Примерно через сорок минут после того, как Сомов опустил грунтовую трубку в лунку, барабан лебедки остановился.

— 4039 метров! — воскликнул Сомов.

— Поздравляем, Мих-Мих! — крикнул Савва Морозов и крепко пожал Сомову и Гордненко руки. Все присоединились к этому поздравлению.

Затем Сомов запустил моторчик лебедки и тросик стал наматываться на барабан. Длинная и скучная это процедура даже на Северном полюсе, и вес зрители постепенно разошлись по своим делам, оставив Сомова и Гордиенко в гидрологической палатке. После того как была вытянута грунтовая трубка и вырезанная ею колонка грунта дна упакована в специальный пенал, гидрологи стали опускать в лунку батометры с глубоководными термометрами для измерения температуры воды на разных глубинах и взятия проб воды для последующего химического анализа. Над Северным полюсом стоял полярный день. Солнце сияло над снегами и торосами, мороз был около 30 °C. Механики осматривали моторы, летчики готовили обед, геофизики Острекин и Сенько тщательно наблюдали за магнитным полем Земли. Все было буднично. Волнение от сознания пребывания на Северном полюсе улеглось. Радист продолжал принимать поздравления от друзей, находящихся в других точках Арктического бассейна.

Люди отдыхали по очереди. Лишь слабые колебания воды в лунке напоминали о том, что лагерь находится на льдине в океане.

Но вот на второй день дежурный, обходя льдину, обнаружил трещину у края взлетно-посадочной полосы. Пока он бежал, чтобы сообщить об опасности, через льды прошло еще несколько трещин. Началась интенсивная подвижка льдов. Одна трещина прошла вблизи самолетов, стоявших на более толстой льдине вблизи торосов. Была объявлена тревога. Механики стали срочно подогревать моторы. Трещиной палатку гидрологов отделило от остальной части лагеря. Сомов и Гордиенко, к этому времени почти закончившие свои работы, упаковали в первую очередь материалы наблюдений и наиболее ценные приборы. Прежде всего нужно было спасать самолеты, а их уже отделило от наиболее ровной и крупной части льдины. Трещина расширялась. Наконец механики запустили моторы самолетов. Через трещину были переброшены толстые доски, и по этому настилу пилоты перерулили самолеты в безопасное место. На вторые сутки подвижки прекратились. Однако взлетное поле оказалось разломанным. Трещины закрылись, обломки льдин сошлись, но на их стыках образовались свежие гряды торосов. Радист сообщил о подвижках льдов в другие отряды. Хотя друзья-летчики, базировавшиеся в других местах Арктического бассейна, держали свои самолеты в готовности, но люди «полюсного» отряда понимали, что помочь себе могут только они сами.

Все вооружились кирками, лопатами, ломами. В торосах прорубали широкие проходы. Сомов и Гордиенко взрывами дробили мощные глыбы торосов. На небольших санках, фанерных листах раздробленный лед подвозили к трещинам и засыпали их, заливали водой. К счастью, мороз не ослабевал и трещины, забитые морским льдом и снегом, быстро замерзали.

За несколько часов удалось соорудить ровную полосу длиной лишь 340 метров. Это было вполовину меньше минимальной длины для взлета самолета Ли-2. Но с одного конца этой полосы было широкое разводье, а с другой — мощные гряды торосов, расчистить которые не хватило бы никаких сил. А время не ждало. В любой момент могла начаться новая подвижка. Пилоты решили взлетать. Погрузили наиболее ценное оборудование. Лебедку, которая весила более 80 килограммов, пришлось оставить на льдине. Из баков самолета слили почти все горючее; сняли часть снаряжения, продовольствие.

— Это был «цирковой» взлет, — рассказывал впоследствии Сомов. — Первым взлетал самолет Котова. Я был на первом самолете. Моторы взревели в начале небольшой полосы. И лыжи покатились, грохоча о лед. Все быстрее и быстрее приближалась полоса разводья, а за ней синие хребты торосов. Казалось, самолет соскочит в воду и через мгновение врежется в торосы. Но в нужный момент Котов поднял самолет в воздух и мы уже летим над торосами. Вслед за Котовым благополучно взлетел второй самолет, Масленникова. Таким образом, ледяной Нептун встретил нас на полюсе неласково! Конечно, мы все натерпелись страху и нервы у каждого были напряжены до предела. Но все кончилось благополучно. Мастерство наших пилотов при взлете спасло нам жизнь.

Пока на Северном полюсе шла расчистка льдины, руководство экспедиции тем временем послало самолет для организации временной базы как можно ближе к полюсу. Пилот Шульженко нашел ровное поле примерно в 100 километрах от полюса и принял здесь самолеты Масленникова и Котова. Все участники экспедиции, внимательно следившие за событиями на полюсе, вздохнули с облегчением. Научная группа, несмотря на драматические события, выполнила интересные наблюдения на Северном полюсе.

Через сутки, забрав запасную лебедку на второй базе экспедиции, отряд Сомова вместе с заместителем начальника экспедиции Острекиным вылетел в точку предполагаемого второго магнитного полюса. Наблюдения в этой точке были выполнены обстоятельные, но второго магнитного полюса здесь не оказалось. В апреле—мае 1948 года экспедицией «Север-2» были выполнены наблюдения в восьми точках Арктического бассейна. Геомагнитные наблюдения, проделанные в этих точках, вместе с ранее известными данными позволили в 1948 году М. Е. Острекину и его коллегам сделать вывод, что второго магнитного полюса в северном полушарии нет. Гипотеза Вейнберга не подтвердилась. А поведение магнитной стрелки в Арктическом бассейне объясняется магнитной аномалией, простирающейся полосой через Арктический бассейн от Сибири до Северной Америки. Магнитные меридианы в Арктическом бассейне вблизи 180-го меридиана образуют узкий пучок линий, а сходятся лишь в одной точке северного полушария — в точке магнитного полюса Росса у берегов Северной Америки.

Но экспедиция «Север-2» послужила толчком для другого географического открытия в Арктическом бассейне — открытия хребта Ломоносова.

Когда отряд Сомова летал в разные места Арктического бассейна, в составе экспедиции работало еще два отряда, которые выполняли наблюдения на льдинах в одном месте примерно в течение месяца. Вторым отрядом руководил В. X. Буйницкий, третьим — А. Ф. Трешников. Наиболее интересные результаты были получены группой гидрологов второго отряда, в которую входили Я. Я. Гаккель, В. Т. Тимофеев, Г. П.Пономаренко. Второй отряд, или вторая база, экспедиции был высажен между Новосибирскими островами и Северным полюсом, в 380 километрах от него.

18 апреля 1948 года первая глубина, измеренная гидрологами этого отряда, составляла 2733 метра. Через сутки гидрологи опустили серию батометров для измерения температуры и взятия проб воды на придонных горизонтах. Нижний батометр был опущен на глубину 2500 метров, то есть не на дно, а не доходя 233 метров до него, по измеренной накануне глубине. Велико же было удивление Гаккеля, когда он обнаружил, что нижний батометр заполнен не водой, а илом, а концевая часть троса запуталась клубком. Значит, батометр упал на дно. Гаккель измерил глубину вновь — счетчик показал 2355 метров. На 378 метров меньше! По астрономическим определениям, льдина между измерениями продрейфовала к юго-западу всего лишь на 5 километров. Промеры стали делать чаще. За период работы на базе, длившийся 20 дней, дрейф был неустойчивым, льдина под влиянием переменных ветров дрейфовала в разных направлениях. В крайней юго-западной точке глубина была 1290 метров. К сожалению, в последующие дни западный ветер погнал льдину на юго-восток и глубина дна снова увеличилась. Значит, к западу от дрейфа Второй базы был крутой склон. Но что это было — гора, хребет, или изолированное поднятие? По одному факту сделать какое-либо заключение было трудно.

Вернувшись в Ленинград, участники экспедиции приступили к обработке и анализу наблюдений. Сомов и его коллеги обрабатывали материалы ледовых наблюдений в Арктическом бассейне. Я. Я. Гаккель обрабатывал глубины и наносил их на карту. Все научные работники участвовали в рассмотрении этой карты. Выступ малых глубин к северу от Новосибирских островов, обнаруженный во время дрейфа «Г. Седова» в 3938 году, по новым данным можно было продлить в виде подводного полуострова дальше на север, по крайней мере до 87° с. ш. Обрывается ли он здесь или идет дальше? Сказать было трудно.