– Шакалы, что ль?
– Ну! Ка-ак брызнут по хребту – только камушки посыпались. Вот же козлы…
– Шакалы – они такие… Я, помню, тоже сперва офигевал: то ребенок где-то рядом плачет, то хохочет кто-то… Ну хоть как сходили-то?
– А, это… нормально. Караванчик завалили – небольшой, правда, но ничо, богатый. Пускач эрэсовский везли, эрэсов десятка три… Нормальная засада вышла.
– Блин, зимой в засаду до чего же хреново ходить было…
– Да уж, чего хорошего… Начштаба, бывало, вызывает задачу ставить, а сам глаза в сторону отводит – ясно же, что никакие караваны до самой весны там ходить не будут, потому что снегом все перевалы закрыты. А хрен ли толку, раз у старшего начальника на карте все так красиво нарисовано – типа, все караванные тропы засадами перекрыты.
– Слушай, сейчас вспоминаю – и сам не верю, ведь как-то же сидели на этих тропах – по трое суток, в снегу, мороз за двадцать, и хрен костер разожжешь. Покурить – и то втихаря, в спальник с головой залезешь, посмолишь по быстрому в кулак…
– И ведь хрен кто болел! Вот честно – иной раз такая мысль проскакивала: заболеть бы! Простыть там, или как – хоть с недельку бы потащиться, отоспаться. Так ни фига же никакая зараза не брала, елки…
– Зато летом этого добра хватало. Как самая война начинается, так и пошли валиться пачками – кто с желтухой, кто с дизентирией… Дрисбат сплошной.
– Доктор наш, помню, первое время офигевал – что за ископаемые болезни на него свалились? А потом – ничего, привык «Э-э, батенька, да у вас тифок-с! Извольте в лазаретик-с…».
– А наш доктор, когда его приехала комиссия из Кабула драть за желтуху в отряде, попытался за счет духов отмазаться: вот, говорит, недавно нас они эрэсами обстреливали, так вот разрывы были какие-то не такие, как обычно – немного слабее бабахали, я так подозреваю, что это они против нас применяли бактериологическое оружие!…
– Это он, чтобы и химарю пистон вставили, на пару отдуваться легче…
– Ну, может быть. Только ни фига у него не вышло – комиссия говорит: если б у вас тут была вспышка какого-нибудь сапа, или туляремии, тогда бы мы еще поверили. А желтушные вирусы тут бесплатно водятся. Так что, получи, Пилюлькин, свой заслуженный пистон крупного калибра за то, что бойцы руки не моют, и мало хлорки в очко сыплешь. И мыль жопу для парткомиссии!
– Блин, а у нас на парткомиссию нужно было пилить аж через пол-страны, в Джелалабад. Там у нас штаб бригады был, ну и политотдел при нем. Прикинь: человек прется через пол-страны: на колоннах, на вертушках – и ради чего? Ради того, чтоб в торжественной обстановке получить звездюлей. За свои же собственные деньги. Вот что злило – так это то, что взносы в чеках брали. Нет, чтоб с рублевого счета списать…
– Это еще фигня! У меня, помню, раз пол-зарплаты удержали! В чеках, суки! Приехала такая вот комиссия из Союза, посчитала расход бензина, и впаривают: перерасход! По норме вон сколько положено, а у тебя вон сколько. Я стою, как дурак – они что, серьезно или прикидываются? Да блин, говорю, какие, на фиг нормы?! Мы ж не по автобанам ездим, ёптыть! По песку, по солончакам, по хрен знает еще по чему! А в горах расход какой?! А пылюка? Раз проедешь – карбюраторы промывай, фильтра промывай, бензонасосы промывай – водой, что ли, промывать будешь? А по фигу, все равно содрали. Уроды…
– Не, ну ты интересный – комиссии что, домой бакшиш привозить не надо, что ли? А где ему бабки-то взять?
– Да, блин, сказали бы по-людски – мы что, не понимаем? На фига дураков-то из людей делать?
– Что-то мы все о грустном, да о грустном… Давайте лучше о бабах, что ли?…
– Та-ащщ полковник, докладаю голосом! – сияющим Дедом-морозом возник в дверях палаты «засланец» – тощий, как антенна Куликова, отставной майор-связист. – Боеприпасы на передовую доставлены! БМП к старту готова!
Под его оттопырившейся больничной пижамой интимно звякнуло. Появление майора вызвало радостное оживление собравшихся, результатом которого явилось:
1.Моментально сдвинутые в проходе между койками две табуретки.
2.Стремительно образовавшийся на табуретках натюрморт: домашнее сало с чесночком, соленые огурчики с притаившимся в них ядреным хрустом, чуть подсохшие кривоватые жареные хеки, припасенные с ужина, и разрубленная на четыре части блестящая фиолетовая луковица (Петрович, ты что ль, лук резал? Ну, ты и намельчил!).
Дивным заключительным аккордом симфонии прозвучало звяканье водруженных вокруг натюрморта стаканов и занявшая свое почетное место в центре композиция из двух бутылок «Русской». Сладостно-нетерпеливые вздохи рвались на свободу из томящихся грудей.
– Ну, садимся!
– Та-ак!! Эт-то что еще?!
Блин. Ну, бл-лин!!! Представьте себе дембеля, оттрубившего от звонка до звонка два года в какой-нибудь распоследней собачьей дыре. Днями подыхал от жары, ночами отстреливался, трясясь от ледяного ветра в каменистом окопе. Два года жрал одни просроченные концентраты – не видел даже обыкновенной сырой картошки, а воду пил с пантоцидом вприкуску. Забыл, как выглядят телевизор и живая женщина.
И вот – прилетает, наконец, вертолет (прилет которого срывался раз пять). «… А впереди у нас – Кабул, а дальше – Родина…». Помятый завистливыми объятьями остающихся корешей, облизанный верной собакой Ханумкой, в кое-как разглаженной под матрасом парадке (утюга-то нет), с одинокой, но честной медалью «За отвагу», с «дипломатом», в котором – платок для мамани, да бритва для папани, купленные на несчастные солдатские копейки, да десяток мутных фоток – влезает наш парень в дюралевое нутро вертушки и, не веря себе, устраивается на откидной сидушке, вздрагивая от нервного озноба. Качнулись горы, затерялась внизу застава с выгоревшим красным флажком…
И в этот момент парень замечает пушистый хвост «Стингера», стремительно несущегося вслед вертолету со склона хребта…
Примерно такой вот «Стингер» явился нашим героям в образе старшей медсестры Марьпалны, грозы отделения и редкостной стервы.
– Иван Федорович, это что такое?! Вы старший по палате или кто?! Я предупреждала насчет этого?!
– Ну, Марьпална…
– Предупреждала, я спрашиваю?!
Народ безмолвствовал, угрюмо глядя в сторону. Кому, спрашивается, нужны залеты перед пенсией? Да и пораньше никому не нужны. Скандалить с этой дурой? Упрашивать? Да ну, пацаны, что ли…
– Иван Федорович, последний раз предупреждаю! Еще раз повторится – перед начальником госпиталя объясняться будете!
Толстый белый смерч пронесся по палате, сметя водку с натюрморта. Хлопнула дверь палаты. Мужики молчали, тоскливо глядя на осиротевшую закуску, которая стала теперь просто едой.
– Блин, как же это так, а? Ведь Маринка должна была дежурить!…
– Да фиг ли теперь… Семеныч, это ты виноват! Разведчик, называется – ни охранение не обеспечил, ни оперативную обстановку не уточнил…
– Ну чо… И на старуху… бывает порнуха…
– Не, это связист виноват: «БМП к старту готова!». Не фиг понтоваться было. Какая это БМП? Так только, душу чуток согреть…
– Простите, а БМП – это что? – подал от окна голос лейтенант-двухгодичник с загипсованной ногой, «пиджак», затесавшийся в палату старых зубров.
– БМП, студент – это Большая Мужская Пьянка, – со вздохом пояснил ему лысый полковник-разведчик. – И произошел, как видишь, её подрыв… Ну что, кто-то о бабах поговорить хотел?
