Прочитайте, например, о буддизме в изложении православного о. Александра Меня [350] — и вы найдете там в тысячу раз больше буддизма, чем у Рерихов!
В "Трактате о Космическом Огне" и некоторых других работах А.А.Б. [91;86;83] есть раскрытие ряда тайных ранее аспектов буддизма, но там нет и в помине отвержения основных буддийских постулатов!
Как бы отнесся читатель, если бы он увидел книгу "Основы православия", написанную к примеру каким-нибудь австралийцем на том лишь основании, что он несколько лет был лично знаком с православными? Но у Е. Рерих хватило наглости написать "Основы буддизма", не находясь лично ни в одной из буддийских традиций!
Отличия «буддизма» Рерихов от подлинного сводятся к следующим моментам:
1) Основная идея буддизма (как и любой религии) — идея Спасения. Буддист-практик, добиваясь просветления для себя лично, посвящает в большинстве случаев добытые благие заслуги всем живым существам, культивирует в себе чувство беспредельного Сострадания ко всем, мучающимся в кругу Сансары. Он не только идет к Нирване, но в помогает ее достичь всем, кому только можно помочь! У Рерихов идея Спасения вообще принимает настолько извращенные формы, что с трудом просматривается в многочисленных нагромождениях и тяжеловесных формулировках. Зато фраза, что "религии являлись главной причиной почти двух третей бедствий, которые преследуют человечество" [напр.440,с.276] — эта фраза рефреном повторяется, в первую очередь, по отношению к идеям христианского Спасения.
2) Все Йоги, включая буддийские медитативные практики, начинаются с установления спокойствия ума, состояния умственной тишины. Но почти во всех книгах Агни-Йоги и в письмах Е.И. Рерих ключевую роль играют призывы к борьбе. Вечная битва с "темными" имеет, однако, раджасическую природу, т. е. все учение Агни-Йоги, в санскритских терминах, находится в раджас- и тамас-гунах. Покой и безмятежность (не бездеятельность, но безмятежность!) Высших Миров ей незнакомы! Поэтому, если Е. Рерих и говорит когда-либо о Нирване, то последняя больше напоминает склочную атмосферу кухни в большой коммунальной квартире!
3) В буддийских практиках постижение занимающимся природы своего ума — один из основных методов и задач одновременно; но всего этого нет и в помине в «буддизме» Рерихов. Есть некие утверждения общего характера, так и остающиеся ментальными установками; методов исследования природы ума в практике Агни-"йоги" нет, как, впрочем, нет и самой практики!
4) Культивирование традиционно подразумеваемых во всех буддийских учениях качеств — Сострадания, Милосердия, Любви и т. д. — и развитие буддовости, как и развитие и постижение шуньятности ** // ** Сноска: Важно отметить, что сам термин "шунья" (или "шуньята") означает совсем не «пустоту», понимаемую как физический вакуум, но различные градации высшего не-материального трансцендентного пространства. Учение буддизма подразумевает объективное существование 18 видов шуньяты [см.308]. — Прим. Ю.К. /// на практике чаще всего подменяется борьбой с «темными» и некой абстрактной преданностью Иерархии, «иеровдохновением».
5) Конкретные медитативные практики, поэтапно даваемые и усложняемые буддийскими Учителями [см. напр.640–641;540;354;603], которые и обеспечивают духовный рост и "расширение сознания" (в рериховских терминах), подменяются на некие внутренние побуждения «ввысь»; это напоминает ожидание, что шея жирафа вырастет, если он за время своего земного существования будет все время тянуться к верхним веткам деревьев.
6) Полное отрицание значимости любых буддийских обрядов и конкретных мантрических формул, даваемых при посвящении [см. напр.545-545а], противоречит всем направлениям буддизма, кроме дзэн; однако, и в последней разновидности существуют конкретные практики и мощные многочасовые медитации [531;680;557;1–2;669], чего и в помине нет в рериховском "эзотерическом буддизме".
От Рерихов, конечно, досталось не только ортодоксальным буддистам и другим религиям. Ссылки на пифагорейцев — такая же карикатура: об этом позволяет заключить анализ как минимум трех совершенно разных источников [см.347–349;223а;82]. О достоверности ссылок на Веды и санскритские тексты — я уже говорил выше.
Возвращаясь к проблеме греха, можно видеть, что рериховское учение, фактически, отвергает само понятие о СВЯТОСТИ. Этот момент следует пояснить, так как феномен святости не может не иметь отношение к вопросу об этике Живой Этики.
Вопреки наиболее широко распространенному в миру мнению, что святость — понятие этическое, православное учение считает святость явлением объективно-онтологическим. По этому поводу анонимный православный автор пишет так [41,с.130]: "Бог — един Свят, и Святые в Духе Святом святы. Святость же не есть понятие этическое, но онтологическое. Свят не тот, кто высок по человеческой морали или по жизни своей в смысле подвига и даже молитвы (и фарисеи постились и совершали «долгие» молитвы), но тот, кто носит в себе Духа Святого. Единый Бог есть Истина и Жизнь, и причастники Духа Святого становятся живыми и истинными, тогда как отпадающие от Бога умирают духовно и уходят во "тьму кромешную"." То есть — не количеством читаемых в день молитв, не длительностью постов, воздержания и т. п. определяется святость человека, но прежде всего — его внутренним состоянием души, степенью единства ее с Богом и исходящей от этого любви.
Этот объективный трансфизический (или, если хотите, экстрасенсорно воспринимаемый) аспект святости подтверждается и в самой "Розе Мира", и в цитированном выше отрывке о. Павла Флоренского. Очень важно, кстати, что видение П. Флоренским многослойной ауры человека и описания экстрасенсорно-метафизических связей в явлениях трансцендентной реальности [см.569–570] никоим образом не отрицает у него значимости ортодоксально-православной духовной практики!
Бхагаван Шри Сатья-Саи-Баба указывает здесь близкое положение [136,с.9]: "Главное, что принимается во внимание, это не то, какой ценой досталась молитва Господу, и не количество лет, на протяжении которых человек занимался духовной практикой, и не правила и предписания, которым он следовал, и даже не количество произнесенных им молитв, а то, в каком состоянии находился его ум во время молитвы, насколько терпеливо он ждал результата, насколько однонаправленной была его мысль, когда он молился о Господнем Блаженстве, пренебрегая мирским счастьем и не ожидая немедленного результата, неутомимо, постоянно вглядываясь в себя, сосредотачивая внимание на медитации и своем задании (предназначении — Ю.К.). Показателем уровня прогресса на избранном пути служит степень отказа от собственного "я". Если человек занят подсчетом правил, потраченного на практику времени и связанных с этим расходов, то такая дхйана (медитация — Ю.К.) принадлежит лишь объективному миру, она никогда не станет субъективной и духовной."
Снисходительно похлопывая по плечу ранних христиан, воздавая хвалу гностикам, Оригену Александрийскому и св. Сергию Радонежскому, Рерихи совсем «забывают» о главном: и ранние подвижники христианские, и более позднего периода, все занимались многочасовой молитвенной практикой и медитацией, чего и в помине нет в Агни-"йоге". Молитва — это существеннейшее делание монаха — у нее заменяется неким "внутренним устремлением". С эзотерических позиций, методы развития сверхсознательного, данные в практических руководствах ранних христианских подвижников, в Агни-"йоге" заменяются на подсознательные устремления. Разница здесь — огромная, и она подобна тому, как, после выступления эквилибриста-канатоходца, клоун, расстелив на земле веревку, начинает осторожно балансируя расставленными руками, ступать по ней.
Впрочем, — есть одно упоминание о необходимости непрестанной молитвы (см. Мир Огненный,356). Однако, хотя оно и напоминает новозаветный призыв св. апостола Павла — "Непрестанно молитесь" (1 Фесс 5:17), но только внешне. В то время, как православные традиции молитводелания включают в себя целый ряд методик и конкретных указаний [см.40;210–214], данный лозунг из Мира Огненного, фактически, повисает в воздухе!
