Его имя до сих пор официально не подтверждено, но по данным российских журналистов, это был Павел Захаров, сотрудник одного из научных центров в Москве.

Когда смертельно раненного пленника вытащили в коридор, оставшиеся в зале люди услышали не то крик, не то стон, тонкий, писклявый, как будто кричала женщина. Вторая пуля, выпущенная из автомата террористом, ранила в живот Тамару Старкову, муж которой спас запаниковавшего парня, схватив его за ногу. Между Старковой и ее мужем сидела их двенадцатилетняя дочь Елизавета. Пуля ударила Тамару Старкову в живот и прошла навылет. Женщина еще мгновение сидела неподвижно в кресле. Ее муж увидел кровь, которая брызнула на лицо дочери, и крикнул пискливым голосом в сторону сцены: «Сволочи, вы убили мою дочь!» Но Лиза Старкова сказала: «Нет, папа, не меня». И тогда он посмотрел на жену, держащуюся за окровавленный бок. Александр Старков снова закричал тонким, женским голосом. Его жена наклонилась вперед и стала падать. Мужчина схватил ее на руки и с криками «Умирает, она умирает!» вытащил ее по проходу между рядами и положил в проходе под стеной. Один из заложников-врачей стал ее тут же осматривать.

Как утверждают заложники, некоторые террористы успокаивали раненую и ее мужа. Говорили, что сейчас же вызовут скорую помощь, другие пожимали плечами: «А пусть подыхает». И занялись виновником, которому Старков всего на несколько минут продлил жизнь. Парень, который бежал по креслам, был выведен из зала и расстрелян в холле на первом этаже, рядом с гардеробом.

- Кажется, Ясир потом сказал, что, когда его вывели в коридор, он пробовал с ними спорить и что-то объяснять, но его все равно расстреляли, - вспоминает Марк Полесный.

На первом этаже рядом с лестницей уже лежало изуродованное тело мужчины, который ворвался в театр с желтым пластиковым пакетом в руках и искал сына.

В зале террористы чуть не застрелили двух врачей из Краснодара, Пономарева и Магерламова, которые вскочили со своих мест, чтобы помочь раненым. А Георгий Васильев минут пятнадцать безуспешно пытался дозвониться в штаб, чтоб вызвать скорую.

- Мы не могли вызвать скорую помощь, потому что ни у нас не было связи со штабом, ни у чеченцев, - рассказывал потом Васильев. - Известный нам номер был все время занят. А двое людей истекали кровью. И все из-за психопата, который побежал чуть не по головам заложников.

Не только Васильев пытался связаться со штабом. И врач Пономарев, склонившись над раненой женщиной, разговаривал с кем-то по мобильному телефону, и не мог договориться со своим собеседником. Как он рассказывал позже, его отправляли из одного места в другое.

- Что там творится, тут люди умирают, дайте скорее скорую! - кричал в трубку врач, но это не помогло.

Скорая приехала только через сорок минут. Неизвестно, был ли причиной балаган, царивший в штабе, или то, что все, кто мог принять окончательное решение, были заняты подготовкой штурма, до которого оставалось меньше четырех часов. В штабе как раз принимались окончательные решения относительно предстоящей операции десанта, а армейские химики заканчивали приготовление парализующего газа для террористов и заложников.

- Я видела, как долго они лежат, а скорая все не едет, - рассказывает Ирина Филиппова. - Может, их не пускают, подумала я и поняла, что там что-то происходит. Иначе, почему бы наши не стали их пускать? Многие заложники звонили. Девушка, сидевшая рядом со мной, звонила своему мужу, который стоял на улице за оцеплением, а скорой все не было.

Над Старковой, которую в конце концов вынесли в коридор, склонился, плача, ее муж. Раненая, в полном сознании, держала его руку и смотрела на него.

- Я знала, что больше его не увижу, - сказала Старкова в фильме «Террор в Москве». - Я ему сказала: «Прощай, я тебя люблю».

Старкова до сегодняшнего дня не может смириться с мыслью, что не попрощалась с дочерью. Позже к ней подошли чеченцы и извиняющимся тоном просили, чтобы она сказала там, снаружи, что они не виноваты, что ранили ее случайно.

- Я обещала, что скажу, только пусть освободят дочку, - говорит Старкова. - Они пообещали, что ее выпустят. Тогда я в последний раз видела дочку и мужа.

Скорая подъехала к театральному входу только около двух ночи, через сорок пять минут после того, как были ранены заложники.

В бригаде скорой помощи руководил пятидесятидевятилетний Николай Степченков, проработавший в московской скорой помощи двадцать два года. Врач по призванию, он, несмотря на пожилой возраст, был все еще увлечен своей работой. Со слов Степченкова, который рассказал об этом в интервью для газеты «Известия», в ту ночь перед Домом культуры дежурило семь карет скорой помощи. Ночь была спокойной, хотя около полуночи и еще через час в театре прозвучали выстрелы. Около двух к доктору подошли люди из штаба и сказали: «Чеченцы требуют врачей, надо подъехать к главному входу и забрать раненых».

- Я пошел, это же долг врача, - улыбается Степченков. - Взяли мы с коллегой носилки и вошли внутрь. Первое, что я увидел, что бросилось в глаза, - иссеченные пулями стены театра. Рядом с лестницей лицом вниз лежат тела. Над ними стоят четыре чеченца, все в масках, за исключением Аслана, как он представился. Велел показать документы, внимательно их оглядел и спрашивает: «А почему не из Красного Креста?» Меня это разозлило: «А какая разница?» Он смягчил тон и почти вежливо попросил, чтобы мы подождали. Четыре заложника сначала вынесли из зала мужчину с перевязанной головой. А потом женщину, раненную в живот. Пока мы шли к карете скорой, думали одно: «Скорей, скорей». Сразу было ясно, что у парня шансов нет. А женщину можно было спасти, она была в сознании и рассказала нам, что случилось там, в зале. Потом со мной долго разговаривали «альфовцы».

У Тамары Старковой была серьезно повреждена селезенка и другие внутренние органы, но, к счастью она почти немедленно попала на операционный стол. После сложной операции в соседнем госпитале ветеранов войны она выжила и поправилась. Воспитывает сына, которому во время теракта было десять лет. Он не был на спектакле, потому что, несмотря на уговоры родителей, не захотел идти в театр. Ни за какие сокровища. Ее дочь Елизавета и муж Александр погибли во время штурма.

А в зале террористы приказали одной из заложниц вытереть лужу крови в том месте, где был подстрелен Павел Захаров.

Никто больше не вскакивал со своего места, но многие были психологически сломлены. У них не было больше сил бороться, они ждали смерти с минуты на минуту. Прощались с белым светом и своими родными там, на свободе. Так, как это делал Федор Храмцов. Именно тогда, когда террористы убивали заложников и в зале началась стрельба, Храмцов писал последнее в своей жизни письмо своим самым близким людям. Это письмо звучит, как последние слова умирающего отца своим детям, как завещание, которое должно указать путь в жизни не только Ирине и Александру.

Вот, что он написал:

«Три дня и ночи ада - это слишком много для моей и без того больной психики. Молю Бога, чтоб вам никогда не довелось этого пережить, родные мои. Жаль, что не могу поговорить с вами всеми по телефону. Отобрали все, даже часы. Вставляют детонаторы. Я стал писать и немного успокоился. У меня замечательные дети. Тут произошла переоценка всех жизненных ценностей.

Деньги, квартиры, дачи, машины - они ничего не значат в сравнении с жизнью человека. Мы все время к чему-то стремимся и поэтому просто не понимаем или нам не дано понять всю глубину этой мысли. Обращаюсь к Сашке и Ирке. Не думайте только о том, как заработать деньги, это бесконечный процесс. Научитесь останавливаться на бегу, наслаждаться жизнью, больше времени проводить на природе. Каждый день просыпаться и благодарить Бога за то, что живете, что взошло солнце, очень важно, чтобы утром было хорошее настроение. Я прожил со своей семьей двадцать пять лет. Несомненно, это были лучшие годы моей жизни, несмотря на материальные проблемы и т.д. Вы теперь уже оперившиеся птенцы и будете вить свои гнезда. У нас, в наше время, не было предмета «семья», теперь НАЧИНАЮТ РАССТРЕЛИВАТЬ, ПРОЩАЙТЕ».