– Это – пожалуйста, – разрешает муж презрительно.

Ректор Колесов дома тоже собирается – на встречу с американскими учеными. Он в отлично сшитом костюме, в белой рубашке и модном галстуке.

– Что, уже идешь? – спрашивает жена. Ей уже далеко за сорок, но выглядит она очень привлекательно – тщательно следит за собой. А как же иначе? Жене ректора, считает она, выглядеть лучше всех в институте – нужно, можно и есть на что. А она вдобавок дочь известного профессора.

Колесов смотрит на часы.

– Нет. Пока не иду. Американцев привезут к шести.

– Тогда зачем сам собрался так рано?

Колесов нервно шевелит плечами. Ну что она вечно сует нос куда попало? Кто ее за язык дергает? Тут и так весь на нервах… И еще эта… молодящаяся грымза… Все норовит выглядеть невинной девочкой. Никогда не любил. И женился только ради возможностей. И возможностями этими очень вовремя и удачно воспользовался. Но за все приходится расплачиваться – приходится терпеть женушку.

– Ну что за странный вопрос? Собрался рано… Волнуюсь. Очень ответственная встреча. От нее многое зависит. – Он начинает сосредоточенно листать объемистую записную книжку.

– Все об институте печешься? – сочувствует супруга не без иронии.

Он лукаво смотрит на нее и снова утыкается в записную книжку. Ехидничай, ехидничай. Лучший отдых от тебя – с молоденькими и наивными до глупости шлюшками.

– И о себе не забываю, – говорит он с тонкой улыбочкой. – Эта встреча много значит и для меня. – Тут он спохватывается, косится на жену и поправляется: – Для нас. – Подходит и нежно целует ее в губы.

Ну что за жизнь – в собственной квартире каждую минуту чувствовать себя Штирлицем. Или сапером без права на ошибку.

В стене Хранилища, обращенной к озеру, распахнуты большие металлические ворота. К ним ведет длинный бетонный пандус. На пандусе стоит фургон – открытыми створками кузова к воротам. Водитель и напарник заглядывают в полутьму кузова – рассматривают диковинный контейнер. Потом напарник уходит в Хранилище, а водитель закуривает сигарету и присаживается на корточки. К нему подходит большой лохматый пес и с любопытством смотрит на гостя, слегка помахивая косматым хвостом.

"Вольво" Свешникова подкатывает к Хранилищу. Свешников поднимается по пандусу и видит водителя.

– Давно приехали? – спрашивает он деловито.

– Да вот только… – лениво тянет водитель.

– А почему не разгружаетесь?

Водитель с нахальным прищуром смотрит на Свешникова.

– Чё – руками что ли? Нашел Гераклов… Да мы и не обязаны…

– Обязаны, обязаны! – начальственным тоном возражает Свешников и входит в Хранилище. За ним понуро бредет пес. А водитель невозмутимо продолжает курить.

Сквозь толстое стекло банки с заспиртованной змеей виден искаженный и увеличенный глаз человека. Он моргает, с интересом рассматривая змею.

Внезапно позади любопытного раздается густой женский голос с начальственной интонацией и сталью в голосе:

– Гребнев! Где твое рабочее место?

Дима отпрянул от застекленного стеллажа, повернулся на голос. Перед ним стоит заведующая Хранилищем, – немолодая, некрасивая, невысокая, весьма дородная дама с массивной грудью, туго обтянутой платьем в мелкий горошек.

– Новая змейка. Не видел раньше… – оправдывается Дима с дурашливыми интонациями в голосе. – Я уже на месте, мэм! – Он отдает ей честь по-американски, разворачивается и шагает по коридору из стеллажей и шкафов с чучелами, скелетами и банками с заспиртованными животными и их органами.

Заведующая спешит следом и, едва поспевая, выговаривает:

– Я еще вчера просила тебя посмотреть холодильную камеру. И что? До сих пор палец о палец не ударил! А там искрит вовсю!

– И может возгореться пламя, – оглядываясь на ходу, добавляет Дима.

– Если оно возгорится, я тебя все-таки уволю, – грозит заведующая. – И это будет самая маленькая твоя неприятность. Остальные будут уже не от меня, а от начальства повыше.

– А какая у вас в институте самая большая? Меня бросят на растерзание маринованным крокодилам и вяленым пираньям?

– Ты же бывший электрик! – уговаривает заведующая. – Починишь в два счета… И посмотри распределительный щит в бассейной.

– Починю, починю. Сегодня вечером все починю. На дежурстве.

Они приближаются к воротам. Сквозь проем видны фургон и обшарпанный электрокар, на подъемнике которого уже стоит контейнер. Электокар дергается, как паралитик в припадке, пытаясь отъехать от фургона, чтобы полностью вытащить контейнер наружу.

– Смотри мне, трепач, – говорит заведующая Диме и тычет пальцем в сторону ворот. – А пока людям помоги. Хватить бездельничать.

Дима резко останавливается и разводит руками.

– Я только вахтер. Я не грузчик.

– Ночью – вахтер, а днем – лаборант. Иди, помогай! – командует распалившаяся заведующая.

Дима сокрушенно качает головой и направляется к электрокару.

Заведующая, остывая, подходит к дверям вахтерской у ворот. Сквозь окошко видно, что в вахтерской сидит за столом Свешников. Но заведующая не смотрит в сторону вахтерской и не видит его. Она втыкает руки в объемистые бока и кричит людям, суетящимся вокруг электрокара с контейнером:

– Ребятки! Осторожней! И особенно будьте внимательны, когда станете разгружать лед из контейнера в бассейн!

Электрокар наконец отползает, натужно воя и вытягивая контейнер из кузова. Водитель фургона сидит в электрокаре. Он яростно шевелит губами, но вой двигателя забивает его голос. Похоже, он неистово матерится.

В это время Свешников появляется из вахтерской и сзади мягко берет заведующую за локоть.

– Мария Степановна!

Она вздрогнула и обернулась. И расплылась в немного деланной радушной улыбке.

– Ах, Петр Андреевич, вы меня испугали.

– Такую боевую женщину? Не верю!

Между тем электрокар в сопровождении напарника из фургона, Димы и пары лаборантов осторожно пятится через ворота в Хранилище и, въехав, начинает потихоньку разворачиваться. Он уже не так воет, как прежде.

– Я заскочил буквально на пару минут. Решил сам проконтролировать выгрузку, – сообщает Свешников.

– Да? Очень любезно! – заискивающе замечает заведующая.

– Я, можно сказать, головой отвечаю за нее как руководитель.

– Я вас прекрасно понимаю, – лебезит заведующая. – Вы очень ответственный человек. Я всегда так считала.

Свешников озирается.

– А кто у вас дежурит сегодня ночью?

– Дмитрий Гребнев.

– Когда он придет?

– Он уже здесь. Днем подрабатывает лаборантом.

Свешников нетерпеливо кивает.

– Прекрасно! Позовите его.

– Гребнев! – зычно окликает Мария Степановна, перекрикивая подвывания электрокара.

– Чего? – отзывается Дима с живостью и готовностью.

Мария Степановна машет ему, подзывая.

Дима с облегчением покидает компанию, роящуюся вокруг кара, и трусцой подбегает к начальнице.

– Вот он и будет дежурить, – объявляет Мария Степановна.

Дима выжидательно смотрит на Свешникова.

– Тогда я с ним пока переговорю, – предупредительным тоном сообщает Свешников и берет Диму за плечо. – Не будем вас отвлекать. – И – Диме: – Отойдем!

Они не спеша идут по хранилищу – по одному из длинных коридоров между стеллажами и редкими квадратными колоннами. В глубине видны лестница на второй этаж, массивная дверь в холодильную камеру, еще какие-то глухие двери.

– Нас… э-э-э… не представили, – говорит Свешников. – Я работаю в Зоологическом институте. Профессор Свешников…

– Я знаю, – заявляет Дима.

– Да? Откуда?

– Я, Петр Андреевич, в университете учусь. На биофаке. А вы в прошлом семестре лекции нам читали. Классные!

– А, помню, да, читал. А почему вы – на биофаке? Сейчас ваши сверстники подаются, как правило, в коммерцию или в рэкет… Где больше платят.