Какого вы мненья о госте в зеленом,
Столь преданном даме и страстно влюбленном,
Что, зад ей целуя, шептал: «Мой кумир!»
Все обратили взоры на этого молодого человека, ибо было нетрудно догадаться, что речь шла о нем. Однако он не смутился, напротив, воспылав поэтическим вдохновением, он быстро ответил своей даме:
Какого вы мненья о госте в зеленом,
Что, с вами играя в углу потаенном.
Ваш зад трамбовал и кричал: «Ах! ах! Сыр!»
Нет нужды говорить, что дама была сильно сконфужена этим ответом, ибо, несмотря на все свое умение владеть собою, она не могла не измениться в лице и, таким образом, не выставить себя на позор перед всем собранием. Так одним ударом молодой человек отомстил ей за эту выходку и за все ее прежние коварные проделки. Этот пример – хороший урок для всех слишком привередливых и самоуверенных насмешниц: к своему позору они большей частью попадают впросак, ибо боги помогают и покровительствуют влюбленным с искренними сердцами, как это можно видеть на примере с молодым человеком, которого Феб осенил вдохновением, чтобы он мог дать быстрый ответ на оскорбление, столь хитро и нагло задуманное дамой.
Новелла LXVIII
О мастере Берто, которого уверили в том, что он умер
Некогда в городе Руане (не ручаюсь, впрочем, за точность, что именно там) жил человек, служивший предметом развлечения для всех прохожих и проезжих (разумеется, если они только знали, как к нему подойти). Он ходил по улицам одетый то моряком, то магистром, то собирателем слив, но всегда дурак дураком. Звали его мастером Берто. Наверное, не кто иной, как он, употреблял при счете число двадцать, одиннадцать, а между тем он гордился своим званием мастера, как осел новым седлом. Кто забывал об этом, тот получал от него мало удовольствия, но. назвав его «мастером Берто», вы могли бы заставить его пролезть через кошачью лазейку. Причиной его слабоумия была одна шутка, сыгранная над ним несколькими весельчаками: они не дали ему спать целых одиннадцать ночек подряд, всаживая ему в ягодицы толстые булавки. А ведь это верный способ сделать человека дураком по бекар и бемоль.[240] Правда, к этому он имел предрасположение от природы, ибо ведь он был мастером Берто.
Однажды он попал в руки к каким-то честным людям, которые увели его в поле и там, вдоволь потешившись над ним, начали уверять его, что он болен, заставили его исповедаться у находившегося среди них священника, написать завещание, а затем убедили его, что он умер, ибо пели над ним заупокойные молитвы и говорили: «Ах бедный мастер Берто! Он умер! Никогда мы его больше не увидим. Увы! Не увидим». Они положили его в тележку, возвращавшуюся в город, и шли за нею, распевая над телом бедного мастера Берто: «Libera me, Domine»,[241] а тот совершенно серьезно воображал себя покойником, хотя некоторые провожатые весьма убедительно доказывали ему, что он жив, пользуясь тем приемом, о котором мы только что упомянули, а именно кололи его в ягодицы булавками. Он не хотел, однако, показывать вида, что ему больно, и даже досадовал, когда при уколах ему волей-неволей приходилось немного отдергивать ляжку. Наконец один из весельчаков уколол его так сильно, что он не мог стерпеть, и, подняв голову, сказал первому попавшемуся на глаза:
– Злодей! Если бы я был так же жив, как мертв, то, ей-богу, я убил бы тебя на месте!
И снова принялся изображать покойника. Он поднялся только тогда, когда кто-то из весельчаков сказал:
– Ах! Бедный Берто умер.
– Вы ошибаетесь, – возразил он ему. – Здесь для вас есть только мастер Берто, который, к сожалению, еще жив.
Вот как мастер Берто воскрес из мертвых оттого, что его забыли назвать мастером.
Есть еще рассказ про какого-то мастера Журдена; этот считал себя несколько умнее того, хотя и о его уме нельзя было сказать многого. Какой-то носильщик, идя по городу со своей ношей, довольно нескромно, то есть довольно грубо, толкнул его, а затем сказал:
– Берегись.
Лучше поздно, чем никогда.
– Вот тебе на! – ответил ему мастер Журден. – Что же ты делаешь, гревский ангел?[242] Ей-богу, если бы я не был философом, я размозжил бы тебе голову, дурачина ты этакий!
Оба были одного поля ягоды. Только один был дурак, а другой – филодурак.
Новелла LXIX
О том, как пуатинец показывает проезжему дорогу
Много существует способов упражнять терпение! Для этой цели иные дамы держат, например, болтливого, сварливого или совершенно глухого слугу. Вы велите ему принести шпагу, а он несет вам туфли, вы требуете пояс, он несет колпак. Когда вы совсем замерзаете от холода, он набивает печь сырыми дровами, которые разгорятся только тогда, когда вы израсходуете на них всю солому из своего матраса. Для этой же цели очень полезно ездить на лошади, у которой расковались или сбились от езды ноги или которая имеет обыкновение спотыкаться на каждом шагу. Да и вообще вы можете для этого использовать все несчастья, какие только могут с вами случиться в жизни. Но те несчастья, о которых я здесь говорю, пожалуй, слишком велики. Их можно пожелать только врагам. Есть другие несчастья, которые вследствие их меньшей продолжительности не столь мучительны, и после того как они уже миновали, иногда вспоминаешь о них даже с удовольствием и охотно о них рассказываешь. Особенно большую пользу приносят они молодым людям тем, что немного приучают их сдерживать гнев.
К числу таких несчастий можно отнести, например, встречу с пуатинцами, когда вам приходится проезжать через их страну. Представьте себе, что вы очень спешите, или выдастся холодная, ненастная погода, или вы чем-нибудь недовольны и к довершению несчастья не знаете дороги. Вы видите вдалеке шагающего за плугом пуатинца и обращаетесь к нему:
– Эй, ау! Любезный, как отсюда проехать в Партене?
Волотыка хоть и слышит вас, но не спешит вам отвечать. Он беседует со своими волами:
– Гареа, Фрементин, Брише, Кастен,[243] трогай за мной! Ишь ты, кривоногий!
Он занят своими волами, и вам надо кричать ему два-три раза что есть мочи. Наконец, когда он увидит, что вы намереваетесь подскакать прямо к нему, он засвищет своим волам, чтобы они остановились, и спросит вас:
– Что это вы говорите?
Но это гораздо лучше звучит на их наречии: «Quet о que vo disez?» Представьте себе, что за удовольствие услышать от этого волопаса такой вопрос, после того как вы уже вспотели и охрипли от крика. Но все-таки вы вынуждены повторить свой вопрос:
– Где дорога в Партене? Говори!
– В Партене, сударь? – спросит он вас.
– Ну да, в Партене, чтоб тебя язвило!
– А откуда вы едете, сударь?
Надо что-нибудь придумать и ответить, откуда вы едете.
– Как же отсюда проехать в Партене?
– Погодите. Вы туда едете, сударь?
– Да, любезный. Я туда еду. Где же дорога?
Тогда он кликнет другого волотыку, который в это время подъедет, и скажет ему:
– Миша, этот человек спрашивает, как отсюда проехать в Партене. Не туда ли это будет, под гору?
Другой, если только ему бог поможет, ответит:
– Надо полагать, сюда.
Можете решать сами, сойдете ли вы с ума или сделаетесь мудрецом, пока они вдвоем обсуждают, куда вам ехать. Наконец, когда пуатинцы все основательно обсудят, один из них вам скажет:
– Когда вы доедете до того большого перекрестка, поверните направо, а потом поезжайте все прямо. И вы не собьетесь.
Довольны ли вы, наконец? Можете смело продолжать ваш путь. После таких подробных объяснений вы уж, наверное, не заблудитесь.