На окраине заполярного города вокруг неглубокого строительного котлована замерла землеройная техника: облезлые, грязные экскаваторы, грейдеры, бульдозеры. Поодаль – пара потрепанных самосвалов. На самом краю котлована сгрудились тепло одетые строители. Над ними колышется облачко пара. Они смотрят в котлован, наблюдая, как прораб и еще два человека осторожно спускаются туда. Мерзлые склоны котлована присыпаны белой порошей, скользко.

Ковш экскаватора, стоящего в котловане, наполовину в земле. Его металлические зубья поддели и вывернули из мерзлой земли громадный кусок мутного льда неправильной овальной формы, похожий на гигантскую грубую линзу.

Подобные куски льда – замерзшие в доисторические времена лужи, порой глубокие и обширные,- иногда находят в Заполярье. Геологи так и называют их: "линзы".

Небритый, тепло укутанный экскаваторщик не спеша бродит вокруг находки, с любопытством разглядывая ее. К нему подходят прораб и помощники.

– И чего ты тут выкопал? – недовольно говорит прораб, пожилой упитанный дядька. Ему эта находка – точно камень на шее.

– А черт его знает, мать его кочерыжкой! – Экскаваторщик в сердцах пинает льдину ногой. – Здоровенная, сволочь.

Изо рта у говорящих вырываются густые клубы пара – холодно.

– Сорвал ты нам график, парень, – удрученно заявляет прораб. – Полгорода без воды сидит. Порвут мне кое-что на английский флаг. Из-за тебя. Угораздило же!

– А чего – я? – Экскаваторщик разводил руками. – Че я – виноват?

Теперь все четверо медленно обходят линзу, приседают, разглядывают, трогают руками в теплых рукавицах.

– И чего – сорвал? – удивляется экскаваторщик. – Разобьем эту фиговину, да и все тут. Или вытащим отсюда и отволокем подальше. Всех делов!

Прораб на корточках задумчиво вглядывается в мутную поверхность льдины. Там, где лед прозрачней, в толще его отчетливо видно сочленение какого-то крупного существа. Сочленение похоже на ногу гигантского ракообразного.

– А внутри-то никак что-то есть… – тянет прораб озабоченно. – Тварь какая-то… Черт! Придется сообщать куда надо. – Он медленно, с кряхтеньем, выпрямляется – тяжеловато приседать в его возрасте и с его комплекцией. – А то еще и ученых придется ждать.

– Да на хрена это надо? – тихо говорит экскаваторщик. – Оттянем подальше…

– Слыхал? – перебивает его прораб. – Мужики в таких штуковинах целых мамонтов находили. В отличном состоянии. Съедобных. Миллионы лет пролежали, как в морозильнике.

– Ну? – недоумевает экскаваторщик.

– Что – ну? – Прораб раздраженно выкатывает глаза на экскаваторщика. – И тут какая-то хреновина замерзла!

– Ну и что? – недоумевает экскаваторщик и, зажав рукавицей одну ноздрю, громко, но деликатно – в сторону, сморкается и утирает нос рукавицей.

– Что или не что, а требуется сообщить, – угрюмо ворчит прораб.

Один из помощников прораба добавляет с усмешкой:

– Может, ученые нам в ножки поклонятся.

– Хрена – поклонятся, – зло возражает второй помощник.

– Лучше бы деньжат подбросили, – говорит экскаваторщик мечтательно.

– Подбросят – жди, – отвечает второй помощник.

– Это – да, – тут же охотно соглашается экскаваторщик. – Хрена подбросят. – Он отступает к своей машине, прислоняется спиной к ковшу, сует руки в карманы. – По телику только и слышишь: ученые в жопе, разбегаются, к мафиози переходят. На запад линяют. Жрать им нечего. Секреты продают… Кому эта хреновина сейчас нужна?

– Ладно, не гунди! – обрывает его прораб. – Положено позвонить куда надо, я и позвоню. Как скажут, так и будет. – И – одному из помощников: – Петров! Будешь стеречь! – И прораб пошел из котлована.

– Сколько стеречь-то? – Петров разводит руками ему вслед. – Я ж околею тут!

В Зоологическом институте тихо и чинно. Колонны и полуколонны, пустые коридоры, ряды массивных высоких дверей, – институт основан и построен еще в XIX веке.

В простенках между высокими двустворчатыми дверями стоят застекленные стеллажи и шкафы. В них банки с заспиртованными пресмыкающимися, чучела птиц и животных. На скучных крашеных стенах – портреты знаменитых ученых-биологов.

По гулкому коридору решительно шагает профессор Петр Андреевич Свешников. Это сорокалетний подтянутый мужчина с мужественным лицом. Нос с горбинкой и насупленные брови придают ему неприступный и сердитый вид. Он останавливается перед дверью в конце коридора. Табличка на двери гласит:

"Ректор. Приемная. Часы приема с 14-00 до 16-00 ежедневно".

Свешников входит. Смотрит на электронные часы на стене: "14:05".

В приемной секретарша – пожилая лупоглазая женщина в очках – дружелюбно улыбается Свешникову и кивает ему.

– Здравствуйте, Надежда Викторовна, – говорит профессор. – Андрей Анатольевич на месте?

Улыбка увяла на лице секретарши. Она приступает к своим обязанностям – ограждать начальство от посетителей.

– На месте. Но приказал не беспокоить до четырех.

– А если бы посетители были?

– Подождали бы.

Свешников пересекает приемную, останавливается перед столом секретарши. Задумчиво покачивается с пятки на носок. Субординация субординацией, но попасть к ректору необходимо как можно быстрей. Можно попытаться выведать у секретарши, чем он так занят, и если ничем действительно срочным, можно и поднажать, пусть хотя бы просто доложит, а там посмотрим.

– И что он там делает? – спрашивает Свешников как бы невзначай.

– Статью заканчивает. Скоро переводчик должен подойти.

Свешников рассеянно кивает. Статья – далеко не срочное событие. Да и не в ректорском кабинете в часы приема посетителей. Статьи – кафедральная работа.

– А те американцы, делегация из Гарварда, еще здесь?

– Да. Вечером у него с ними встреча.

Свешников болезненно кривится. Плохо, что еще здесь, но хорошо, что хоть вечером.

– Ну, тогда так! – твердо заявляет Свешников. – Статья статьей, а у меня дело поважнее будет… В часы приема – посетителей принимать надо. – Он решительно идет к двери в кабинет ректора, не обращая внимание на протестующий вопль секретарши: "Петр Андреевич!.." Отворяет дверь и входит.

В одном из многочисленных кабинетов Зоологического института сидят двое. Хозяин кабинета опирается локтями на письменный стол, заваленный по краям папками и большого формата книгами. Гость раскинулся в кресле для посетителей.

Хозяин кабинета – нестарый еще мужчина, рослый и довольно красивый, с легкой сединой в тщательно уложенных жестких волосах. Гость – молодой, коротко стриженный, узколобый, в дорогом пиджаке и при галстуке, которые ему не очень-то идут, – это явно не его форма одежды.

Первый читает бумагу. На скулах его ходят желваки. Второй спокойно курит, равнодушно разглядывая казенную обстановку кабинета.

Первый, проректор по научной работе Виктор Иванович Еременко, брезгливо бросает листок на стол.

– Вот сука! – возмущается он.

– Наверное, вы правы, господин Еременко, – вежливо говорит гость. – И все-таки впечатляет.

– Да там ни слова правды!

– Неужели?

Еременко смутился. Оправдываться перед этим недоноском!.. А что делать?

– Н-ну, кое-что было, конечно. Но не так. Все было добровольно.

– Неважно, – говорит гость. – Суть-то в чем? В том, что вы подцепили в баре девушку, напоили ее, отвезли к себе на дачу и там жестоко изнасиловали. А ей, вдобавок, шестнадцать лет. И это… – он ткнул пальцем в бумажку на столе -…ее заявление.

Еременко покачал головой.

– Чушь ведь! Мы знакомы с ней два месяца. Я думал, она порядочная женщина. И она первая начала проявлять… так сказать… сексуальный интерес. Она говорила, что вполне самостоятельная дама. И вид у нее – явно не на шестнадцать… На даче у меня мы были целый день. И ночью она была… хм… инициатором. И все было добровольно. И на следующий день она тихо так исчезла… А теперь вы приходите с этим пасквилем… – Он оборвал себя. – Так это… значит… ваша работа? Вы меня подставили! Подсунули какую-то проститутку… Зачем? Какой с меня прок? Я не бизнесмен с кучей зелени. Поделиться мне нечем, да и…