— Только месяц, — раздался голос сенатора. — Ни днем дольше.

— Клянусь Нуитари. — Даламар порадовался, наблюдая, как содрогнулись его собеседники, когда он назвал бога Черной Магии.

— Ты явишься и отбудешь тайно, — продолжал сенатор. — Ни один не должен знать об этом. Ты обязан хранить полное молчание.

— Я согласен.

Сенатор посмотрел на генерала.

— Не думаю, чтобы помогло, — безнадежно сказал генерал.

— Великолепно, — оживился Даламар. — Наше дело завершается ко всеобщему удовольствию. Скрепим наш договор, как того требует обычай.

Подойдя к новообретенным союзникам, он каждого из них прижал к груди и поцеловал в щеку. Генерал едва удержался от того, чтобы не отпрянуть, когда к нему прикоснулись сухие холодные губы. Проделав всю процедуру с каменным лицом, сенатор не удержался и вздрогнул, как от укуса змеи. Но никто не посмел обидеть Даламара, отступив. Они сами просили его о заключении этого договора.

— А теперь, братья мои, обсудим наши планы, — весело заключил Даламар.

Танис Полуэльф обыскал свой дом сверху донизу, пытаясь найти жену.

Наконец его поиски увенчались успехом: он обнаружил ее в библиотеке, на втором этаже. Она сидела у окна, залитая последними лучами клонящегося к закату солнца. Еще прежде того, как увидел ее, он услышал скрип пера, царапающего по пергаменту, и понял, что поймал ее за запретным делом.

Танис улыбнулся и, мягко ступая, подкрался к двери, приоткрыл ее и заглянул внутрь.

Вокруг нее неслышно плескалось сияющее море солнечного света. Ее головка с такой сосредоточенностью склонилась над работой, что, казалось, даже ворвись он, как смерч, прыгая со ступеньки на ступеньку с шумом и грохотом,

— и то она ничего не заметит. Он замер у двери, любуясь ею, с благоговением и изумлением повторяя себе, что это чудное создание любит его не меньше, чем он ее, и эта любовь за годы замужества стала еще крепче, еще нежнее.

Ее длинные золотистые волосы были распущены и свободно падали на плечи и на спину. Обычно в последнее время она гладко причесывала их, сплетая сияющие пряди в плетенку у основания шеи. Такой строгий стиль шел ей, придавая ее облику величавость и благородство, что было весьма уместно во время переговоров с людьми, имевшими склонность обходиться с юной на вид эльфийкой как с ребенком — неплохо соображающим, но не сведущим в делах взрослых.

Правда, это продолжалось не дольше, чем первые пятнадцать минут, за которые Лорана успевала поставить их на место. Как они могли забыть, что она командовала войсками во время Войны Копья? Что она была предводителем людей в битвах? Прошло всего около двадцати лет, но у людей короткая память. Уходя, они вспоминали об этом.

Она была семейным дипломатом, а муж занимался планированием. И они всегда были вместе. Но это не будет продолжаться долго. Человеческая кровь в жилах Таниса была сильнее эльфийской. Он был старше любого из людей, но ему не был дарован долгий эльфийский век. Кое-кто уже иногда принимал Лорану за его дочь. Наступит время, когда ее будут принимать за его внучку. Он состарится и умрет, а она останется юной женщиной. Это могло омрачить их отношения, но оно углубило их, внеся в их чувства горькую, щемящую ноту.

И потом, у них был Гил, их сын — новая жизнь, создание любви.

— Попалась! — торжествующе воскликнул Танис и вскочил в комнату.

Лорана, тихо ахнув, подпрыгнула от неожиданности. Виновато покраснев, она поспешно, в великом смущении, накрыла исписанный лист другим, неловко пытаясь сокрыть содеянное.

— Что это там? — свирепо спросил Танис, глядя на нее с притворной строгостью.

— Всего лишь листок, — отважно соврала Лорана, перемешивая бумаги на столе. — Список… Всякая всячина, которую надо сделать, пока мы дома… Нет! Танис, подожди!

Танис проворно выхватил исписанный лист прямо из-под ее руки. Смеясь, она старалась заполучить его обратно, но он ловко уклонялся от ее попыток.

— «Мой дорогой сэр Томас, — читал он, — позвольте мне еще раз попытаться уговорить вас пересмотреть ваше заявление против договора Союза Трех Народов…» — Танис обличающе потряс письмом перед женой. — Ты работала!

— Всего лишь письмо сэру Томасу, — возразила Лорана. Румянец на ее щеках стал еще ярче. — Он в нерешительности, хотя и почти готов перейти на нашу сторону. Я подумала, быть может, легкий толчок, и…

— Никаких толчков, — нараспев проговорил Танис, пряча письмо за спиной. — Ты обещала! Ты дала мне клятву! Никакой работы! После месячного отсутствия мы наконец дома. Это время мы посвятим нашей семье — тебе, мне и Гилу.

— Я знаю. — Лорана виновато склонила голову, припала к его груди и, ласкаясь, погладила воротник его рубахи. — Я обещаю, что больше не буду.

Она поцеловала его заросшую бородой щеку. Он принялся осыпать поцелуями ее лицо, но в этот момент она гибко изогнулась и почти дотянулась до письма, зажатого в руке мужа. Танис не мог оставить без внимания такой дерзкий вызов. Он сгреб в охапку и ее, и письмо.

…Забытый листок, кружась, порхнул на пол…

Танис и Лорана стояли у окна, чувствуя себя тепло и защищенно в объятиях друг друга.

— Ах ты, вот дьявольщина! — ругнулся Танис, зарываясь подбородком в золото волос жены. — Смотри, сюда едет путешественник!

— О, только не гости! — вздохнула Лорана.

— Судя по украшениям на лошади, рыцарь. Придется его принять. Пойду спущусь.

— Пожалуйста, не делай этого! — Лорана еще крепче прижалась к мужу.

— Если ты его встретишь, та долгом чести будет пригласить его остаться, а он долгом чести сочтет согласиться. Пусть лучше его встретит Гил. Он сможет справиться с этим.

— Ты уверена? — засомневался Танис. — Знает ли он, что нужно говорить, что делать? Мальчику всего шестнадцать…

— Дай ему попробовать, — улыбнулась Лорана.

— Сейчас как никогда нельзя нанести рыцарю ни малейшего оскорбления… — Танис мягко отвел руки жены. — Пожалуй, я все же лучше пойду.

— Слишком поздно. Он поехал прочь, — сказала Лорана.

— Ну, что я тебе говорил, — раздосадованно отозвался Танис.

— Не расстраивайся, он совсем не выглядит оскорбленным. Гил возвращается домой. Ох, Танис, он может подумать, что мы подсматриваем за ним! Этого никак нельзя допустить! Только вспомни, каким он стал обидчивым в последнее время. Ну, скорее же, придумай что-нибудь!

Лорана поспешно уселась обратно на свой стул и, схватив чистый лист, принялась неистово писать. Танис, чувствуя себя законченным идиотом, пересек комнату и уставился на карту Ансалона, развернутую на столе.

Смущение и неясная тревога охватили его душу, когда из сложного сплетения дорог и названий одно слово бросилось ему в глаза, приковав к себе внимание,

— Квалинести.

«Вполне логично», — подумалось Танису. Стоило ему взглянуть в последнее время на сына, и в памяти вставали картины его детства, проведенного в Квалинести — стране, где он появился на свет, и появился на свет в бесчестии. Прошли годы, прошли столетия, но воспоминания все еще приносили ему боль. Снова и снова ему было шестнадцать, и он жил в доме брата его матери, незаконнорожденный сирота.

«Обидчивый», — охарактеризовала Лорана их сына.

Танис и сам был обидчивым в этом возрасте или, вернее сказать, походил на некую дьявольскую машину, изобретенную гномами. Человеческая кровь кипела и бурлила в нем, ища выхода, и, если не находила, происходил взрыв.

Танис не замечал своих черт в физическом облике сына. В юности он не был ни хрупким, ни болезненным. Он был силен, крепок — гораздо сильнее и крепче, чем требовали эльфийские каноны и эстетические воззрения. Широкие плечи и сильные руки Таниса оскорбляли взгляды большинства эльфов как постоянное напоминание о его человеческом происхождении. Он же щеголял своей человечностью — это он признавал и сейчас. Он довел их до того, что они выгнали его, а потом еще обижался, что они так поступили.