Сначала мечта была о Петербурге. Только о Петербурге. В стенах Нежинского лицея, еще не определив для себя род деятельности, которым будет заниматься, – литература стояла на последнем месте относительно государственной службы, живописи и сцены – Гоголь рисует себе картину своей комнаты окнами на Неву, своих прогулок по петербургским улицам. И когда наконец ему удается вырваться в столицу, он выбирает пусть более дальний, но зато в обход Москвы путь – так не хочется впечатлениями от Белокаменной мешать радости долгожданной встречи с детищем Петра.
Пройдет еще несколько лет поисков, разочарований и первых успехов, пока появится возможность съездить в родные полтавские места, а вместе с ними навестить и Москву. Н. В. Гоголь успел пройти серьезную выучку в классах Академии художеств, безнадежно провалиться при попытке поступить актером на казенную императорскую сцену, попробовать горький хлеб домашнего учителя, сделать первые шаги на чиновничьем поприще и – этим определялась вся его дальнейшая судьба – издать первую часть «Вечеров на хуторе близ Диканьки».
В июне 1832 года Н. В. Гоголь первый раз в Москве. Во всем городе у него единственный знакомый – встречавшийся с ним в Петербурге М. П. Погодин, сообщивший старой столице разгадку его литературного инкогнито. Здесь все уже знают, кто скрылся под именем пасечника Рудого Панька. Московское лето было дождливым и на удивление холодным. В домах топили печи, а сквозь пелену низко нависших облаков неделями не проглядывало ясное небо – все, чего боялся и не любил уроженец теплой Малороссии. Но то, что так угнетало на невских берегах, остается словно незамеченным в Москве: слишком восторженно-радушным был прием москвичей.
Среди окружения Гоголя повторяется рассказ о том, что Погодин начал знакомить гостя с Белокаменной на Арбатской площади, потому что тогда сам работал над драмой из Смутного времени. А дальше ничем не приметный маленький особнячок в Большом Афанасьевском переулке (№ 12). Обычная «аксаковская суббота», когда у гостеприимного хозяина собиралась в то время еще главным образом театральная и музыкальная Москва. В тесную комнату мезонина, где расположились за карточным столом гости, входит Погодин с незнакомым молодым человеком: «Вот вам Николай Васильевич Гоголь!» Эффект, по выражению С. Т. Аксакова, был самый сильный. И с тех пор, где бы ни жили Аксаковы – материальные затруднения заставляли разраставшуюся семью постоянно менять адреса, – Гоголь у них как дома.
Представляется молодой писатель и патриарху русской поэзии И. И. Дмитриеву. У Дмитриева на соседней Спиридоновке (территория № 17) все поражало воображение. Дом из поставленных стоймя и скованных железными обручами бревен – по проекту особенно любимого Москвой архитектора А. Л. Витберга, сад с множеством растений, которые хозяин выписывал, кажется, изо всех уголков земного шара, благожелательность, с которой маститый поэт готов был приветствовать каждое новое литературное дарование. Это И. И. Дмитриеву Гоголь напишет по выезде из старой столицы: «Минувши заставу и оглянувшись на исчезающую Москву, я почувствовал грусть. Мысль, что все прекрасное и радостное мгновенно, не оставляла меня до тех пор, пока не присоединилась к ней другая, что через три или четыре месяца я снова увижусь с вами».
Надежды не оправдались. Н. В. Гоголь окажется в Москве спустя почти три года. Но эти три года будут наполнены воспоминаниями о полюбившемся городе, творческими импульсами, в нем полученными. «Я помешался на комедии, – признается писатель в одном из писем. – Она, когда я был в Москве, в дороге, и когда я приехал сюда, не выходила из головы моей… и сколько злости, смеху, соли!»
Вышедшие за то же время гоголевские произведения в Петербурге подверглись резким нападкам критики. Зато Москва по-прежнему полна уважения и сочувствия к любимому писателю. В Москву Гоголь привозит в 1835 году первый вариант «Женитьбы» – «Женихов», которых читает у Погодина, Дмитриева и Аксаковых. А о том, как умел читать Гоголь, вспоминал Щепкин: «Подобного комика не видал и не увижу! Вот высокий образец художника, вот у кого учиться!» Знаменитому актеру вторит Погодин: «Какая истина, остроумие! Какие чиновники на сцене, какие канцелярские служители, помещики, барыни! Талант первоклассный».
Дом Кокошкина (крайний справа). Современный вид
Несмотря на считанные дни, которыми располагает Н. В. Гоголь на пути в родную Васильевку и обратно в Петербург, круг московских знакомых, с которыми он успевает повидаться, все растет. Здесь и Денис Давыдов, только что приобретший свой великолепный, по его собственному выражению, «Пречистенский дворец» (Пречистенка, 17а), и Евгений Баратынский, первые годы своей семейной жизни проводивший в доме родителей жены (Воскресенский пер., 6), и Ф. Ф. Кокошкин, чей дом на Арбатской площади (Никитский бульвар, 6) был настоящим театральным центром Москвы. У Кокошкина жили многие известные и готовившиеся к поступлению на сцену актеры, собирались люди театра. С ним, директором московской казенной сцены, Гоголь не мог не связывать надежд в отношении своих драматургических опытов. Эта вторая встреча с Москвой оказалась удобной почвой для репетиции завязки «Ревизора». На пути из Киева в старую столицу один из приятелей Гоголя, опережая писателя, распускает слух о некой значительной персоне, едущей вслед за ним, а сам Гоголь выступает в роли этой персоны – «инкогнито проклятое», по выражению героя будущей комедии.
Неудача с петербургской постановкой «Ревизора», цензурные осложнения, отрицательное отношение официальной критики ускорили в 1836 году отъезд Н. В. Гоголя за границу. Писатель отказывается приехать на премьеру своей пьесы в Москве, куда усиленно зовет его Щепкин. И это при том, что сам он признается в письме Погодину: «Не сержусь, что бранят меня неприятели литературные, продажные таланты, но грустно мне это всеобщее невежество, движущее столицу… Москва больше расположена ко мне… Сердце мое в эту минуту наполнено благодарностью к ней за ее внимание ко мне». Зато возвращается из своей заграничной поездки в мае 1839 года Н. В. Гоголь прямо в Москву.
Это были едва ли не самые счастливые месяцы, проведенные в старой столице. Смерть юного И. М. Виельгорского, близкого друга Н. В. Гоголя, с которым писатель проводит последние дни и недели его жизни на вилле З. А. Волконской в Риме, возраставшие материальные затруднения, заботы об устройстве заканчивавших институт сестер – все потеряло свою остроту при встрече с Москвой. Гоголь приезжает сюда из Вены вместе с Погодиным, и Погодин пишет о первых впечатлениях: «Гоголю обрадовались в Москве без памяти».
У писателя теперь как будто бы свой бесконечно полюбившийся ему дом – в недавно приобретенном загородном владении князей Щербатовых на Девичьем Поле. Погодин предоставляет в его распоряжение большую комнату в мезонине с окнами в густо заросший сад, всю уставленную книжными шкафами и предметами своей коллекции. В погодинском собрании есть и старопечатные книги, и рукописи, и гравюры, и лубки, и автографы многих исторических деятелей, начиная с Петра I, и монеты, и оружие. Гоголь с наслаждением работает здесь в утренние часы, отдавая послеобеденное время встречам со все более многочисленными друзьями.
В погодинском саду, славившемся своими необъятными размерами, тенистыми прудами и пением соловьев, он устраивает собиравшие всю литературную Москву, не говоря о театральной, празднования Николина дня – 9 мая. В 1840 году в этот день среди гостей Н. В. Гоголя были П. Я. Чаадаев, декабрист, основатель Московского Художественного класса (впоследствии – Московского училища живописи, ваяния и зодчества) М. Ф. Орлов, П. А. Вяземский, М. Н. Загоскин, гравер Федор Иордан, весь цвет московской драматической сцены – Щепкин, Садовский, Живокини, Ленский. Был здесь и М. Ю. Лермонтов, читавший свою поэму «Мцыри». Впечатление, произведенное поэтом на Гоголя, оказалось так велико, что на следующий день он встречается с Лермонтовым в доме Свербеевых (Страстной бульвар, 6) и беседа их затягивается далеко за полночь. «Великий живописец русского быта», – отзовется о Лермонтове писатель, добавив свои известные слова о «правильной, прекрасной и благоуханной прозе» погибшего вскоре поэта.
