После того как маркиза отправили отбывать наказание в порт, у его супруги появилось время подумать о себе самой. День торгов уже близок.

В банях много женщин. Маркиза знакомится с ними, ей все интересно знать. Прошли те времена, когда она держалась надменно, избегая людей незнатного происхождения. Впрочем, она поняла, что, общаясь с ближними, можно сохранять определенную дистанцию.

Говорят, быстро и хорошо раскупают женщин приятной наружности, способных угождать хозяину как работой по дому, так и в постели и способных производить потомство. Многие покупатели со средним достатком ищут здесь себе наложниц. Однако большую часть пленниц приобретут богатые и знатные люди для своих гаремов — одних для любовных утех, других для выполнения разных более или менее трудных работ. Но как именно будет производиться отбор?

Шарлотта-Бартоломеа совершенно уверена, что попадет в гарем, и притом исключительно для удовлетворения любовных прихотей хозяина. Да и как может быть иначе, что еще она может делать? Маркиза никогда не была, да и не могла быть, не только простой прислугой, но даже камеристкой. Шарлотта-Бартоломеа не умеет ни шить, ни прясть, ни доить коров, коз и овец, а что касается верблюдиц, то она не знает даже, где у них вымя. Не умеет она также ни ткать, ни вышивать. Вот только читать и писать она здесь научилась, и то еле-еле. Несмотря на густые волосы и пышные формы, маркиза — она и сама это понимает — далеко не розанчик. И детей у нее не было. Зато, благодарение Богу, она всегда была дамой, и какой дамой! Хотя здесь, конечно, имя ее никому не известно: паше, который вздумал бы выложить за такую покупку целое состояние, пришлось бы наводить о ней справки. Нет, скорее всего, она попадет в число тех, кого сначала подвергают испытанию.

Естественно, что попасть в чей-нибудь роскошный гарем заманчивее всего, и потому в банях ходят слухи, что невольниц, за редким исключением, подвергают испытаниям с целью установить, обладают ли они необходимыми качествами.

Маркиза боится, что в любовных делах окажется самой неопытной. Этот проклятый Комарес не научил ее ровным счетом ничему. Тут у маркизы вырывается печальный вздох: Арудж-Баба — вот кто мог бы стать для нее подходящим учителем, но судьба играет человеком, против нее не пойдешь. Баба далеко. Однако Шарлотта надеется достойно выдержать испытание и продолжает собирать необходимые сведения, чтобы произвести неплохое впечатление на покупателей.

— Шарлотта-Бартоломеа! — выкликает ее имя дежурный стражник.

Шарлотта проводит ладонями по щекам, несколько раз быстро открывает и закрывает рот, чтобы напряглись мышцы и кровь прилила к губам. Вот оно, испытание.

Это действительно испытание, но, увы, не то, которого она ждала. Испытание жестокое: перед ней ставят три корзины с фасолью, две — с луком, четыре — с репой, и все это она должна очистить, нарезать и передать поварихе готовым для закладки в котел, а еще ей придется помыть сто мисок и нашпиговать пряностями три жирные и дурно пахнущие бараньи туши. Рассуждать с Аруджем о том, как следует готовить баранину, было очень приятно, а шпиговать три вонючие туши — совсем другое дело. Испытания она не выдержала. Работа у нее отняла значительно больше времени, чем полагалось. Маркизу де Комарес на пять дней отправляют на кухню, где готовят пищу для обитателей бань и казармы, — чтобы она набралась там опыта. Никто не покушается на ее добродетель.

— О, Господи, — ежедневно молит Всевышнего Шарлотта, — сделай так, чтобы Арудж поскорей вернулся!

Страшный враг Арудж-Баба стал в ее мечтах героем-спасителем.

В самом конце назначенного бейлербеем двухнедельного срока, накануне дня больших торгов, из Испании приходит выкуп — весь, полностью.

Акт подписывается в облицованном бело-голубой керамикой зале, специально отведенном для заключения торговых сделок с иностранцами. Арудж еще не возвратился.

При подписании присутствуют: нотариус-турок, заверяющий документ, составленный на трех языках; дворцовый казначей, банкир-еврей, привезший требуемую сумму; босой монах — новый духовник, о котором мечтал маркиз и которого он может держать теперь при себе, и, конечно, сами супруги Комарес во всем великолепии: она — растроганная и взволнованная, он — как всегда, желчный, раздражительный, мрачный, не отрывающий взгляда от выкладываемых золотых монет. Сидящий на почетном месте принц Хасан подписывает документ от имени Арудж-Бабы, султана Клемсана, Туниса и Серселя, царя алжирского, бейлербея: титул этот был дарован ему Великим Султаном всей Оттоманской империи.

В тот же вечер скромное судно испанского банкира отчаливает со своим законным, то есть сполна оплаченным грузом. У судна вполне мирный вид, но оно сверх всякой меры оснащено всевозможным оружием, в том числе легкими мортирами. В порту всем, конечно, это известно, но получен приказ делать вид, будто никто ничего не заметил, чтобы не создавать никаких препятствий для отъезда маркиза Комареса. Он расплатился и теперь отбывает на родину.

Море штормит, и волны швыряют судно с борта на борт, но Комарес стоит на мостике и смотрит на вражеский город так, словно хочет испепелить его этим своим прощальным взглядом. Его супруга, похоже, забыла о прежних распрях и, стоя подле маркиза, умоляет его не подвергать опасности свое здоровье и укрыться от непогоды в кормовой каюте.

— Вы бледны, — говорит она, — вам вредно стоять на таком ветру. Подите прилягте. На этом судне пассажирам не дают даже горячего питья.

Шарлотта приняла решение не опережать события, время расплаты еще придет. А пока ей нужно придерживаться роли верной жены и маркизы.

Когда Пинар сообщает Анне де Браес, что испанское судно скрылось за горизонтом, девочка чуть не плачет от радости.

— Хоть море очень неспокойное, думаю, назад они не вернутся. Теперь это уже невозможно. Комарес скорее согласится уйти на дно к рыбам, чем снова пристать к этому берегу.

С радостными криками Анна бежит через залы и дворы, соединяющие гостевой павильон, где она живет до сих пор, с апартаментами принца Хасана.

— Осман, ура!

Старик открывает дверь, и Анна бросается ему на шею:

— Осман, они уплыли в Испанию, а меня оставили здесь!

— Ну и что? Ты же знала об этом, к чему так волноваться?

— Пойми, все кончено. Никаких проволочек больше не будет, они уплыли, уплыли!

Да, Анна была уверена, что ее родственники и опекуны Комарес даже не подумают платить за нее выкуп, но до самого последнего момента — теперь она может в этом признаться — девочка опасалась, что испанскому банкиру поручено выкупить ее за деньги короля.

— Осман, мне нигде не было так хорошо, как здесь. Пусть это продолжается вечно. Я чувствую себя свободной!

Старик просит Анну не забывать, что она вовсе не свободна. Всем известно, что Краснобородые — очень суровые хозяева.

— Ты ошибаешься, полагая, что они будут заботиться о тебе.

— У меня есть ты, дорогой Осман, и никто мне больше не нужен. Раньше у меня было много хозяев, и все они слишком уж заботились обо мне.

Анна не забыла всех своих испанских тюремщиков — учителей, наставников, духовников, дуэний, горничных, служанок, всегда бывших при ней в ее комнате, за столом, на прогулках.

— Так и вижу, как они стоят все по ту сторону моря и поджидают меня. А я здесь, с вами и люблю вас. Я счастлива. — И вдруг с рыданиями бросается на грудь старика.

— Так ведь это хорошо, что ты счастлива, доченька! Слезы, как известно, не менее заразительны, чем смех, и Осман начинает всхлипывать вместе с Анной. Вдруг, подняв глаза, он видит перед собой принца Хасана.

— Что здесь происходит?

Осман Якуб, у которого по щекам льются слезы, неуклюже пытается изобразить поклон и заодно дать понять девочке, что они уже не одни, но Анна ничего не замечает и продолжает рыдать так, что прыгают, как при пляске, все многочисленные оборки и буфы ее полуиспанского, полутурецкого наряда.