Стон и вопль повис над порядками варваров.

А легионеры методично косили их своими короткими острыми мечами, оттесняя все дальше. Столь большое скопление людей не могло быстро разбежаться по лесу — мешали густые деревья.

И германцы вязли в кустах и между стволами дубов, заклиная великих Манна и Одина спасти их жизни и поразить римлян. Но Юпитер с Марсом были, видимо, сильнее в тот день. Это солдаты поражали дикарей — безжалостно, размеренно, как на учениях.

Тем временем еще три легиона — Второй Августов, Тринадцатый Сдвоенный и Двадцать второй из Могонтиака атаковали хауков Зигштоса, рассеяли их по холмам и, оставив беспорядочно бегущих дикарей на расправу коннице, вновь повернули к долине.

А на вышедших из Тевтобургского леса дружинников Зигмирта — последний резерв германцев — напали бельгийцы и галлы под командой Гнея Домиция Агенобарба...

Побоище продолжалось еще два часа. Разгром был полный. На четыре мили вокруг земля была устелена мертвыми и умирающими варварами. От огромной армии Племенного союза не осталось почти ничего.

Египтянин Каллон, сидевший под охраной в палатке на краю германского лагеря, с тревогой прислушивался к шуму боя, который все приближался. Он в отчаянии кусал свои бледные губы и шепотом молился Исиде, Осирису и Гору. Каллон чувствовал, что дело для него оборачивается довольно скверно.

Из отрывистых реплик своих стражей, стоявших перед шатром, он понял, что все попытки германцев остановить римлян ни к чему не приводят и вот-вот легионеры окончательно сломят их сопротивление.

Изобретательный мозг Каллона начал интенсивно работать.

Что ж, дело провалено. Жаль, конечно, но это еще не конец света. К сожалению, предстать теперь перед Агенобарбом он не может — Гней Домиций наверняка впадет в ярость от неудачи, да и перетрусит изрядно, опасаясь, как бы не раскрылось его предательство. А загнанный в угол зверь всегда опасен.

"Ладно, мой благородный хозяин, — подумал Каллон. — Выкручивайся, как знаешь. Да помогут тебе твои Боги. А я — если угодно будет судьбе — встречусь с тобой в другой раз. Ты ведь еще не до конца рассчитался со мной за все мои услуги. Сейчас же пора подумать о собственной шкуре. Было бы нежелательно угодить в руки римлян и попасться на глаза какому-нибудь пленному германскому вождю, который тут же укажет на меня пальцем: вот, дескать, кто выдал нам план Германика.

Жаль. Ведь идея была неплохая. Но я же не виноват, что эти дикари понятия не имеют о военном искусстве. Уж не знаю теперь, что им еще нужно, чтобы наконец одержать победу. Нет, видно их удел — всегда быть битыми, но не извлекать никакой пользы из жестоких уроков".

Размышляя так, Каллон продолжал прислушиваться к доносившимся снаружи звукам.

Вот послышался топот копыт и чей-то испуганный голос проорал:

— Спасайтесь, люди! Римляне идут!

Все завопили; судя по звукам шагов, охранники палатки разбегались, куда глаза глядят.

Подъехали еще несколько всадников.

— Херману удалось уйти! — раздались крики.

— Ульфганг убит!

— Хауки отходят к реке!

— Херуски Зигмирта прячутся в Тевтобургском лесу!

— Спасайтесь, кто может!

Послышались истошные вопли женщин, плач детей, ржание лошадей и блеяние скота. Но все эти звуки перекрывал мерный гул, доносившийся со стороны долины, — то шли римляне.

Калл он осторожно выглянул из палатки. Стражников как ветром сдуло, и до египтянина никому не было дела.

Словно ящерица, он выскочил из шатра и побежал. В его руке был зажат узкий острый стилет. Надо было срочно раздобыть лошадь и продуктов на дорогу — путь предстоял неблизкий, ведь Каллон хотел сделать большой крюк, чтобы обойти и римлян, и рассеянных по лесу германцев.

Возле одной из палаток на краю лагеря он увидел оседланного коня, подбежал туда и заглянул внутрь.

На полу у грубого очага сидела перепуганная женщина, прижимая к себе двух плачущих детей. Больше в палатке никого не было.

Египтянин стремительно вскочил внутрь и огляделся. При виде чужеземца с кинжалом в руке женщина сдавленно вскрикнула. Каллон, не обращая на нее внимания, подобрал с пола кожаный мешок, бросил туда валявшиеся на расстеленной холстине три ковриги хлеба, кусок сушеного мяса и головку козьего сыра.

Потом схватил еще тяжелый бурдюк с пивом и выбежал из палатки. Влез на спину коня и дернул поводья.

Множество всадников и пеших разбегалось из лагеря в разные стороны, и никто не обратил внимания на египтянина. Ориентируясь по уже почти скрывшемуся за горизонтом солнцу — этому он научился еще в Египте, когда служил при храме Исиды, Каллон выбрал правильную дорогу и принялся яростно колотить пятками лошадь, спеша как можно быстрее покинуть опасное место.

А с другой стороны на просеку уже выходили первые шеренги римских легионеров...

Победа была полной и безоговорочной. Войско варваров перестало существовать. Сорок тысяч германцев полегло на поле боя, пленных еще предстояло сосчитать, а деморализованные и охваченные паникой остатки армии Племенного союза разбегались по лесам, не помышляя ни о каком сопротивлении и в страхе бросая оружие.

Раненный галльской стрелой Херман сумел все же уйти через болота, его сопровождали две тысячи воинов. Великий вождь херусков попеременно то рыдал, то сыпал проклятиями, то, вцепившись себе в волосы, вопрошал Богов, за что его постигла такая кара.

Но Боги молчали, сами потрясенные страшным разгромом, учиненным римлянами в зеленой долине на окраине Т'евтобургского леса.

А счастливый Германик, в окружении своих офицеров, с невысокого холма озирал поле боя, на котором батавы и бельгийцы добивали раненых варваров. Римские легионы снова строились в боевой порядок, ожидая, когда полководец выступит перед ними с речью.

— Отлично, друзья! — восклицал Германик.

Его глаза горели огнем, щеки покрыл румянец; прядь светлых волос выбилась из-под высокого шлема и шевелилась на ветру.

— Превосходно! Всем выражаю благодарность. Вы бились как настоящие герои. Хвала Богам, наконец мои солдаты смыли с себя позор мятежа против цезаря и я снова могу с гордостью назвать их моими соратниками и соотечественниками.

— Слава Германику! — откликнулись штабные офицеры и командиры легионов. — Это ты привел нас к победе!

— Но заслужили мы ее вместе! — радостно ответил полководец. — А где Авл Плавтий?

— Я здесь, командир, — выступил вперед легат Четырнадцатого легиона.

— Ты заслужил золотую корону, Авл, — сказал Германик. — Ведь это благодаря тебе мы не попали в засаду. Клянусь, ты получишь свою награду. Ваш героизм спас армию.

— Что ж, — улыбнулся старый воин, — нам пришлось тяжеловато, но Боги помогли выстоять. А я хочу представить тебе человека, который, пожалуй, больше всех заслужил твою награду.

Он повернулся, призывно махнул рукой, и перед главнокомандующим Ренской армией предстал смущенный такой честью, покрытый кровью и грязью Гортерикс в иссеченном панцире и с зазубренным мечом у пояса.

— Это командир первой галльской когорты, — пояснил Авл Плавтий и коротко рассказал о том, как предусмотрительность и мудрость Гортерикса и самоотверженность его солдат спасли от гибели сначала авангард, а в конечном итоге — всю армию.

— Молодец! — воскликнул растроганный Германик. — Благодарю за службу. Ты — пример того, как римский союзник должен относиться к своему долгу. Клянусь, я не забуду твой подвиг. Я сам доложу о тебе цезарю и уверен — он вознаградит тебя по заслугам.

От волнения горло Гортерикса перехватило спазмом, и он не смог ничего сказать, лишь отсалютовал по уставу.

В этот момент радостное настроение, царившее среди офицеров, испортил Публий Вителлий.

— Все это хорошо, — сказал он мрачно — Но вот интересно — каким образом создалась такая ситуация, что германцы ждали нас в засаде? А ведь они явно были знакомы с нашим планом. Откуда Херман узнал о нем, а?