек ее на мучения.