Сабин вспомнил, что когда он первый раз приходил к Тиберию, еще тогда, с письмом от Августа, то его проводили в другое крыло. Видимо, цезарь решил поменять апартаменты.

Дверь открыл еще один слуга — грек в голубом нарядном хитоне. Протоген поклонился трибуну и ушел, а грек отступил в сторону, давая гостю место. Сабин вошел.

В просторной комнате никого больше не было. Зато стоял стол, накрытый блюдами с фруктами и уставленный кувшинами с вином и драгоценными кубками. В воздухе пахло ароматными арабскими благовониями.

«Неужели это меня так встречают? — удивился Сабин. — Хороший знак. Хотя... милость таких правителей, как Тиберий, в любой момент может смениться чем-то совсем противоположным. И чем ласковее он с тобой будет сейчас, тем свирепее станет преследовать в будущем».

Усилием воли трибун отогнал от себя эти мысли и огляделся, не зная, что ему делать.

— Прошу, господин, — негромко сказал раб за его спиной. — Присядь и подожди.

Сабин опустился на мягкий табурет. Раб как-то незаметно исчез, В комнате повисла тишина.

Внезапно бесшумно отворилась дверь в углу, до тех пор скрытая за расшитой узорами занавеской. Из нее вышли три человека.

Сабин проворно вскочил на ноги, приветствуя цезаря, который шел первым. За ним появился какой-то не известный трибуну мужчина, последним двигался астролог Фрасилл, неизбежный спутник Тиберия, знаток его души, а также будущего.

— Будь здоров, цезарь император! — громко отчетливо произнес Сабин. — Я прибыл по твоему вызову.

— Хорошо, трибун, — как всегда медленно протянул Тиберий. — Садись.

Сабин дождался, пока усядется сам принцепс, и лишь тогда снова опустился на свой табурет. Рядом с ним расположился не знакомый ему мужчина, а Фрасилл проследовал к своей любимой кушетке у стены и с достоинством возлег на нее. Сабин заметил, что астролог изрядно поправился после их предыдущей встречи — его туника плотно обтягивала округлый живот.

— Выпьем вина, — глухо сказал Тиберий. — Сейчас должен подойти еще один человек.

Сабин послушно взял кубок и сделал глоток.

— Познакомьтесь, — снова заговорил цезарь, жестом указывая на соседа Сабина. — Это Марк Светоний Паулин, мой хороший друг. Надежный друг. Я во всем доверяю ему.

В устах подозрительного цезаря такая фраза звучала странно, но Сабин понял, что сказана она была специально для него. Дескать, ты тоже должен доверять этому человеку и — видимо — подчиняться ему.

Трибун повернул голову и посмотрел на Марка Светония Паулина. Тот, в свою очередь, внимательно изучающе смотрел на него.

Это был среднего роста и крепкого сложения человек лет сорока, с проседью в густых черных волосах. Его мужественное, истинно римское лицо с широким волевым подбородком и крупным носом, с кустистыми бровями и высоким лбом мыслителя одновременно располагало к себе и несколько отпугивало своей суровостью.

Мужчина чуть улыбнулся одними губами и произнес резким звучным голосом:

— Рад видеть тебя, трибун. Достойный цезарь уже рассказал мне о тебе. Думаю, мы сработаемся.

— Надеюсь. — Сабин тоже попытался улыбнуться. — А...

Он хотел задать вопрос, но вовремя прикусил язык. Во дворце надо соблюдать этикет.

— Ты хотел спросить, какова будет работа? — протянул Тиберий. — Сейчас узнаешь. Так вот, Валерий Сабин, в самое ближайшее время я направляю нового прокуратора в Иудею. Пора сменить Вентидия Руфа, который ух очень там засиделся. Надеюсь, ты знаешь, где находится Иудея, трибун?

— Примерно, — ответил Сабин. — Но я никогда там не был, только в Египте один раз.

— Знаю, — перебил его Тиберий. — Ничего, это можно поправить. Так вот с новым прокуратором — его зовут Валерий Грат, он достойный человек и хороший администратор — поедет и Марк Светоний Паулин. В качестве моего специального комиссара по национальному вопросу. Там, в Палестине, постоянно возникают какие-то конфликты между иудеями и греками, так что время от времени приходится заниматься их спорами.

Тиберий замолчал, глядя в глаза Сабину. Тому не понравилась эта театральная пауза.

«Что ж, — подумал он, — я не придворный, а солдат, в конце концов. И люблю говорить ясно, без недомолвок».

— То, что ты сказал, достойный цезарь, — произнес он, — имеет отношение ко мне?

— Имеет, — кивнул Тиберий. — Прямое. Я бы хотел, чтобы ты тоже поехал в Иудею. В качестве помощника Марка Светония. Это и есть моя просьба, которую ты обещал выполнить. Ведь я выполнил твою, не так ли? Тот преступник уже на свободе?

— Да, — ответил Сабин. — И благодарю тебя еще раз, достойный Тиберий. Что ж, я согласен поехать в Палестину, но еще надо узнать, что мне предстоит там делать. Ведь ты сказал...

— Я помню, что я сказал, — перебил его цезарь. — Сейчас ты все поймешь. Только одно условие. Ты действительно можешь сейчас отказаться, и обещаю тебе, что тот человек не будет снова арестован. Но ты должен поклясться всеми Богами, что ни одно слово, из услышанного тобой здесь, не достигнет чужих ушей. Это — строгая государственная тайна.

«Везет мне на государственные тайны в последнее время, — подумал Сабин. — Что ж, может, на сей раз все сложится удачнее».

Он не колебался. Если хочешь чего-то достичь в жизни — надо смело бросать вызов судьбе и идти на риск. Он уже давно понял, что тихая жизнь с книжкой в руке не для него.

— Я согласен, — повторил трибун. — Клянусь молчать, даже если откажусь от твоего предложения, достойнейший.

Но он знал, что уже не откажется.

— Помни об этом, — погрозил ему Тиберий согнутым пальцем. — Если ты нарушишь клятву, кара Богов тебя настигнет. Уж я об этом позабочусь, будь уверен.

Сабин промолчал.

В этот момент дверь открылась и в комнату вошел еще один человек. Он двигался с трудом, волоча ноги и опираясь на палку с резным набалдашником. Это был старик лет восьмидесяти, сгорбленный и седой. Его слезящиеся глаза на изрезанном морщинами желтом лице казались потухшими и безжизненными. Голова мелко тряслась на жилистой шее.

Раб закрыл за ним дверь, и Тиберий первый поднялся навстречу новоприбывшему, протянув к нему руки.

— Приветствую тебя, Публий, — сказал он. — Проходи, садись. Мы ждем тебя. Как твое здоровье?

— Хвала Богам, пока еще жив, — ответил старик на удивление молодым голосом, дополз до кресла со спинкой из слоновой кости и тяжело опустился в него.

— Жарко сегодня, — сказал он, вытирая ладонью пот со лба.

— Освежись, вот вино, — предложил Тиберий.

Сабин с удивлением смотрел на странного старика. Кто он такой? Почему сам цезарь так его обхаживает?

Словно прочтя его мысли, Тиберий сказал:

— Перед вами сидит Публий Сульпиций Квириний, консуляр, старый соратник и друг Божественного Августа и мой тоже. Это очень достойный человек.

«Что случилось? — подумал Сабин. — Тиберий похвалил вот уже двоих за какие-нибудь десять минут. Наверное, этим он исчерпал весь свой запас похвал на ближайшие пять лет».

Публий Квириний поднял голову и вдруг глаза его, казавшиеся навсегда потухшими, живо сверкнули.

— Это и есть твои избранники, Тиберий? — спросил он. — Что ж, смотрятся неплохо. Настоящие квириты. Я уж думал, таких больше не осталось на этом свете.

— Еще немного есть, Публий, — улыбнулся цезарь, — Ну, не будем терять времени. Мне не обязательно здесь присутствовать, так что мы с Фрасиллом отправимся в библиотеку, а вы побеседуете. Потом я вернусь и обсудим детали. Паулину уже кое-что известно. А ты, трибун, слушай внимательно. Ты ведь уже заинтригован, не так ли?

— Да, — согласился Сабин.

— И ты конечно догадался, что в Иудее вам вовсе не придется разрешать национальные споры? Что это только прикрытие?

— Догадался, — ответил Сабин. — И очень хочу...

— Молодец, — похвалил его Тиберий. — Значит, я выбрал правильного человека. Пойдем, Фрасилл.

И он двинулся к выходу.

— Но что нам предстоит делать в действительности? — вырвалось у Сабина, который так и не привык к светским обычаям и дворцовому этикету.