На другое утро в час мессы мессир Жеан Жорж уже был в церкви. Когда подошло время проповеди, он поднялся на кафедру и давай молоть языком, расписывать чудеса и милости святого Жерара. «Всем вам, добрый люд христианский, – говорил он, – ведомо, что чума издавна опустошала наши края, как опустошает и ныне. Блаженный святой Жерар наделен силой изгонять мор из здешних мест, ибо он властен над ним в Лотарингии, Германии и соседних странах, как монсеньор святой Себастьян – в Ломбардии и прилежащих землях, а святой Антоний – во Франции, Вьенне[41] и в других местах. И учтите, святой Себастьян помогает только в Ломбардии, а святой Антоний – только во Франции. Для спасения же здешних земель Господь послал святого Жерара, чьи реликвии я вам принес и теперь предлагаю вам всем, от мала до велика, благоговейно приблизиться к ним и принести свои пожертвования. Вы станете членами его братства и обретете его заступничество, но прежде хочу предупредить вас об одной вещи. Слушайте же меня все! Прошу и заклинаю страстями Господними, если есть здесь в церкви хоть одна Женщина, которая нарушила супружеский долг, пусть не приближается к реликвиям, не прикасается к ним и не приносит пожертвования, ибо святость этих реликвий столь велика, что прикосновение к ним было бы для такой жены не благочестивым, а греховным деянием. Повторяю же, если есть здесь женщина, замеченная в подобном богопротивном деле и если она знает за собой вину и скверну, пусть не подходит».

Этими словами завершил он свою проповедь. А сказано это было ради его вчерашней хозяйки, чтобы заставить ее подойти и принести пожертвование, ведь как раз о ней и ходили толки, будто она наставляет рога мужу. Она же, услыхав такое, поняла, что придется ей либо потерять флорин, либо навлечь на себя еще больше упреков и еще подкрепить злую молву тем, что она осталась на месте. Хорошенько подумав, она рассудила, что уж лучше проиграть флорин, чем быть навсегда опозоренной, тем паче что все остальные женщины потянулись к реликвиям. Пошла и она, да еще постаралась протиснуться вперед, чтобы не оказаться среди последних. А уж проповедник, глядя на нее, был рад-радешенек и крепился изо всех сил, чтобы не рассмеяться в голос. Получил-таки он тот флорин, что был поставлен в заклад. Ну а когда об этой истории стало известно, сколько было смеху и как только не потешались над бедной женщиной!

Теперь вы знаете, как изворачивались наши сборщики пожертвований после обличений брата Жеана Клере. Дай бог, чтобы не явились к нам после них еще и другие, похуже прежних.

В прежние времена водилось немало мастеров подшутить и одурачить добрых людей, и об этих шутках всем известно из книг да из рассказов. Но и теперь, сдается мне, обычай этот не перевелся, и по сю пору находятся ловкачи измышлять все новые и новые проделки, о каковых небесполезно услышать тем, кто о них не знает, дабы самим не попасться на удочку.

Взять хоть только что рассказанную нами историю о том, что подстроили горожанину по прозвищу Косорожий, который жил у Немецких ворот, не желавшему потратиться на чарку и угостить соседей; по этому поводу я припоминаю еще один случай: не так давно довелось мне повстречать компанию добрых людей, которые собирались пойти погулять в кабак. И был среди них один, всегда упорно отказывавшийся идти со всеми вместе, а поступал он так из скупости – скряга был такой, какого свет не видывал. Вот и в тот раз, когда товарищи стали уговаривать его пойти с ними и не нарушать компании, он ужаснулся, что придется, не дай бог, потратить денежки, и стал отнекиваться.

Тогда один из приятелей, видя, что тот боится раскошелиться, возьми да скажи ему, что он может идти, не опасаясь. «Уж внакладе никто из нас наверняка не останется, – сказал он. – И вообще, не понимаю, почему вы так редко ходите в кабак, ведь сделки, которые там порой случается заключить, принесли бы вам больше прибыли, чем ваша обычная работа. Вот пойдемте теперь с нами, и я обещаю устроить вам такую сделку, в которой вы непременно получите вдвое больше, чем истратите, а вы тогда, чур, заплатите за всю компанию». – «Что ж, идет, – говорит скряга. – Если я вправду получу барыш, который, как вы сулите, вдвое перекроет расходы, берусь заплатить за всех, если же нет – не обессудьте, терпеть убыток я не желаю». – «Не бойтесь, лишь бы только вы не запросили сверх обещанного». Такими речами заманивал его шутник. А остальные тянули и подталкивали и наконец, хоть и с большим трудом, затащили скрягу в кабак.

Вся честная компания расселась за столом, и пошла гульба, только успевай стаканы доливать. Скупцу, который был здесь редким гостем, все это было в диковинку и, видя такое мотовство, он уж пожалел, что пришел, – знал бы, бедняга, чем все это для него кончится! Ну а пока пришлось и ему не отставать от других.

Когда же приятели напились и наелись вволю и пришло время платить по счету, стали они переглядываться, так как у одних было пусто в кармане, другие напились в стельку. Однако ж платить надо – хозяин требует, что ему причитается. Все молчали, пока не заговорил тот из гуляк, что сулил скупому наживу. «Я, право, удивляюсь всем вам, – сказал он, – ведь до сих пор не было случая, чтобы мы ушли отсюда, не обделав какое-нибудь выгодное дельце, к тому же все вы слышали, как я обещал такое же этому почтенному человеку, а иначе он не пошел бы с нами. Что ж, коль скоро никто сегодня не заговаривает о делах и выходит, что я обещал понапрасну, я начну сам, но только, чур, получивший прибыль от сделки уплатит по счету sa всех. Придется мне самому продать что-нибудь так, чтобы купивший получил вдвое больше того, что заплатит, пусть даже я должен буду выплатить эту прибыль из своего кармана, к тому же берусь доставить ему купленный товар не сходя с места». Приятели отлично поняли, что он задумал, и в один голос приняли уговор, один лишь скупердяй-новичок колебался. Но рассудив, что так или иначе все выиграют, а тот, кто купит товар, еще и удвоит затраченное, он присоединился к остальным.

Вот новоявленный купец вытащил из кошелька серебряную монетку в два денье и сказал: «Почин всего дороже! Раз уж я обещал нашему достойному другу, должен сдержать слово, хоть бы и себе в убыток». Поднял монетку над головой, объявил торг открытым и принялся выкрикивать: «Кто купит эту монету? Кто даст больше? Раз… два…» Держа монетку в вытянутой руке, он повторял призыв «кто больше», пока наконец кто-то из компании не предложил за монету в два денье один май.[42]

«Один май! Один май!» – стал кричать владелец монетки. Видя, что все молчат, наш новичок отважился вымолвить: «Даю один денье». Шутникам только того и надо было. Тот, что продавал монету, подхватил, потрясая ею над головой: «Один денье – раз. Один денье – два. Раз! Два! Три! Продано!» Засим он вручил скупцу серебряную монетку и сказал: «Держите и владейте на здоровье, а теперь платите за обед, так как вы приобрели за один денье монету, которая стоит два, стало быть, получили в два раза больше, чем истратили, как я и обещал».

Поняв, что его надули, простак заартачился и стал было отказываться, ко очутился один против всех: ему стали кричать, что он дал слово и что такой был уговор. Бедный скупердяй убедился, что спорить бесполезно и что, если он будет упрямиться, его, того и гляди, еще и вздуют, и заплатил за всю компанию, но выложил денежки так же охотно, как приговоренный к виселице надевает петлю на шею, и так же радовался, как кордельер из 30-й новеллы, заплативший штраф за лошадь, или как стражники, расплатившиеся вместо монахов, о которых еще будет рассказано в новелле 58-й.