«Успешная проводка большого каравана, решившая в значительней степени судьбу морских операций в западном районе, явилась бесспорным триумфом науки, — писал впоследствии Сомов. — Маленьким, но все же триумфом науки, той самой науки, которая должна непосредственно служить практике».

Над Карским морем в это время почти непрерывно летали самолеты ледовой разведки. На Сомова посыпались радиодонесения гидрологов с самолетов. Теперь он уже не мог наблюдать за проводкой — почти круглые сутки простаивал он в каюте за рабочим столом, нанося на карты тысячи условных значков. Тут-то и помог ему опыт полетов на ледовой разведке в прошлом году, так как порой в радиодонесениях было много неясного и запутанного.

После проводки основных караванов через пролив Вилькицкого штабной ледокол пошел сквозным рейсом до Берингова моря, бункеруясь углем с пароходов-угольщиков в море или в береговых пунктах. Ледокол пришел в Тикси. Здесь базировался самолет ледовой разведки летчика Черевичного. Сомов впервые познакомился тогда с Черевичным. Они оба потом с юмором вспоминали сцену первого знакомства.

Черевичный спросил:

— Вы со «Сталина»?

— Да, — ответил Сомов.

— Вы из штаба?

— Да, из штаба, — был ответ.

— Скажите, что за дурак сидит у вас там в штабе и не может разобраться в наших донесениях? — с грубоватой откровенностью задал вопрос Черевичный.

Сомова подмывало в тон ответить следующее:

— Какому безграмотному дураку из своего экипажа вы доверяете составлять донесения? И почему вы их подписываете не читая?

Но он сдержался, так как Черевичный уже в то время был известным летчиком, к тому же Сомов слышал, что Черевичный сам принимает участие в составлении донесений. И он спокойно ответил:

— Все донесения с ледовых разведчиков в штабе обрабатываю я. Разобраться в последних ваших двух путаных донесениях не смог я. Так что, судя по всему, я и являюсь тем самым лицом, которым вы интересуетесь.

Ответ обезоружил пилота и находившегося здесь же штурмана Аккуратова. Все рассмеялись и пошли на радиостанцию, где спокойно разобрались в недоразумениях.

Ледовая обстановка от Тикси до Берингова пролива была в то лето благоприятной, и 27 августа штабной ледокол бросил якорь в бухте Провидения. На обратном пути в Чукотском море ледокол попал в жестокий шторм. Ледоколы вообще очень неустойчивы на волне вследствие яйцевидной формы корпуса. Крен ледокола «И. Сталин» иногда превышал более 45°. В начале шторма в жилую каюту, где спали Сомов и его товарищи, через открытый иллюминатор хлынула вода. Пока закрыли иллюминатор, каюту на метр от палубы залило ледяной водой. Вещи плавали, люди вымокли. Сомов по ошибке открыл до отказа ручку парового отопления, радиатор сразу накалился, и соленая вода, попадая на него, превращалась в клубы удушливого горячего пара. Вскоре капитан повернул судно против ветра, качка уменьшилась и горе-мореплаватели привели себя и каюту в порядок.

Сомов в дружеской компании любил рассказывать об этом эпизоде. А рассказывать он умел и. любил, иллюстрируя рассказ острыми выражениями, мимикой и жестами.

Ледовая обстановка на всей трассе Северного морского пути настолько улучшилась, что ледокол на обратном пути почти не встретил льдов и 28 сентября вернулся в Мурманск.

Таким образом, первый в истории мореплавания двойной сквозной рейс по Северному морскому пути из Атлантического океана в Тихий и обратно был завершен успешно.

М. М. Сомов вернулся в Москву. В Москве при Главном управлении Северного морского пути был создан отдел ледово-синоптической службы. Он подчинялся Арктическому институту в Ленинграде. В 1940 году М. М. Сомов с женой и сыном переехал в Ленинград. Здесь они поселились в Доме полярника на Арсенальной набережной у Финляндского вокзала (ныне площадь Ленина, дом № 3).

Вернулся М. М. Сомов из сквозного плавания по трассе Северного морского пути в приподнятом настроении. Он нашел себя в деле научно-оперативного обслуживания мореплавания в Арктике. В его дневниках и записках того времени встречаются такие определения, как «интересная работа», «масштабная работа», «научная база практики». И в самом деле, Северный морской путь в конце тридцатых годов осваивался очень интенсивно. Теперь в арктических морях ежегодно стали плавать уже не единичные суда, а целые караваны судов, которые шли или в устья сибирских рек, или сквозным путем с запада на восток или с востока на запад. Наряду с изучением природных процессов нужно было давать ответственные рекомендация п прогнозы о сроках плавания, о наиболее выгодных путях, так как на трассе Северного морского пути ледовые условия даже летом сложны и год от года отличаются весьма разительно. Поэтому здесь нельзя было ограничиваться средними величинами природных явлений, а каждый раз требовалось давать прогноз. На страницах журнала «Проблемы Арктики» и в других специальных изданиях разгорались споры и дискуссии о путях развития ледовых прогнозов. В Арктическом институте сформировалась группа молодых исследователей, которые были связаны с капитанами ледоколов, летчиками, руководителями морских операций. Они на лето выезжали в Арктику, где работали гидрологами и синоптиками-прогнозистами в штабах морских операций, плавали на ледоколах, летали на самолетах ледовой авиаразведки.

Со свойственным молодости энтузиазмом и максимализмом в научных статьях они выдвигали предположения, гипотезы, методы порой противоречивые, не всегда научно обоснованные, но смелые. Среди них был и Михаил Михайлович Сомов. В 1939 и 1940 годах он написал несколько статей — «О влиянии дрейфа на ле-довитость моря Лаптевых», совместно с Г. М. Бирю-линым, «Дрейф льда центральной части Полярного бассейна», совместно с Н. Н. Зубовым, а также «О путях развития ледовых прогнозов».

Этой последней статьей, по существу, была открыта дискуссия о ледовых прогнозах для арктических морен.

В том же номере журнала «Проблемы Арктики», где была опубликована статья Сомова, была напечатана ответная статья профессора В. Ю. Визе, а в номере 7–8 за тот же год — статья Д. Б. Карелина. Эта авторы справедливо и несправедливо обвиняли Сомова в недостаточно квалифицированной постановке ряда вопросов. Нет необходимости сейчас подробно разбирать эту дискуссию. Следует лишь указать, что в ней отражались противоречия двух школ: московской школы И. Н. Зубова, в которую входили М. М. Сомов, И. Г. Овчинников, П. А. Гордпенко, и ленинградской — В. Ю. Визе, представителями которой были Д. В. Карелин и Н. А, Волков. Впоследствии время сняло эги непринципиальные противоречия. В методику прогнозов и способы научно-оперативного обслуживания было отобрано все полезное и рациональное из каждого направления.

В частности, гогда в статье Карелина положения Зубова о дрейфе льдов по изобарам были названы неудачными, а впоследствии изобарический метод расчета дрейфа льдов, развитый и дополненный молодыми специалистами, стал основным при расчете перемещения льдов от сезона к сезону и стал весьма эффективным как в долгосрочных, так и в краткосрочных ледовых прогнозах.

В целом период конца 1939 — начала 1940 года был для Сомова весьма творческим. Он успевал писать статьи, участвовать в конференциях и совещаниях по ледовым прогнозам. В январе 1940 года Сомов был зачислен в аспирантуру Арктического института.

Темой будущей диссертации он избрал разработку метода прогноза ледовых условий Карского моря. Первой работой по теме диссертации была его статья под названием «О влиянии атлантических вод на ледовый режим Карского моря». Статья исходила из гипотезы Н. Н. Зубова о переносе глубинными атлантическими водами температурных аномалий с запада на восток. Основной вывод Сомова сводился к тому, что температурная аномалия, отмеченная на Кольском меридиане, скажется на ледовом режиме Карского моря примерно через три года. С этой температурной волной в океане связаны также траектории атмосферных циклонов. В последующие годы Сомов, работая над диссертацией, развил и углубил эти выводы. Закончил он ее только в 1945 году.