— Не понимаю, о чем ты.

— Тогда позволь мне просветить тебя. Я говорю о союзе между эльфийскими королевствами Квалинести и Сильванести, королевствами Соламния, Южный и Северный Эргот и королевством гномов Торбардина. Около пяти лет ты и Лорана занимались этим и начали это дело сразу после твоего тайного посещения Башни Бурь. Портиос, убежденный Эльханой, в конце концов согласился подписать этот договор. Это был бы могущественный союз.

Даламар поднял изящную руку и щелкнул пальцами. Вокруг белой кожи засветилась вспышка голубого пламени; в воздухе появился дымок, секунду дрожал и исчез.

Испарился.

Танис мрачно смотрел на Даламара.

— Как ты это узнал?

— Лучше спроси, дружище, как об этом узнал сенатор Рашас.

Танис молчал, потом спросил:

— Рашас говорил тебе, что знает? Он предал свой народ? Не могу поверить в это, даже про Рашаса.

— Нет, в сенаторе еще живы остатки чести. Он не предатель — пока.

Он приводил мне какие-то неубедительные доказательства, но мне кажется, что правда совершенно очевидна. Когда должны быть подписаны последние бумаги?

— На следующей неделе, — горько ответил Танис, не отрывая взгляда от мерцающих огоньков.

— Вот оно что. — Даламар пожал плечами. — Видишь?

Танис видел. Он видел Темную Королеву, нашептывающую свои речи в эльфийские уши. Сенатор Рашас был бы поражен в самое сердце, если бы узнал, что его обольстило зло. Ведь он думал, что делает только хорошее — хорошее эльфам, позволяя им оставаться в безопасности, в изолированности и обособленности.

Вся огромная, тяжелая работа, бесконечные часы путешествий, все сложные переговоры: убеждения рыцарей верить эльфам, убеждение гномов верить эрготианам, убеждение эльфов верить всем — все это растворилось, как колечко дыма.

А лорд Ариакас и его рыцари Такхизис становятся час от часу сильнее.

Их надеждам на мир был нанесен страшный удар, но в тот миг Танис мог думать только о своем сыне. В безопасности ли Гилтас? Как он там? Знает ли о заговоре Рашаса? Что он предпримет, если узнает обо всем?

Хорошо, если ничего. Ничего поспешного, ничего глупого. Ничего такого, отчего он — или другие — попадут в опасность. До сих пор Гилу ни разу не угрожали опасности или трудности. Мать с отцом старались не допустить этого. И Гилтас не знает, как себя вести в трудных ситуациях.

— Мы всегда оберегали его, — сказал Танис, не подозревая, что говорит вслух. — Возможно, мы были не правы. Но он был таким больным, таким хрупким… Как мы могли поступать иначе?

— Танис, мы растим детей для того, чтобы они ушли от нас, — спокойно произнес Даламар. Танис пораженно смотрел на темного эльфа.

— Так говорил Карамон, — оказал он.

— Да, после того как Палин прошел Испытание, он сказал мне: «Наши дети даны нам только на короткое время. И за это время мы должны научить их самостоятельной жизни, потому что мы не всегда будем рядом».

— Мудрые слова. — Вспоминая друга, Танис улыбнулся ласково, грустно. — Но когда дело касалось его собственного сына, Карамон не следовал своему принципу.

Какое-то время он молчал, потом спросил спокойно:

— Зачем ты мне все это рассказываешь, Даламар? Для чего тебе это?

— Ее Темное Величество очень тебя ценит, Танис Полуэльф. Но тем не менее ни она, ни я не рады увидеть на эльфийском троне твоего сына. Думаю, нам гораздо лучше иметь дело с Портиосом, — сухо добавил Даламар.

— Что с договором?

— Эта победа уже. наша, друг. Неважно, что там произойдет у эльфов, но договор — это просто бумажка. Портиос никогда не простит сильванести их предательства. Теперь он не станет подписываться под договором. Ты это знаешь. А если два эльфийских народа откажутся подписывать договор, то и гномы Торбардина тоже откажутся. И если гномы…

— К черту гномов! — нетерпеливо воскликнул Танис. — Поможешь ли ты мне вернуть Гилтаса домой?

— Коронация твоего сына запланирована на завтра, — сказал Даламар, с издевкой поднимая свой бокал в честь этого. — Такой торжественный случай отец не должен пропустить.

Сумерки подчеркивали красоту эльфийской земли. Мягкий, сияющий свет заходящего солнца проникал сквозь шелковые занавески, золотом окрашивая все предметы в комнате. Но Гил не замечал этой красоты. Он нервно шагал по комнате часы напролет.

В доме было тихо. Часовые-каганести изредка перебрасывались несколькими словами на своем языке — языке, звучащем как крики диких птиц. Охранники внесли обед — чаши с фруктами и хлебом, вино и воду.

Затем, окинув быстрым взглядом комнату, удалились, захлопнув за собой дверь. Эльхана ничего не ела.

— У этой пищи вкус пепла, объяснила она.

Несмотря на неприятности, Гилтас проголодался. Он съел не только свою порцию, но и порцию Эльханы, когда увидел, что она есть не собирается.

Эльхана чуть-чуть улыбнулась:

— Неунывающая молодежь. Приятно видеть. Вы будущее нашего народа. — Она положила руку на живот. — Ты вселяешь в меня надежду.

Ночная темнота в Квалинести не приветствовалась. Ее разгоняли тысячи крохотных искрящихся огоньков, светящихся в деревьях. Эльхана легла и закрыла глаза, пытаясь хоть немного отдохнуть перед длинным и, возможно, опасным вечерним путешествием.

Гил все так же шагал по комнате, утонувшей в сгустившихся сумерках, пытаясь разобраться в путающихся мыслях: «Дом! Как мне хотелось уйти оттуда. Теперь же, наоборот, ужасно хочется домой».

— Отец придет за мной. Я знаю, конечно, придет. Возможно, из-за меня он попадет в беду. — Гилтас содрогнулся. — Что же я натворил! Если с отцом что-то случится, это будет на моей совести. Он предупреждал меня, что не надо никуда ходить. Почему я не послушался? Что это нашло на меня?

Что за ужасные чувства толкнули меня на это? Я…

Гил замолчал. Издалека приближались громкие голоса, говорящие на квалинести. Гил встревоженно подумал, что, наверное, заговор Эльханы раскрыт и что громкие голоса сейчас разбудят эльфийку.

Эльхана уже проснулась, она сидела, глядя прямо перед собой широко раскрытыми глазами. Мгновение она напряженно прислушивалась, потом облегченно вздохнула.

— Это всего лишь члены Талас-Энтии — когорта Рашаса. Они хотят вместе войти в палаты сената, чтобы произвести должное впечатление.

— Не все сенаторы на стороне Рашаса?

Молодые сенаторы против него, но их слишком мало, чтобы решить исход дела. Правда, многие старшие еще колеблются. Если бы Портиос был здесь, спора бы не произошло, и Рашас знает это.

— Что же случится завтра, когда они не найдут тебя и когда не найдут меня, чтобы короновать? Эльхана презрительно сощурилась:

— Люди проснутся и узнают, что у них нет правителя. Рашаса заставят послать за Портиосом. Талас-Энтию ждет кара, а мы сохраним себе жизнь прежней.

Гил слышал разговоры родителей о браке Эльханы и Портиоса. Их союз не был счастливым. Муж и жена редко виделись. Портиос сражался со сном Лорака в Сильванести. Эльхана же все время проводила в разъездах между двумя королевствами, отчаянно стараясь объединить их. Она говорила о муже с уважением и гордостью, если не с любовью.

Гил с обожанием посмотрел на Эльхану. «Она удивительно прекрасна, — подумал он. — Если бы она была моя, мне бы ничего другого не было надо.

Без воды и пищи я бы смог прожить. Как может мужчина не любить ее? Должно быть, Портиос большой болван».

Снизу послышались одобрительные возгласы, и голоса стали удаляться.

— Уходят, — проговорила Эльхана. — Сейчас часовые смогут вздохнуть спокойно.

В доме царила тишина. Когда стало очевидно, что Рашас ушел, охранники-каганести позволили себе поговорить и посмеяться. Копья опустились на пол. Они заходились смехом, слышались щелкающие звуки.

Гил в недоумении взглянул на Эльхану.

— Это стук древка об пол. Каганести играют в игру своего народа. Они занимаются этим всякий раз, когда уходит Рашас. Но не думай, что они позволяют себе отвлечься от своих обязанностей, — предупредила эльфийка.