Нечасто в жизни Феликс чувствовал растерянность, но сейчас был как раз такой момент. О Боги, надо же так попасть — из огня да в полымя. А ведь как все хорошо складывалось...

А если пойти сейчас к префекту города и рассказать правду? Нет, кто ему теперь поверит? Скажут: пират, разбойник, уже побывал на арене и вот опять взялся за старое. Такого только могила исправит.

И ладно бы, пристукнул еще Никомеда или кого-нибудь подобного, так нет — всадил нож в посла иностранной державы, с которой Рим сейчас никак не хотел портить отношения.

Международный скандал!

Скорее всего, его без лишних слов выдадут парфянам, а уж те используют все свои изощренные восточные пытки, чтобы примерно наказать убийцу благородного Абнира.

Короче говоря, Феликс пропал. Теперь он отчетливо видел это. Рано или поздно его все равно арестуют — все подняты на нога, ему не уйти, не скрыться. Это конец...

Пират растерянно посмотрел на Амиру, у которой в глазах появились слезы, на Солона, который вытирал ладонью пот с лица, потом опустил голову и уставился в пол.

— Что же мне делать? — спросил он глухо; в его голосе звучало отчаяние и горечь.

Амира всхлипнула и припала к его плечу, судорожно вцепившись в руку возлюбленного.

Солон тяжело вздохнул.

— По-моему, — сказал он медленно, — у тебя остался только один шанс: попытаться стать царем Неморенского сада.

Rex Nemorensis[3]

Шестнадцать миль отделяло Ариций от Рима, шестнадцать миль по просторной, чистой, ухоженной Аппиевой дороге.

Путники обычно выезжали через Капенские ворота; там всегда было людно и шумно. Здесь находились конторы по прокату дорожных повозок, мулов и верховых лошадей, здесь располагалось множество киосков и лотков, где можно было купить все, необходимое в дороге, здесь крутились нищие, бродяги, жулики и прорицатели, добывая свой кусок хлеба, была здесь и претория когорты городской стражи, солдаты которой надзирали за порядком и вылавливали всяческих подозрительньх типов, в которых никогда не ощущалось недостатка при Капенских воротах.

Отсюда лежал путь вдоль западного побережья через Террацину, Неаполь, Капую, до самых южных точек Италии — Регия и Бриндизия.

По виа Аппия — царице римских дорог — нескончаемым потоком двигались те, кто решил отдохнуть в своих загородных поместьях, виллах и домиках в Кампании, Кумах или Байях — модных морских курортах, а также те, кто выбирался в более длительную поездку — деловую или туристическую — в Иллирию, Грецию, Сирию или Египет. Но немало среди выезжавших через Капенские ворота было и таких, которые стремились именно в Ариций.

То были паломники, жаждавшие поклониться великой Богине Диане, чей храм — один из самых знаменитых и популярных в то время в мире — находился в этом скромном городке в шестнадцати милях от Рима.

Римская Диана, чьим прообразом являлась греческая Артемида, была родной сестрой Аполлона. Удивительно красивая, она, тем не менее, решила навсегда остаться девственницей и не позволяла мужчинам хотя бы взглянуть на себя.

Когда самоуверенный охотник Актеон однажды дерзнул, затаившись в кустах, полюбоваться прекрасным телом Богини, которая купалась в озере, разгневанная Артемида тут же превратила его в оленя, и беднягу разорвали собственные псы, приняв за животное.

Но и сама Богиня очень любила охоту. С луком и копьем, со сворой быстроногих собак она могла целыми днями носиться по лесам, загоняя зайцев, вступая в единоборства с дикими кабанами и свирепыми волками.

Греки почитали Артемиду как Богиню рождения и смерти одновременно. Ей посвящали реки, ручьи и болота, леса и нивы. Ведь она благословляла и растения, и животных, и детей, помогала матерям при родах.

А как повелительницу смерти ее чтили в Спарте, где ежегодно перед алтарем Артемиды розгами секли мальчиков, так, чтобы кровь их брызгала на статую Богини. В Тавриде же в древности ей вообще приносили человеческие жертвы. Это пришлось сделать и царю Агамемнону перед тем, как отправиться на Троянскую войну, — он посвятил Артемиде свою дочь.

Римская же Диана поначалу была особой серьезной, достойной. Но очень скоро и она отказалась от строгой латинской одежды и набросила на себя короткий легкомысленный хитон, в котором так удобно охотиться в лесах.

Она даже обзавелась быстрой колесницей, чтобы можно было каждую ночь с ветерком промчаться по небу.

И моментально в нее влюбились все поэты и художники, именно Диана стала источником их вдохновения.

Считалась она и покровительницей бедных, голодных, обиженных — им Богиня помогала советом и заботой. Именно поэтому римский царь Сервий Туллий выстроил ей храм на Авентине, который в те незапамятные времена был еще районом бедноты.

Но самое главное святилище великой Богини находилось в Ариций.

Это было довольно уединенное место, со всех сторон окруженное горами, среди которых блестело и переливалось своей кристально чистой водой озеро, называемое «зеркалом Дианы».

Все здесь дышало покоем, ощущалось единение с природой, тихо шумели на ветру зеленые деревья и щебетали в листве птицы, голубело небо и ярко светило солнце.

Но жители Ариция — видимо, из желания быть оригинальными — серьезно утверждали, что их Богиня, — это та самая жестокая Артемида Тавридская, которая так любила человеческую кровь.

Они с пеной у рта доказывали, что когда Орест бежал с берегов Понта Эвксинского, похитив сестру, которая была жрицей, и священную статую Артемиды, то поселился он именно в Ариций и ввел тут древний культ кровавой Богини-охотницы.

Впрочем, честь считаться центром поклонения Артемиде Тавридской оспаривали и Афины, и Спарта, и еще несколько городов в Италии, Греции и Малой Азии.

Однако, в подтверждение своих слов, уроженцы Ариция имели весьма веский аргумент. А именно — обычай, связанный с утверждением царя Неморенского сада, посвященного Диане.

В самом центре священной рощи росло дерево, считавшееся неприкосновенным. Никто из обычных людей не смел срывать с него листья или срезать ветки.

Но если вдруг какой-то безумец решался на это, то затем у него оставался лишь один путь к спасению — он должен был убить верховного жреца, который надзирал за священной рощей, и сам занять его место.

В таком случае, этот человек тоже становился неприкосновенным и получал титул Rex Nemorensis — царь Неморенского сада. Все его прошлые прегрешения и преступления уже не имели никакого значения, вся светская власть заканчивалась возле первого же дерева священной рощи.

Отныне любой злодей, которому посчастливилось убить прежнего жреца, мог чувствовать себя в полной безопасности.

Впрочем, безопасность эта все же была относительная. Да, даже сам цезарь не мог тут ничего поделать, но ведь существовали и другие кандидаты на Неморенского царя. И они только и ждали момента, чтобы наброситься на своего предшественника с мечом в руке, швырнув к его ногам срубленную ветку священного дерева.

Днем и ночью, в зной и в дождь должен был оставаться на своем посту жрец Дианы, один, не могущий рассчитывать ни на чью помощь. И постоянно помнить, что секундная потеря бдительности может принести ему смерть. Быструю и неотвратимую.

Некоторые погибали сразу же, некоторые выдерживали несколько лет. Лишь единицы сумели дожить до старости, но это было их приговором — дряхлого жреца любой мог брать голыми руками.

Беглые рабы, гладиаторы, всевозможные преступники — вот кто стремился в священную рощу. Ведь должность Неморенского царя давала ему возможность — часто единственную — еще хоть немного продлить жизнь, а там видно будет. Авось Богиня Диана не оставит их в беде.

Этот путь выбирали сильные духом, которые не хотели умирать на арене или в каменоломнях. Хоть еще немножко погулять перед смертью, вдохнуть еще раз сладкий воздух свободы...