— Джордж Халлиган давал деньги Питеру. У него было плохо с финансами, я видел его банковские счета. Но почему? На что он их все тратил?

— На лошадей. Они играли на скачках с Джорджем. Влез в долги, все время пытался расплатиться, но не мог. И вот тогда он посвятил Джорджа во все дела с гольф-клубом. Все началось с того, что Питер пытался произвести впечатление на своего отца, ведь для своих пони он был большим человеком. В итоге получилась очередная неразбериха между богатыми детишками.

— Ладно, вернемся к «Приливу». Ты можешь вспомнить, показалось ли тебе что-нибудь странным или необычным в поведении Питера, может, запомнилась какая-то деталь?

— У него с собой был голубой пакет. Ну, такой, как в маленьких кондитерских. Я помню, мне это показалось странным, потому что он был в костюме и при галстуке, такой весь деловой… У него должен был быть портфель или что-то в этом роде, но не пластиковый пакет, полный…

— Полный чего?

— Сначала я подумал, что там газеты, как у того сумасшедшего, который постоянно их читает, — все время таскает два пакета, набитых газетами. Но скорее всего… Похоже, это были старые большие конверты и картонные папки, в которых раньше хранили фотографии.

— Очень хорошо. Что-нибудь еще?

— Он нервничал, вообще-то вел себя как идиот. Я помню, что в конце он сказал: «Скажи Линде, что у меня дела с Леди Линдой». И я точно собирался ей это сказать.

— Дела с Леди Линдой? Ты уверен, что он именно так сказал?

— Да. То есть нет… Ты прав, вообще-то он сказал: «Дела на Леди Линде».

— Ты передал ей это?

— Я выглядел бы как идиот. Что я должен был сказать? «Ах, твой муж сказал, что не может с тобой сейчас встретиться, но не волнуйся, он тебя позже заберет»?

Томми поджал губы, и я вспомнил, каким тихим и мирным хиппи он всегда был, несмотря на всю эту напускную грубость.

— «Леди Линда» — это название его лодки.

Томми вытаращил налитые кровью глаза.

— Дьявол! Значит, он пошел туда.

— Он встретился с Маклайамом, привел его на лодку. Наверно, наши друзья Халлиганы ему помогли. Сел туда с советником, помог ему расслабиться… К счастью, тот оказался сговорчивым… Как думаешь, кто их там ждал? Явно Толстяк и его друзья.

— И они его там убили?

— Они вдоволь накормили его наркотой, чтобы убить, или он случайно принял слишком большую дозу, и они не смогли ничем помочь… Потом выкинули тело за борт. Но это все только предположения. Нам нужен свидетель, чтобы узнать все наверняка.

И мы решили, что обязательно найдем свидетеля, который даст показания против Толстяка. Я задумался на мгновение, а можно ли заставить Коулма Хайланда давать показания? Но потом вспомнил, какая крепкая у него голова, и отбросил эту идею.

— Знаешь, Толстяк никогда не показывал мне пистолет, — сказал Томми. Волосы падали ему на глаза, от чего выражение лица у него казалось глуповатым.

— Что-что? Повтори!

— «Глок». Он никогда мне его не показывал. Я просто взял его из дома Толстяка. И обойму. Я знал, что там что-то затевается. Ну, был у них на вечеринке, в семь вечера. Они базарили, орали друг на друга, шептались, смеялись, все такое… Вели себя как девчонки, которые сплетничают о парнях. Мне осточертело быть у них мальчиком на побегушках: «Ах, Томми, очень хорошо, оставь сдачу себе…» Типа недоделанный я какой-то… Некоторые меня дразнили хромоногим. Все типа самые умные. Я знал, что ты вернулся из-за мамы и все такое. Толстяк сказал мне отнести его вещи наверх, в спальню, а мне приспичило в сортир. В его долбаной комнате черная ванная — все зашибись, черный толчок, черная раковина, золотые краны — охренеть, твою мать… А пистолет лежал на раковине. Я проверил обойму, не хватало двух патронов, и я подумал, что возьму его и отдам тебе, чтобы ты мог поразмыслить над этим. Тогда и увидим, кто, черт возьми, круче.

— Ты так говоришь потому, что они унижали тебя?

В глазах Томми сверкнула злоба.

— Если бы я знал, что Толстяк собирается делать, я бы спустился вниз и всадил всю обойму в его толстую задницу, — ответил он.

Томми тяжело дышал, и у него началось что-то похожее на спазмы. Я подождал, пока ему полегчает, это заняло какое-то время.

— Но ты ведь тогда не знал.

— Толстяк и Джордж часто ссорились по поводу того, что Джордж хотел все делать законно и намеревался прижучить Толстяка. Они бы ссорились еще больше, если бы Джордж знал о том, что затевает Толстяк.

— И что же он затевал?

— Он хотел объединиться с Ларри Найтом из Чарнвуда и заправлять всем в Сауфсайде, вниз по берегу до Уиклоу, даже до Уэксфорда. Во всяком случае, это его план. На самом деле он хотел, чтобы я забирал для него наркоту в Бирмингеме. Хотел наладить связи, отработать схему. Только я отказался. Он был в бешенстве, начал угрожать мне и моей дочери, и все такое… Я пригрозил, что расскажу обо всем Джорджу, если он не отстанет. А он сказал, что его не волнует мнение братца, хотя на самом деле это не так. Но все равно неизвестно, что он собирался делать, поэтому я и взял пистолет, чтобы иметь что-нибудь против него.

— Томми, почему ты мне сразу об этом не рассказал?

— Ну, я хотел, чтоб ты сам пошевелил мозгами.

И он глуповато ухмыльнулся, впрочем, как обычно.

— И, может быть, я не хотел тебе говорить о том, как связан с Халлиганами.

Не похоже это было на извинения, но пришлось принять все, как есть.

— А вчера что-то взбесило Толстяка, он рвал и метал и, и… ну, ты видел, что он со мной сделал. Я думал, он меня убьет. И мне хотелось его грохнуть. Но он сказал, что будет меня держать на случай, если ты не перестанешь совать свой нос в чужие дела.

— Он угрожал убить тебя, если я не свалю отсюда?

— Да. И сказал, что будет меня держать еще потому, — он говорил это, подбадривая себя, — потому что он не понимал раньше, как я ему нравлюсь, — голос Томми дрожал. Его начало трясти, и из груди вырвался хрипящий звук.

Мы проплыли вдоль Сифронт-Плаза, и я направил лодку к берегу. Там виднелся старый пляжный домик, которым владел клуб каноэ. Клубу принадлежал также небольшой участок каменистого берега перед ним. Мы подплыли поближе и вышли на мелководье.

Томми сел на гальку и стал бросать ракушки в море, а я направился к Сифилд-роуд. Прошел мимо трех магазинов женской одежды, большого гастронома, двух ресторанов и художественной галереи, прежде чем найти магазин мужской одежды, расположенный рядом с агентством «Мерседес». Там были стильные веши и соответствующие им цены, Томми Оуэнс никогда в жизни не носил такое. Я выбрал бежевые хлопчатобумажные брюки, бледно-голубую рубашку с пуговицами, голубую куртку и парусиновые туфли на толстой подошве. Случайно взглянул на себя в зеркало: штанина разорвана, костюм забрызган водой и кровью, весь в песке, ботинки промокли. Я решил, продавец подумает, что я покупаю одежду для себя. Но он, кажется, вообще не утруждал себя никакими мыслями. Его волосы были выкрашены в какой-то яркий цвет, и он не отрывал взгляда от мобильного телефона, отправляя кому-то эсэмэски в невероятных количествах. Единственное, на что он отвлекся, были мои деньги.

— Я не ношу такие идиотские вещи. В них буду выглядеть как бухгалтер яхт-клуба, — сказал Томми, когда я вручил ему пакеты.

— Одежда, Томми, очень важна. Тебя не пустят без нее на паром, — ответил я.

У Томми было слишком много планов, связанных с Толстяком, поэтому мы решили, что он сядет на паром Холихеда и на пару дней исчезнет из виду. Дрожа всем телом, как будто его опять унижают, Томми все же надел те стильные вещи, что я купил, и стал похож на кого угодно, но только не на бухгалтера из яхт-клуба. Мы прошли по дороге вдоль берега до нового терминала. Облака плыли по небу как пивная пена. Ветерок усилился, стало немного прохладней. Это был первый намек, что лето не вечно. Я купил Томми билет туда и обратно, дал денег из коричневого конверта Барбары Доусон, и смотрел, как он направлялся, прихрамывая, в зал ожидания. Именно тогда мне стало ясно, на кого он похож: на мальчика, который первый раз надел взрослую одежду.