Запись обоих альбомов производилась на стандартный двухдорожечный STM - серую, уродливую мечту меломанов 70-х. Он резко ограничивал аранжировочные амбиции группы, ориентированные на четырехканальный вариант погорелого Театра Советской Армии. Магнитофон стоял в так называемой радиорубке, а репетиционная база с инструментами находилась в другом помещении. То есть при наложении звука слышать можно было либо свою игру, либо запись, на которую предстоит сделать это наложение. Сыграв фрагмент песни, музыканты бежали через весь театр послушать результат и, восхищенные высоким искусством, возвращались назад к игре вглухую. Эффект этой "бетховенщины" был очевиден - непрофессионализм и разбаланс записи достиг вершины маразма, перевалил через нее и плавно опустился в область чистого кайфа. 

"Как говорят музыканты, гитарку-то можно было бы и настроить", - смеется теперь Григорян, вспоминая боевую молодость. 

Необходимо отметить, что к моменту записи своего второго альбома музыканты "Крематория" еще не сыграли ни одного живого концерта. Тем не менее, несмотря на отсутствие опыта, распределение ролей внутри группы наметилось весьма четко. Армен Григорян исполнял большинство песен, играл на акустической гитаре, басу, фортепиано и дудке. Виктор Троегубов пел в нескольких композициях ("Пророк", "Рейсшина"), играл на гитаре и специализировался на исполнении темпераментных гитарных соло. 

Встречающиеся на втором альбоме элементы инструментального разнообразия создавались эпизодическими вкраплениями фортепиано, баса без подзвучки и литаврового барабана Александра "Стива" Севастьянова, имитирующего звуки ударной установки. Общее звучание группы получалось настолько оригинальным и первобытным, что его можно было идентифицировать лишь методом "от противного". Как было принято писать на обложках ранних альбомов Queen, "никто не играет на синтезаторе".

В отличие от "Винных мемуаров" саунд "Крематория II" расцвечивали завораживающие в своей непредсказуемости звуки альта. На альте играл некто Дима Плетнев, имевший актуальный по тем временам псевдоним "Альтист Данилов", косвенно связанный с его причудливой рассредоточенностью в пространственно-временном континууме. Чтобы найти в истории рока еще одного подобного "действующего" шизофреника, нужно было очень сильно постараться. 

"Работа с Плетневым напоминала труд гипнотизера, - спустя годы вспоминает Виктор Троегубов в своих "Невинных мемуарах". - Дима почти не концентрировался ни на крики "Мотор!", ни на свое положение относительно микрофона, ни на что вообще. Через час после начала записи он сказал, что устал, и уже совсем перестал ориентироваться в окружающих предметах и событиях. Тем не менее нам удалось за один день записать все песни с его участием". 

Плетнев внес в звучание "Крематория" элемент здоровой психоделии, к сожалению, впоследствии группой утерянный. Что же касается дальнейшей судьбы "Альтиста Данилова", то постепенно болезнь заняла в его жизни гораздо большее место, чем музыка, и в дальнейших записях "Крематория" он не участвовал. А звуки скрипки, в которую позднее мутировал альт, стали фирменным знаком саунда группы. 

...Во второй альбом "Крематория" вошло 18 композиций, создавших свой, ни на что не похожий привкус музыкального утренничка в "доме вечного сна". Рок-н-роллы с удивительно красивым двухголосием Григоряна-Троегубова ("Житейская смерть") соседствовали с бардовскими номерами ("Пророк") и композициями, стилизованными в духе акустического Болана ("Конфуз", "Я увидел тебя"). В текстах преобладали мрачные приколы ("ты никогда не станешь молодым - вот стакан, а вот вино и дым"), гробы, ведьмы, картежные неудачи, нелепые бляди и "сыгравшие в ящик" мужья-генералы. Помимо этого - унылые трудовые будни советских инженеров и песни городских окраин, в которых рифма проявлялась со стабильной неравномерностью. 

Программные композиции "Лепрозорий" и "Крематорий" открывали впоследствии все сборники и большинство концертов группы. Со времен темного хард-рокового прошлого в репертуар "Крематория" пришел "Аутсайдер" - напористый монолог "героя того времени". 

"Стремный корабль" - посвящение бокалу с изображением того самого корабля, а заодно и косякам-"корабликам". Поиски сюжетов и истины на дне стаканов и стаканчиков являлись не столько творческим кредо музыкантов, сколько их образом жизни. "Ты никогда не бросишь пить - у тебя не бывает похмелья", - не выдержал однажды отец Григоряна. 

"Посвящение бывшей подруге" - типичная троегубовская вещь, объединяющая учительскую дидактичность и полудетскую наивность мировоззрения. Кроме общеизвестных хитов в музыкальном плане выделялись весьма энергично сыгранная "Крепость" (с очень эффектным гитарным риффом), кантри "Последнее слово" (переносящее атмосферу пьяных ковбойских разборок в стены советской хрущевки), а также финальная "И снова ночью" - гимн алкогольному одиночеству с закономерной винной передозировкой. Достойная кода для альбома группы с таким жизнеутверждающим названием. 

...Ввиду того, что музыкантам хотелось зафиксировать все написанные к тому моменту песни, альбом получился очень длинным - более 50-ти минут. Желавшие его записать сильно ругались, так как альбом не умещался на сторону стандартной катушки. Александр Агеев, известный московский "писатель" подпольных альбомов, приобретя фонограмму за огромную сумму в 30 рублей (столько же получали корифеи типа "ДК"), тут же начал дописывать песнями "Крематория" альбомы Юрия Морозова. Довольно быстро дождавшись положительной реакции, он постепенно стал распространять альбомы "Крематория" целиком. 

Успех этих песен в узких кругах был большой. Последовала масса приглашений на квартирные сейшена, и на какое-то время группа стала самой концертирующей единицей андеграундной Москвы. 

"Несмотря на все слабые по нынешним меркам места, второй альбом в наибольшей степени был наполнен духом настоящего "Крематория", - вспоминает Троегубов. - Многие старые любители (да и я сам) считают, что "Крематорий II" является нашей лучшей записью. И уж абсолютно точно, что именно после этого альбома к нам возник устойчивый интерес как к группе".

сторона А

Джаббервоки

Песня мышки

Песня герцогини

Вечерний суп

Волновой вальс

сторона В

Трепещи, трепещи, летучая мышь

Песня об игре в крокет

Кадриль омаров

Песня обвинения

Погонщица воздушного шара

Ингус Баушкениекс и Эдите, 1986 год.

До "Болдерайской железной дороги" мало кто относился к творчеству "Желтых почтальонов" серьезно. За ними закрепилась прочная репутация мечтателей, витающих в облаках и лишь изредка спускающихся на землю с порцией очередных причуд. Но с появлением первого полноценного альбома многое изменилось. Их постепенно начали воспринимать, к их музыке стали привыкать, и в итоге вокруг них сгустился ореол истинных и поэтому непризнанных пророков. Критики окрестили группу "потаенными механиками поп-музыки", а один из скандальных героев тбилисского рок-фестиваля Мартыньш Браун из "Сиполи" не постеснялся назвать вещи своими именами: "Они оказали влияние на всю латвийскую сцену, начиная с меня и заканчивая Раймондом Паулсом". 

Вместе с тем официальные массмедиа их в лучшем случае игнорировали - уже в то время было понятно, что это не концертирующая команда. Их нечастые выступления представляли собой получасовые камерные концерты, во время которых "Почтальоны" изумляли публику аристократической экстравагантностью и полной непрогнозируемостью репертуара. Подрастеряв со временем часть юношеского задора, "Почтальоны" в тот момент казались озабоченными тем, чтобы, по словам лидера группы Ингуса Баушкениекса, "не тиражировать какой-то определенный стереотип". Мол, "Почтальоны" такие, а не другие.