Паулин замолчал. На его лбу пролегла глубокая складка. Сабин молча ждал возобновления рассказа. Перспективы для Империи — если, конечно, все это не плод воображения легата — вырисовывались крайне неприятные. Но ведь Светоний правильно сказал — они здесь, чтобы служить цезарю.

«Что ж, послужим, — мрачно подумал Сабин. — Тут может выйти одно из двух — или нас казнит Пизон как изменников, или вознаградит Тиберий как спасителей Отечества. Второе гораздо приятнее, тем более, что наградой для меня может стать Эмилия. Надо рисковать. Выхода нет».

— Я очень надеюсь, — снова заговорил Марк Светоний, — что Варон с моим донесением успешно доберется до Рима. Я не написал там всего, но наш цезарь — человек осторожный, он поймет и примет меры. А пока мы, в сущности, ничего больше не можем сделать.

Поэтому слушай мой приказ, трибун. Мы займемся сейчас выполнением нашей непосредственной задачи — розысками золота. Но, конечно, не будем забывать и о происках Пизона. Если в Палестине нам удастся что-то предпринять и нарушить планы проконсула Сирии относительно Иерусалима, то будет совсем неплохо.

Валерий Грат — новый прокуратор, человек честный и преданный своему долгу, но, к сожалению, очень недалекий. Пизон в Антиохии уже пытался обрабатывать его, но делал это так осторожно, что тот, бедняга, ничего не понял.

Надеюсь, Пизон позволит ему беспрепятственно выехать в Кесарею, отложив попытки вербовки на потом. А вот в отношении меня у него явно возникли какие-то подозрения. Должен признать — вполне обоснованные. Вот почему я и опасаюсь погони, трибун, вот почему мы столь поспешно и скрытно покинули Антиохию.

И я очень беспокоюсь за Децима Варона...

Паулин снова умолк и грустно покачал головой.

— Он такой молодой и горячий... Но у меня не было другого выхода. Необходимо было отправить письмо цезарю и лишь один Децим мог это сделать, не возбуждая лишних подозрений.

Сабин согласно кивнул. Его мысли путались, столько всего неожиданно свалилось... Оказаться в самом центре антицезарского заговора — это уж слишком. Хотя, не привыкать ему к антицезарским заговорам. Но то ведь было другое дело. А сейчас он служит Тиберию...

Паулин терпеливо ждал, пока трибун приведет свои мысли в порядок. А потом сказал:

— Ну что ж, время идет. Давай будем двигаться дальше. Кажется, погони пока нет и это нам на руку. Надеюсь, мы доберемся до Палестины раньше, чем Пизон осмелится приступить к активным действиям. И попытаемся, по крайней мере, отыскать золото, за которое много чего можно купить в этом нашем продажном мире.

Он грустно усмехнулся и посмотрел в глаза трибуну.

— А также спасти для Империи Египет. Ну, иди, Сабин, распорядись там об отъезде. Больше нам ждать нет смысла.

Трибун мрачно кивнул, поднялся на ноги и вышел из комнаты, чувствуя себя гораздо хуже, чем тогда, когда он в нее входил. Но ничего не поделаешь — все определяет воля Богов.

А бессмертные олимпийцы, похоже, собрались изрядно позабавиться. За счет людей.

Дальнейшую дорогу они проделывали в максимальном темпе, лишь пару раз сворачивали в пустыню и выжидали — не будет ли погони. Но погони не было. Или проконсул Гней Пизон ничего не подозревал, или имел слишком большую уверенность в себе. И то и другое было на руку Светонию Паулину и его спутникам.

За три дня они преодолели сто сорок миль, сделав лишь короткие остановки в Арвале и Триполисе, и добрались до Библоса. Здесь пришлось задержаться подольше, чтобы дать отдохнуть мулам и лошадям, да и людям тоже.

Зато вечером в местной гостинице Паулин и Сабин отведали просто замечательного вина со льдом. Лед был доставлен с Ливанских гор, но эта роскошь стоила относительно недорого по сравнению с самим напитком.

Выехав поздним утром, они через двадцать четыре мили достигли Берита, но здесь сделали лишь кратковременный привал и снова двинулись в путь, пополнив только запасы продовольствия.

На следующий день караван был уже в Сидоне, а следующим на маршруте лежал Тир, откуда они собирались свернуть в сторону от моря и двигаться на Иерусалим, ибо заезжать в Кесарею — резиденцию прокуратора Иудеи — не было смысла. Валерий Грат еще не мог прибыть туда, а встречаться с прежним губернатором Руфом, который уже готовился к отъезду в родные края, Паулин почему-то не захотел.

Они выехали вечером, чтобы за ночь преодолеть тридцать шесть миль до Тира, крупнейшего города Финикии, но после полуночи вдруг разыгралась буря, ветер поднимал тучи песка, мулы ревели и отказывались идти дальше, да и погонщики все поминали каких-то злых духов и больше думали о молитвах, нежели о вожжах и бичах.

Пришлось задержаться, и в Тире они появились лишь после полудня на следующий день.

Здесь Паулин отпустил носильщиков и повозки, щедро расплатившись с людьми. Начиная отсюда, можно было уже в каждой деревне нанять транспорт и лошадей, так что не было смысла таскать за собой громоздкий обоз.

Сам легат, Сабин, Феликс, Каролунг и чувствовавший себя все более несчастным Корникс направились в портовую гостиницу, где и заказали две комнаты. Сейчас следовало немного отдохнуть, а утром можно было снова пускаться в дорогу.

Древний город Тир был расположен на небольшом скалистом островке недалеко от суши.

Недостаток площади привел к тому, что улочки здесь были очень узкие, а дома — высокие, многоэтажные. Но жители Тира мужественно терпели тесноту, ведь зато они могли пользоваться благами двух удобных портов, а кроме того, наслаждаться практически полной безопасностью от внешних врагов, которых у города всегда хватало.

Благодаря выгодному расположению, Тир многие века пользовался заслуженной славой первого из финикийских городов.

Корабли местных мореходов заходили в гавани всех портов на Среднем море, вели оживленную торговлю с самыми отдаленными странами и самыми дикими народами Ойкумены.

Тирийских купцов везде принимали с почетом, словно царей; по всей земле шептались люди, что из серебра в Тире строят дома, а золото там, как грязь, валяется на улицах.

Ассирийский владыка Сангериб, покоривший весь Восток, пять долгих лет безуспешно штурмовал стены Тира, прельщенный богатствами города. Но отступил ни с чем.

А вавилонский царь, знаменитый Навуходоносор, который успел уже успешно разрушить Иерусалим, тринадцать лет простоял под Тиром, уложив тут тысячи я тысячи своих воинов.

Тирийцы, которые не любили иудеев, довольно неприлично радовались гибели Иерусалима, крича:

— Наконец-то разрушен этот курятник! Теперь все золото мира будет наше, мы станем богачами!

Возмущенный иудейский пророк Изекиил разразился в ответ гневной речью, выдавая ее за слова Бога. В ней он грозил подлым тирийцам всеми напастями и клятвенно обещал, что вот придет Навуходоносор и места живого на них не оставит.

Но угроза провидца так и осталась угрозой. Навуходоносор не смог овладеть Тиром.

Изекиил с горечью признал, что вавилонский царь оказался неважным полководцем и лишь зря погубил своих солдат.

Но в более поздние времена и гордому Тиру пришлось покориться новым завоевателям, персам. Впрочем, они были тут не одиноки — вся Финикия, да и весь Восток склонили голову перед могущественным агрессором. Тем более, что на процветании города это никак не отразилось, наоборот, персидская администрация всячески способствовала развитию ремесел и торговли в Финикии вообще и в Тире в частности.

Именно поэтому самоуверенный Тир отказался сдаться армии Александра Македонского, победителя персов, который покорил уже половину мира и очень хотел покорить вторую половину.

Но Александр был не менее гордым, чем тирийцы, а потому, недолго думая, начал осаду города, сконцентрировав на небольшом пространстве все свои войска и огромный парк мощных осадных орудий, сокрушивших уже стены не одного города.

Осада продолжалась восемь месяцев. Македонские ветераны вспоминали потом, что таких трудностей и лишений не испытали ни в одной битве, а участвовали они в бессчетном их количестве.