– Что теперь? – спросил Саня.

– Теперь потащим собаку к Пряхину в гараж. Он как раз там по ночам над шапками и трудится. Днем-то – на службе отсыпается, а ночью – самая работа. Нас с добычей ждет.

Тащить скулящий мешок было тяжело, а путь предстоял неблизкий. До новых гаражей было не менее полутора километров. Для облегчения задачи Саня выкатил из сарайчика, что притулился в соседнем дворе, свой мотоцикл, в коляску которого и погрузили добычу. Не прошло и часа, как удалось раскочегарить заиндевевший движок, после чего механическое транспортное средство неторопливо двинулось в путь. Скорость старались не набирать из-за того, что уже при двадцати километрах в час мотор начинал чихать, стучать и выкидывать дымные клочья, производя шум, более схожий с ревом пикирующего штурмовика, нежели со звуками мирного трехколесника. Похоже, однако, что не менее трети жителей городка было разбужено в этот ранний час. Седоки радостно отметили, что цветочный горшок, посланный им со второго этажа, цели не достиг.

Когда соратники постучались в гаражные ворота мичмана Пряхина, было уже часов семь утра и поблизости начали появляться первые прохожие.

– Давай скорее, пока нас не опознали, – засуетился Саня, пролезая с визгливым мешком в узкую щель приоткрывшихся ворот.

– Здрасьте вам, – пробурчал хозяин помещения, – ишь ты, какие стеснительные. Ну, показывайте свой улов.

После распутывания веревок и резкого отступления на расстояние тройного прыжка взорам мореплавателей предстал обиженный светлый бульдожек, пару раз тявкнувший в их сторону и забившийся в угол за верстаком.

– Тащите назад, – махнул рукой скорняк, – какой мех с бульдога? С него и варежек не получится. А я зазря собаку мочить не стану. Тем более, породистую.

– С чего ты взял, что породистая? – поинтересовался Саня.

– Вон, видишь, уши купированы, хвост обрублен. Надо еще клеймо поискать. Наверняка найдется.

– Может, пригодится? – жалобно промямлил сосед, – жалко же. Всю ночь за ним, паразитом, бегали.

– Нет уж. Я, думаете, изверг какой-нибудь? Мне самому собачек жалко. Я бы никогда в такое дело не полез. Все она, Зойка. Уйду, говорит, ежели не будешь зарабатывать по-человечески, – Пряхин поморщился и начал шарить на полке за дверью. Вскоре он вытащил оттуда солдатскую фляжку и пару раз полноценно хлебнул из нее, – Хочешь, – обратился он к Сане, протягивая флягу.

Тот радостно закивал и тут же присосался к горловине. В рот полилась терпкая сладкая жидкость приличной крепости.

– Что это? Вкуснятина какая!

– Ликер из старых запасов. Ширтрест, что ли, называется. Прихватил когда-то в период антиалкогольной компании. Кум со склада Военторга по блату устроил. Никак не кончается. Пейте. У меня еще несколько ящиков зашхерено. Хотел продать было, да жалко стало. Привык уже этой штукой похмеляться.

Фляжку пустили по кругу, и она быстро опустела.

– Закусить не найдется? – спросил Пряхин.

Саня вытащил из кармана остатки колбасы.

– Это есть нельзя, – мичман с отвращением бросил кусок в угол, где его с причмокиванием слопал бульдог, уже немного успокоившийся.

– Вот что, – сказал Пряхин после некоторых размышлений, – тащите-ка вы кобелька на Птичку. Ну, на Птичий рынок. А там – сдайте Леше Кривому. Его все торговцы знают. Пристроит он собачку. Много навару не обещаю, но что-то заработаете. Собачка-то точно породистая.

Разомлевших в тепле товарищей улица встретила пронзительным холодным ветром и снежной крупой.

– Погодите-ка, – сказал подобревший Пряхин, – вы так замерзнете на своем «Урале» и песика заморозите. Холод-то нешуточный.

Пряхин помог Сане упаковаться в старую железнодорожную шинель, неизвестно как попавшую в гараж. На голову его были последовательно надеты две вязаные шапочки и потрепанный меховой треух (собачью шапку Саня надевать отказался категорически). Сверху голову увенчала бронзовая с зеленью пожарная каска. Размер каски был невелик, и она потешно возвышалась над «бутербродом» из головных уборов. Бульдог был обряжен в мичманский китель со знаками различия и воротником-стоечкой и зафиксирован в коляске несколькими ремнями, ошейником и, постоянно сползающим, намордником. В процессе привязывания пес все время пытался лизнуть Хорина в нос, чем сильно его смущал и вгонял в краску. Сосед, который сначала испытывал желание тоже ехать на Птичку, неожиданно исчез и был обнаружен сладко спящим в теплом пряхинском гараже. Решили, что будить его не стоит, и «Урал» стартовал в сторону автомагистрали, ведущей к столице. Мотоцикл, постепенно прогревая движок, набрал известную крейсерскую скорость и уже приближался к КПП со шлагбаумом, когда там появилась группа крупнозвездных офицеров в аэродромно-попугайских фуражках. Среди них выделялся ростом и статью начштаба Песков, рисующий руками в воздухе какие-то фигуры и линии.

– Проверяющие из штаба, – понял Хорин и прильнул к рулю, сливаясь с железным другом.

Вся группа была сильно увлечена наблюдением за пассами Пескова, и никто не обращал внимания на дорогу, включая дежурного, поедающего глазами начальство. Имелась реальная возможность проскочить. Шлагбаум был открыт и мотоцикл уже почти выполз с режимной территории, когда высунувшийся из коляски бульдог обратил внимание на жестикуляцию начштаба. Похоже, что рубящие воздух движения рук вызвали раздражение пса и он звонко обгавкал начальство. Вся компания совершила поворот кругом и замерла в оцепенении. Мимо них медленно, как во сне, с легким тарахтением проплывал ржавый мотоцикл, управляемый пожарным в темной шинели с железнодорожными эмблемами, а из мотоциклетной коляски высовывался мичман с бульдожьей мордой, периодически издававший звуки, весьма напоминающие рычание, чавканье и лай. В этот момент Саня автоматически сделал то, что потом ему постоянно ставилось в вину, хотя ничего противоестественного не случилось. Он просто отдал честь руководству. Поднес правую руку к пожарной каске, подняв локоть на уровень плеча. Все как положено. Этот жест совершенно вывел из себя бульдога, и он залился абсолютно непристойной серией звонкого лая. Руководящая группа офицеров отреагировала совершенно адекватно.

– Стой! Назад! Ко мне! Стоять! Смирно!… – раздались громкие команды оптом и в розницу, выполнять которые вовсе не хотелось.

К мотоциклу кто-то побежал, размахивая руками, что еще добавило задору бульдожке, зашедшемуся в самоотверженном гаве. Саня замер и дал газ. Двигатель обалдел от переполнившей его топливной смеси, заверещал, его заколотило мелкой и крупной дрожью, а потом он выбросил в сторону начальства серию вонючих дымных сгустков. Аппарат подпрыгнул и, сделав несколько последовательных скачков, уходя от преследователей, снова перешел на вялый неторопливый ход.

– Догнать! Вернуть! Дежурную машину на выезд! Караул, в ружье!!! – неслось сзади и наталкивало на грустные мысли. Бульдожек отвернулся от преследователей и попытался лизнуть Саню в нос, но, не достав, обиделся и опять облаял врагов.

Гонка с преследованием по автомагистрали напоминала замедленную съемку. Неторопливый трехколесный «Урал», ползущий и изредка подпрыгивающий в крайней правой полосе никак не догонялся патрульным УАЗом, у которого двигатель глох каждый раз при сближении с мотоциклом на расстояние в десять-пятнадцать метров. При этом шофер-матрос открывал капот, что-то тряс и продувал, после чего машина срывалась с места и, почти догнав мотоцикл – теряла ход. Все это сопровождалось бодрым лаем из коляски пса, переодетого мичманом. Один из водителей микроавтобуса, засмотревшийся на эту картину, съехал в кювет и вынужден был мобилизовать пассажиров на выталкивание машины.

Шансы уйти от преследования были довольно велики, но судьба поставила на пути мотоцикла пост ГАИ. Тормознуть таких ездюков, как Саня в пожарном шлеме и мичман в бульдожьем обличье, было делом чести гаишников. После того, как повелители полосатых жезлов выяснили, что имеют дело с нищим старлеем ВМФ с легкими следами алкогольных воспоминаний и дело пошло уже к тому, чтобы пожелать Хорину счастливого пути, к посту прибыл все-таки военный патруль из городка, плавно затормозив около мотоцикла.