– Ну, что… это… м-мужики… у меня вот тут колода новая есть… в трыньку играет кто-нить?
HOMO SAPIENS
– Хоменко! Ну-ка. Зайдите сюда. Почему у вас ЭО не проверено?
– Как это – не проверено?
– Потому что не проверено. Вы его проверяли?
– Я?
– Да.
– Ну, проверял.
– А почему оно не проверено?
– А почему оно – «не проверено»?
– Потому что не проверено! Или вы хотите сказать, что оно проверено?
– Ну… почему ж не проверено…
– Потому что в формуляре написано одно, в графике – другое, а на бирке – третье! Вы его проверяли?
– Так точно.
– Что – «так точно»?
– Проверял.
– Так почему же оно не проверено?
– Как – «не проверено»?
– А что же, по-вашему, оно проверено?
– Так точно…
– Где же оно проверено, если в графике проверок не отмечено, в формуляре конь не валялся, а на бирке – прошлый год! Как вы его проверяли?
– Как положено…
– А как положено?
– Ну…
– Что – «ну»? Где написано, как проверять, знаете?
– Ну… знаю.
– Проверяли?
– Так точно…
– А почему ж оно тогда не проверено?
– Как – «не проверено»?
– Лейтенант Хоменко!!!
– Я.
– Вы ЭО проверяли?
– Я?
– Вы, вы!
– Так точно…
– И что?
– Что?
– Вы три дня там торчали…
– Там?
– …что вы там делали?!
– Проверял… ЭО… а что?
– А то, что оно не проверено!!!
– Как это – «не проверено»?
– А так это – не проверено! Почему меня комиссия носом… потом раком!
– Товарищ капитан-лейтенант…
– Не надо мне!!! Вы мне скажите, почему!
– Что – «почему»?
– Почему ЭО не проверено!
– Ну почему же так прямо – «не проверено». Я…
– Что – «я»?! «Я, я!»… Головка!… от торпеды! Вы ЭО проверяли?
– ЭО?
– Ну а что же еще?! Ёш твою двадцать! Проверяли?!!
– Так точно.
– Вы там три дня сидели!
– Так точно.
– В графике исправляли?
– В графике?
– Хоменко!…
– В графике – исправлял.
– Сам знаю! Запись в формуляре сделали?
– В формуляре?
– Вы что, вы меня…
– Сделал…
– А где она, эта запись?! Где?! Нет записи – значит, не проверено! На бирке…
– А что – «на бирке»?
– На бирке, ёш твою медь! Прошлый год!! И комиссия!… раком!… меня!… «не про-ве-ре-но»!
– Не, ну почему ж так сразу – «не проверено»…
– По кочану, мля!!! Хоменко, вы что, издеваетесь?!
– (изумленно) Я??
– (истерично) Вы!! Вы!!!
– Над кем?
– Надо мной!
– Никак нет.
– (из последних сил) Тогда доложите мне: как; вы; проверяли; ЭО.
– У меня все ЭО проверено…
– Молчать!!! Я вас не спрашиваю, проверено или не проверено, я вас спрашиваю – вы его проверяли?!!
– Кого?
– ЭО!!!
– Так точно…
– А бирка?!! Бирка???!!!
– А что – «бирка»?
– А то!!! На бирке нет, в формуляре нет, пломба на ящике с прошлого года висит! Значит – что? – не проверяли!!!
– Никак нет.
– Что – «никак нет»?! Не проверяли?
– Никак нет. Проверял.
– А почему ж оно не проверено?!!
– Кто?
– Не «кто», а «что»!
– Что?
– ЭО!!!!!!!! Э!!! О!!!
– А что – «ЭО»?
– ЭО – НЕ ПРОВЕРЕНО-О-0!!!
– Как – «не проверено»?
– А-а-а, бляяяяяя!!!
Пухлая папка с формулярами полетела в голову лейтенанта Хоменко. Мимо…
У него было прозвище «Хомус», что, по-видимому, означает – «хомо сапиенс».
КТО СКАЗАЛ «МЯУ»?!
Преамбула
– Да-а… Были времена.
– Ну…
Мы налили по стопочке – «по пять капель» – и врезали за те самые времена. За Бечевинку – забытый всеми богами гарнизон на самом краешке Камчатки. Немногие выдерживали там больше пяти-семи лет службы.
Саша сейчас командир береговой части – немногочисленной в смысле количества личного состава, а потому достаточно спокойной в смысле службы. Я у него инженером АСУ – уже гражданский, глубоко цивильный человек, лишь где-то в самой глубине души оставшийся флотским офицером, и кортик дома на стенке висит. Саша служил на лодке – проект 877, «Варшавянка», третий корпус. Я в то время сидел на берегу и занимался головными частями торпед. Где-то мы пересекались по службе, но чаще – в поселке. А вот сейчас видим друг друга почти каждый день, и все равно у нас всегда находятся общие темы.
Например, сама Бечевинка.
– Давай, за Бечевинку. – Саша сейчас практически не пьет. Я – другое дело. Но… есть вещи, говоря о которых, нужно иметь в руке стограммовый стопарь.
Бечевинку выдумал один из наших бывших Главкомов, адмирал Горшков, когда ему надо было написать дипломную работу в самой-самой военной Академии. Вот он взял и обосновал возможность создания в нашей тьмутаракани базы дизельных торпедных подводных лодок со всей положенной инфраструктурой. А став Главкомом, начал последовательно воплощать свою бредовую идею в жизнь, и некому было дать «стоп машине»… Бухта Финвал отгорожена от океана широкой песчаной косой, а потому в ней прорыли узенький канал, который приходилось раз в год выкапывать заново, ибо его элементарно замывало волнами. Несколько раз лодки втыкались в края канала, и один раз – Сашина, он как раз стоял вахтенным офицером. Чтобы запереть всю бравую 182-ю отдельную бригаду в бухте, хватило бы одного сопливого диверсанта с зарядом малой мощности. Дороги в гарнизон не было – только пять часов морем. Или на вертолете. Был такой анекдот – лейтенанту-новичку вертолетчики сказали прыгать к новому месту службы с двухсот метров: «Извини, братан! Ниже не можем – обратно запрыгивать начнут!…» Но было грех жаловаться – через бухту торчал на сопочке зенитно-ракетный дивизион, так вот они по сравнению с нами – как мы и Париж. Они и пресную воду добывали, растапливая снег, и ягоду военные жены собирали с «калашом» за спиной – медведей вокруг навалом. Патроны – россыпью, а по праздникам они иногда спускались к нам, и мы почти привыкли к резиновым сапогам, дополняющим велюровые и шифоновые платья ракетчиц…
– …торчали мы как-то у пирса в Петропавловске, в Завойко, чего-то уж не помню чего. Командира нет, за него старпом. Оба штурманца влетели в комендатуру по пьяни – в кабаке нажрались, начали требовать у гардеробщика несуществующую куртку, а на фразу: «Да вы же пьяные!» поклялись смертной клятвой, что сейчас пойдут в комендатуру и там будет четко зафиксировано, что они трезвы… ну и сели оба в одну камеру. А тут командир получает с берега – выйти на рейд и встать там на якорь. Командир – это в смысле старпом. А как вставать на якорь без штурманов? Петропавловск – порт оживленный, сам знаешь…
– А дальше? – бардак на флоте меня давно не удивляет, просто хочется послушать еще одну историю.
– Дальше? Дальше старпом плюнул и дал «аврал». А поди похерь приказ верхнего оперативного! Выползли… покрутились, плюхнули якорь… а еще через три часа заявляется на катере наш комбриг Пивненко (как же, помню!) и кричит – все, сниматься, идем в Бечевинку! Начали тащить якорь, ход дали – фигня какая-то, крутимся на одном месте, будто рули погнуты… ну, с рулями у нас и в самом деле заморочка была, – Саша улыбается, – но не настолько же! И якорь не идет – зацепились за что-то. Там же, сам знаешь, на дне свалка натуральная, все что хочешь. Пивень на мостике орет, старпом голову втянул, штурманцы на киче дрыхнут, боцман руками разводит, а лодка крутится на пятаке… дернулись посильнее – вроде якорь пошел, ход сбросили, старпом говорит боцману – иди, мол, послушай. Якорь знаешь на лодке? Он же ниже ватерлинии, его не видать, и с одной стороны у него такая лепешка, которая его в клюзе прикрывает для обтекаемости. Боцман пошел, послушал – кричит, воткнулся, да не совсем. Блин!… Дали стоп, завели под якорь конец с кошкой, вытащили – мама… кабель, причем, не силовой, а с кучей жил, ясное дело, связь через бухту… Пивень-комбриг оглянулся воровато и орет: «Руби его на хрен, и линяем, нас тут не было!» Рубанули – и домой, в Бечеву… А через десять лет сижу я за столом со своим однокашником, он связист в штабе, вспоминаем всякое, ну я рассказал эту историю, а он: «Ёшь твою в бубен! А мы, как придурки, неделю потом этот кабель восстанавливали и негодяев искали!…»
