Когда в подвале становилось невыносимо больно за бесцельно прожитые годы, дровишек в угасающий огонь подкидывал вернувшийся из "загранкомандировки" Кормильцев. 

"Илья писал нам тогда по три тома материала и бился насмерть за каждую страницу каждого тома, - вспоминает Умецкий. - Из всего этого богатства можно было выбирать три-четыре текста, и то - с последующими доработками. После того, как к началу записи закончилась рефлексия у Бутусова, началась рефлексия у Кормильцева, который считал, что мы все делаем не так. Он приходил в клуб и разбивал ногами стулья, и успокоить его было очень сложно. Макаров в роли директора клуба просто бледнел на глазах, поскольку нес за стулья материальную ответственность". 

Кормильцев лютовал не на пустом месте. Скажем, он еще мог смириться с тем, что в "Ален Делоне" Бутусов отказался от словосочетания "тройной одеколон", или с тем, что в "Скованных" вместо за "красным восходом коричневый закат" исполнялось "розовый закат". Но нежелание вокалиста петь в "Рвать ткань" "про блядей" Кормильцев воспринимал как личное оскорбление. 

Когда угасали идеологические конфликты, связанные с текстовой редактурой, повод для беспокойства подбрасывал Могилевский. Пару раз, достойно отметив завершение записи своего альбома "Угол" (который делался одновременно с "Разлукой"), он застревал в деревне, и, к примеру, "Праздник общей беды" записывался без него. 

Часть песен дорабатывалась непосредственно на месте. Именно в студии был сочинен проигрыш в "Скованных", саксофонные атаки в "Казанове", а при помощи хора "друзей и сочувствующих" были записаны припевы в "Шар цвета хаки". 

"В музыкальном плане каждой из песен "Разлуки" можно было найти аналог в западной или отечественной рок-музыке, - говорит Бутусов. - Но в силу нашего непрофессионализма он был неузнаваем, поскольку мы так и не смогли сделать то, что хотели изначально". 

Ближе к концу записи все спохватились о названии и о каком-нибудь драматургическом обрамлении - поскольку концепцией на новом альбоме (в отличие от "Невидимки") и не пахло. 

Идея родилась благодаря другу группы, начинающему кинорежиссеру Леше Балабанову, который давно питал симпатии к музыке "Наутилуса". (Существует, кстати, версия, что именно привезенный Балабановым из Лондона диск Stray Сats послужил импульсом для создания рок-н-ролльной основы в "Рвать ткань".) Во время дружеских вечеринок Балабанов любил петь народные песни, и в особенности "Разлуку". 

"Мы просто дурью маялись во время записи, начали петь "Разлуку", и нам показалось, что есть какой-то абсурд в том, как мы ее исполняем, - вспоминает Бутусов. - Поставить "Разлуку" в начало альбома было чисто интуитивной идеей. Возможно, и сам альбом получился таким легким и естественным, потому что мы многое делали на ходу, передавая атмосферу того, что нам нравилось в данный момент". 

Умецкий считает, что "Разлука" появилась с легкой руки Могилевского. "Когда все уже было записано, Леха полупьяным голосом затянул "Разлуку", - вспоминает Дима. - Он орал мелодию как-то заразно и шкодно и буквально заразил нас ею. Мы спели песню все вместе и поняли, что получается странная, эклектически приклеенная к материалу вещь. А так как альбом получался достаточно серьезным, какая-то доля стеба, в принципе, его только украшала". 

"Когда в "Разлуке" писали третий куплет, я мягко и бесшумно отпрыгивал от микрофона в дальний угол комнаты и орал в сторону, - вспоминает Могилевский. - Первые два-три дубля привели меня именно к этой точке, куда я должен был отходить для того, чтобы достигался нужный баланс". 

Запись "Разлуки" была сделана уже с вынужденно худшим качеством, поскольку в студии в тот момент отсутствовали профессиональные вокальные микрофоны. Чтобы как-то "вытащить" песню по звуку, в нее добавили патефонный скрип, сымитировав треск старой пластинки. 

К началу августа - в перерывах между жаркими схватками за бильярдным столом - запись "Разлуки" была завершена. Через несколько дней после локальной презентации альбома к "Наутилусу" прибежал растерянный Коля Грахов и сказал, что "Скованных" распространять нельзя - могут возникнуть проблемы с КГБ. Тогда было принято поистине макиавеллевское решение: в Питер, Москву и остальные регионы рассылать альбом без изменений, а в родном городе распространять в урезанном виде, без последней композиции. Время было мутное - по крайней мере, вплоть до конца 87-го года "Наутилус", исполняя песни из "Разлуки" на концертах, делал купюры в текстах. 

Что же касается самого альбома, то, как водится, всеобщего фурора он сначала не произвел. Более того - в местной подпольной рок-прессе его больше ругали, чем хвалили: "явная неудача группы", "слишком напоминает "ДДТ", "альбом полностью провален". И лишь осенью, на открытии очередного сезона свердловского рок-клуба, наступило тотальное протрезвление. "Наутилус" впервые выступил в жестком имидже - врангелевская унтер-офицерская форма, ордена, боевой макияж и галифе. После того, как веселая в недалеком прошлом студенческая команда агрессивно исполнила а-капелла песню "Разлука", над залом зависла жуть и наступило неподдающееся описанию оцепенение. Возможно, именно с этой минуты и началось всесоюзное восхождение группы "Наутилус Помпилиус".

сторона А

Посошок

Все от винта!

Сядем рядом

Когда мы вместе

Вечный пост

сторона В

Все будет хорошо...

Имя имен

На жизнь поэтов

Как ветра осенние...

После гибели Башлачева архивистами было установлено, что всего СашБаш написал порядка шестидесяти песен. Свои первые композиции он начал создавать еще в период учебы на журфаке уральского университета, а продолжил в родном Череповце, сочиняя тексты для группы "Рок-сентябрь".

В ленинградско-московский период его творчества (84-88 гг.) у Башлачева существовало несколько студийных работ - в том понимании, что можно было считать "студийной работой" для андеграунда середины 80-х. Первая из них сделана в конце 84-го года в Москве на квартире подпольного звукорежиссера Игоря Васильева, однако ее оригинал вскоре был утерян. В мае 85-го Башлачев в течение одного дня записал в домашней студии Леши Вишни двойной альбом "Третья столица", в который вошли все основные композиции, написанные им к тому времени: "Черные дыры", "Лихо", "Мельница", "Время колокольчиков", "Все от винта!"

"За пару часов до начала записи мы встретились с Башлачевым в "Сайгоне", - вспоминает Сергей Фирсов, организовавший ту сессию. - СашБаш ужасно волновался и сказал мне: "Я не могу петь просто так. Мне нужны зрители". Мы взяли с собой несколько знакомых девчонок, которые во время записи сидели в комнате, слушали песни и хлопали..."

Это была легкая и удивительно воздушная по настроению запись. Не задавленный грузом бытовых проблем, Башлачев пел с каким-то молодецким задором, озорно и лихо: "И в груди - искры электричества / Шапки в снег - и рваните звонче / Рок-н-ролл - славное язычество / Я люблю время колокольчиков".

Любопытно, что после окончания сессии Башлачев сказал Вишне: "Никому не переписывай "Вахтера"! Это стрем страшный!" "Абсолютный вахтер", написанный в марте 85-го года, был, пожалуй, одним из самых политизированных номеров в репертуаре Башлачева: "В каждом гимне - свой долг, в каждом марше - порядок / Механический волк на арене лучей / Безупречный танцор магаданских площадок / Часовой диск-жокей бухенвальдских печей". На башлачевских квартирниках во время исполнения "Абсолютного вахтера" хозяева звукозаписывающей аппаратуры нажимали по просьбе автора кнопку "стоп".

...В следующий раз Башлачев оказался в студии в январе 86-го, накануне своего выступления в Московском театре на Таганке. Во время однодневной сессии, состоявшейся на квартире администратора московской рок-лаборатории Александра Агеева, Башлачев спел 24 песни. Трехчасовая запись, получившая название "Время колокольчиков" (ее фрагмент был издан спустя три года "Мелодией" на виниловой пластинке), оказалась тяжелой, мрачной по духу и трагичной по настроению. В ней есть какое-то жутковатое очарование, в особенности - в минорной эпохальной балладе "Ванюша" и в шаманоподобной "Егоркиной былине". В тот день Башлачев узнал о смерти своего трехмесячного сына.