– О, Господи, – повторила она. Ее грустное лицо заставило Фитцпейна взять обе ее руки в свои и пожать их с необыкновенной теплотой и пониманием.
Леди Редмир встряхнула головой, отгоняя запоздалые сожаления. Она подняла глаза и заглянула в добрые голубые глаза Фитцпейна.
– Это только моя вина, – сказала она. – Я теперь понимаю, что Джилли пыталась рассказать мне, как она несчастна, а я занималась приготовлениями к свадьбе, меня больше заботило, что сильные заморозки погубили почти все нарциссы в долине, а я собиралась украсить ими переднюю и лестницу. Я хотела, чтобы она спустилась по этой лестнице… Театрально, я понимаю, но вы ведь знаете, какая Джилли красавица…
– Я никогда ее не видел, – мягко прервал он, – но если ее красота напоминает вашу, я охотно понимаю ваше желание обставить церемонию так, чтобы показать дочь во всем блеске.
– Вы не видели ее? – переспросила она. – Ну да, конечно, не видели. Я все время забываю, что она не была ни на одном лондонском сезоне.
– Она бы определенно имела большой успех.
– Вы думаете?
– Могу лишь сказать, что если она хоть вполовину так хороша, как вы, ваш городской дом был бы переполнен поклонниками. Почему вы качаете головой? Разве вы сами не знаете, как вы прекрасны?
– О! – вздохнула леди Редмир, тронутая словами Фитцпейна. Уже давно столь привлекательные джентльмены, да еще несколькими годами ее моложе, не выражали так горячо своего восхищения ее красотой…
– Как хорошо вы умеете говорить комплименты, мистер Фитцпейн! Я очень тронута.
Она не была уверена, но ей показалось, что его щеки слегка покраснели от удовольствия, когда он медленно отнял руки.
Глава десятая
– Джулиан, – мягко позвал лорд Карлтон, выводя ее из раздумья. – Что случилось? Почему вы плачете?
Встряхнув головой, Джулиан утерла слезы, незаметно подступившие к глазам.
– Ох, простите, – быстро ответила она. – Сама не понимаю, что это я расплакалась… Я думала о маме и о том, что она должна сейчас чувствовать. Если бы я была матерью, и моя дочь исчезла бы в тот самый час, когда она должна произносить клятвы перед алтарем, моя жизнь была бы окончена.
Он подошел к ней, губы его слегка шевельнулись, как будто он хотел что-то сказать, но промолчал, только посмотрел ей в глаза и ласково погладил ее по щеке.
Она снова, как и раньше, была захвачена врасплох его близостью. Что же такое было в нем, что заставляло ее сердце замирать, а потом бешено нестись вперед, как легкий кабриолет, летящий по ровной дороге? Она дотронулась до его руки, прижала его пальцы к своей теплой щеке.
– Джулиан, – прошептал он, – я не хочу, чтобы вы грустили или сожалели о своем решении.
– Эдвард, – ответила она, наслаждаясь звучанием его имени, – я не грустна, и я не жалею, что оставила дом. Ведь вы так добры ко мне.
– О, Джилли, знаю, что я не должен, но, кажется, не смогу удержаться…
Он уже наклонился, чтобы поцеловать ее, но в этот момент неожиданно распахнулась дверь, и молодая служанка вошла в бледно-желтую комнату. Джулиан почувствовала, что румянец заливает щеки, и быстро отстранилась от Эдварда.
Хотя девушка и не смогла сдержать лукавой улыбки, понимая, какого рода тет-а-тет нарушила, она опустила глаза и принялась проворно накрывать на стол. Через несколько минут на столе уже стояли голубые фарфоровые тарелки с блестящими золотыми ободками, отражавшими пламя камина, а также сверкающие бокалы и серебряные приборы. Все это было разложено и расставлено на красивой белой скатерти. Служанка вышла, но вскоре появилась миссис Роуз. Она вкатила сервировочный столик с их ужином, поставила все блюда на буфет красного дерева и уже собиралась начать обслуживать своих гостей, но Эдвард удивил и Джулиан и хозяйку просьбой позволить ему самому обслужить «миссис Фитцпейн».
Миссис Роуз кивнула с одобрительной улыбкой, по ее доброму лицу разбежались морщинки, голубые глаза засветились. Она подобрала свои серые шерстяные юбки и тихо вышла из гостиной.
Эдвард взял тарелку Джулиан и, подмигнув ей, направился к буфету.
Она подумала, как мило со стороны мужчины самому обслуживать свою даму.
Была ли она его дамой? Ей бы очень этого хотелось. Но тянулось ли и его сердце к ней так же, или его прикосновения, слова, которые он ей говорил, его благородные жесты были только привычкой, приобретенной за многие годы светской жизни? Не был ли он тем же флиртовать, каким рекомендовали ей Карлтона, – вот чего боялась ее невинная душа.
Как бы там ни было, сейчас ей хотелось только наслаждаться его вниманием и, может быть, еще переодеться во что-нибудь другое вместо этого помятого, испачканного белого атласного платья. Волосы ее были к тому же в полном беспорядке. После стольких часов пути ее локоны спутались, и несколько выбившихся прядей упали на плечи и на спину.
Пока Эдвард стоял к ней спиной, Джулиан заняла место за столом, выбрав один из черно-золотых стульев, и воспользовалась паузой, чтобы расчесать спутавшиеся пряди. Увлекшись, она не заметила, что одна из ниток жемчуга безнадежно запуталась в волосах, и как ни пыталась она от него отделаться, жемчуг все больше застревал в локонах. Сдавшись, она дернула за нитку, и жемчужины покатились по полу.
– Ах! – невольно воскликнула Джулиан. Джентльмен обернулся, замерев с куском мяса на вилке:
– Что-нибудь не так? О, понимаю!
– Вероятно, мне стоит послать за Молли? – как бы извиняясь, спросила она.
Он положил мясо на тарелку, обошел вокруг стола и протянул ей руку. Она поднялась со стула и позволила ему отвести себя к дивану у камина.
Он осторожно высвобождал жемчуг из плена ее волос, а ей хотелось, чтобы еще больше жемчужин попало в этот плен – тогда он подольше был бы около нее.
– У вас самые прекрасные волосы, какие я когда-либо видел, – сказал он тихо. – Почему никто не говорил мне о вашей великолепной короне? Все могло бы быть совсем по-другому…
– Совсем по-другому? – спросила Джулиан. – Каким образом? Я вас не понимаю.
Он замешкался, прервал свое занятие и, наклонившись ближе к ней, прошептал:
– Знай я об этом, я бы сумел внушить Карлтону, что он женится на кельтской воительнице, и тогда, без сомнения, вместо того, чтобы развлекаться всю дорогу от Лондона до Йорка, он вскочил бы в свой экипаж и всю дорогу погонял бы лошадей, желая приблизить миг встречи.
Джулиан ощутила его дыхание на своей щеке совсем близко к шее, отчего восхитительный озноб пробежал по всему телу, наполнив ее таким сильным волнением, что она задохнулась. Она слегка повернулась к нему и увидела, как удивительно четки его красивые черты, подсвеченные огнем камина.
– Вы снова шутите, – смущенно прошептала она в ответ. Его губы почти касались ее щеки, и она чувствовала, что, повернись она еще всего на дюйм – он поцелует ее. Мысль об этом снова заставила ее вздрогнуть.
Поцеловать его снова! Боже правый, она не должна!
Она попробовала отодвинуться от него, опасаясь такого сильного влечения, но он легонько поймал ее двумя пальцами за подбородок и заставил свою пленницу взглянуть на него.
– Вы несказанно хороши. Я знаю, что не должен бы говорить вам этого, Джулиан, но мне очень хочется снова поцеловать вас. – Он медленно обводил кончиком пальца ее губы.
Как странно она себя чувствовала, словно две реки сливались в ее груди: одна – сильное влечение к нему, другая – искренняя надежда, что она все-таки нашла свою любовь. Она не могла дышать, не могла думать. Он поцелует ее?
Где-то в глубине сознания возникло сопротивление – прирожденный здравый смысл, свойственный ее натуре, предупреждал, что она ступает на опасную почву. Но рядом с этими двумя потоками, бурлившими в ее душе, оно совсем затерялось, как слабый человеческий голос рядом с грохочущим водопадом.
Она подняла лицо к нему, словно приглашая. Он был так близко, что она вдыхала его дыхание своими полуоткрытыми губами. Закрыв глаза, она ждала. Пальцы, державшие ее подбородок, сменила теплая ладонь. Джулиан вздохнула и продолжала ждать.