Это было все, что мог сказать Антс, и всем стало ясно: больше говорить не о чем. Но так как Юрка продолжал стоять на своем и утверждал, что на Антсовой развилке стоит его дом и что он выстроен на его мелиоративную ссуду, то Антс усмотрел в этом клевету и подал на Юрку в суд. Юрка как раз работал у Антса, когда ему принесли повестку из суда.

– Что за удостоверение? – спросил он у посыльного.

– Такое, что ты должен явиться в суд, – объяснил тот.

– Господи, зачем же?

– Потому что ты оклеветал Антса.

– Не может быть.

– Как не может быть, раз на бумаге написано.

– Это наверняка подделка, потому как…

– А вот и нет. Наверняка нет.

– Было же у меня поддельное удостоверение.

– Это вовсе не удостоверение, а просто повестка, чего же ее подделывать?

– Я же не клеветал на Антса. Он мой друг.

– Об этом у Антса на суде спросят: клеветал ты на него или нет.

– Значит, Антс тоже придет в суд?

– А то как же.

– Ну, тогда бояться нечего. Антс не оставит меня в беде.

Как ни старался Юрка встретиться до суда с Антсом, это ему не удалось: то Антса не было дома, то он был страшно занят: или по своим делам хлопотал, или по Юркиному дому. Даже в суде Юрке не довелось увидеться с Антсом, – там вместо Антса выступал доверенный. Это возбудило в Юрке подозрение, но делать нечего, надо было мириться с происходившим. Да и что могло тут произойти особенного, если, по мнению Юрки, он никому не причинил зла, никого не обманул. Даже само судебное разбирательство началось совсем просто и учтиво, он не слышал ни одного резкого слова или угрозы. В полиции было по-иному. Тихим голосом прочитал что-то судья и, закончив чтение, спросил:

– Ответчик, признаете себя виновным?

Юрка оглянулся, чтобы посмотреть, с кем говорит судья. Но тут выяснилось, что говорят с ним, с Юркой, что он и есть ответчик, а вот Антс – истец. После того как судья объяснил Юрке, в чем его обвиняют, а потом в заключение спросил, признает ли он себя виновным, Юрка коротко ответил:

– Нет.

– Итак, вы по-прежнему утверждаете, что дом на Антсовой развилке дорог – ваша собственность?

– Моя.

– Почему же вы считаете этот дом своим, раз он стоит на Антсовой земле и записан на имя Антса?

– Он выстроен на мою земельную ссуду.

– Кто может это подтвердить?

– Антс – он получил деньги.

– Других свидетелей у вас нет?

– Нет.

– Антс говорит, что все сказанное вами о доме и его постройке – клевета. Он требует наказать вас.

– Это ложь. Антс – мой друг, зачем ему меня наказывать, раз он выстроил дом на мои деньги?

– Как же это вышло, что вы взяли ссуду на мелиорацию, а построили дом?

– Антс посоветовал, сказал – доходное дело, богатым стану.

– Зачем же вы стали строить на Антсовой земле?

– А то где же? В Самом Пекле?

– Хотя бы.

– Там ведь людей нету.

– Дачники приехали бы.

– Дачники медведя побоятся, как и моя баба – ни по ягоды, ни по грибы не ходит.

– Ну вот, а теперь Антс говорит, что и дом его и выстроен на его деньги.

– Дом мой, но на имя Антса.

– Почему же на имя Антса? Не объясните ли?

– Антс говорил, что из-за ссуды на землю.

– Раз взял ссуду, стало быть строй дом Антсу, так что ли?

– Не Aнтсу, а только на Антсово имя.

– Но ведь это одно и то же.

– Как так? Дом мой, только на Антсово имя, а не то, что дом на имя Антса и сам Антсов.

– Как же вы этак просто доверили Антсу свои деньги?

– Да ежели он мой друг.

– Что же он как друг сделал для вас?

– Вызволил меня из полиции.

– Каким образом?

– Научил врать как следует.

– Как следует врать? – удивился судья.

– Ну да, велел говорить, что я тайком бежал из России.

– Так вы, значит, не бежали?

– Какое из России, ежели я Нечистый?

Дело принимало интересный оборот. В суде еще раз подтвердилось то, что уже слышали в полиции и у пастора: история о Нечистом, явившемся на землю, чтобы в образе человека обрести блаженство.

Антсову доверенному не стоило большого труда доказать наличие клеветы. Допрос свидетелей оказался излишним, ибо сам обвиняемый признал факты клеветы и лишь не считал себя виновным. «Это происходит оттого, – объяснял Антсов доверенный, – что обвиняемому трудно сочетать уголовный факт с чувством вины. Вообще у обвиняемого наблюдается неполноценное представление о достоинстве и честности человека. Будучи сам христианином и посещая церковь как в дни причастия, так и в другое время, он, однако, считает себя Нечистым. Это несколько меньше и вместе с тем несколько больше того, что позволяет себе простой смертный. У этого человека что-то сдвинулось с места, разумеется в умственном и духовном отношении. Истцом же является человек всем известный и уважаемый, зажиточный гражданин, передовой общественный деятель и верный сын государства, церковный староста, давний любитель бриджа и владелец первого в приходе граммофона. Он друг обвиняемого, который самолично подтверждает это перед судом, что, впрочем, не мешает обвиняемому обливать грязью своего друга. Все это почти наводит на подозрение, что обвиняемый вообще не отвечает за свои поступки. Но с другой стороны, известно, что он – владелец усадьбы и многодетный отец; известно, что, защищая своих детей и жену, он даже пошел врукопашную на медведя. Из всего этого следует вывод, что чувство ответственности у него все-таки есть, хотя и не в полной мере. Итак, следуя закону и праву, суд обязан каким-либо легким наказанием дать обвиняемому понять, что, защищая своих детей от медведя, нельзя в то же самое время бросать тень на честное имя своего друга – отца детей».

Юрка слушал так внимательно, что пот ручьями стекал по его лицу, но ровно ничего не понял. «О чем они говорят так длинно и так красиво?» – думал он про себя. Все это никак не может относиться к его делу. Ну что еще говорить о его деле? Он дал деньги, Антс выстроил дом – вот и все. Почему выстроил. Потому что он его друг. Кто этому не верит, тот все равно ничего не поймет.

Снова вошел судья. Всем приказали встать. Встал и Юрка, который не хотел противиться приказам, хотя частенько не мог взять в толк, к чему эти приказы. Судья что-то быстро прочитал. До Юркиного слуха донеслись только самые последние слова, произнесенные громче, медленнее и яснее других:

– «… условно к двум дням ареста с годичным испытательным сроком».

– Кто? Чего? – промолвил Юрка в недоумении, но не успел опомниться, как откуда-то появился Антс вместе со своим доверенным, и оба, улыбаясь, стали его поздравлять.

– Мне удалось тебя спасти, – сказал Антс. – Сегодня ты правильно сделал, что назвался Нечистым, судья по-иному взглянул на дело.

Юрка все еще не мог ничего сообразить. Но когда Антс взял его под руку, повел к своей бричке на рессорах и велел лезть в нее, чтобы вместе отправиться домой, он понял, что все сошло хорошо. А коли и вправду хорошо, то не все ли равно, как и что. Они уже выехали в поле, когда Юрка сказал:

– Добрый человек этот господин судья, хорошо так спрашивал и…

– Судья добр, да закон крут, он шуток не понимает. Еще чуточку – и ты бы влип.

– Как так влип? – удивился Юрка.

– Ну, если бы выяснилось, что ты на ссуду дом выстроил.

– Так ведь оно и выяснилось, я сказал об этом господину судье.

– Он тебе не поверил.

– Чудно! Сам спрашивает, а скажешь – не верит. Чего же он спрашивает?

– Закон требует. Судья должен действовать по закону.

– Вот оно что. Значит, закон требует, чтобы судья не верил?

– Да, закон требует.

– Кто же придумал такой закон?

– Сами люди. Если ты что-нибудь говоришь, так закон требует, чтобы всегда был свидетель.

– Почему же они у тебя не спросили?

– А ты думаешь, я бы им сказал? Думаешь, я стал бы свидетельствовать против тебя, подтвердил бы, что ты вложил в дом мелиоративную ссуду, сделал бы тебя, так сказать, вором казенных денег? Нет, дружище, ты видно, еще меня не знаешь, если думаешь так. Запомни, что я тебе скажу: такая мелюзга, как мы с тобой, не смеет запускать руки в казенную мошну. Запускают лишь те, на чьей стороне сила и власть. С нас довольно, что мы объегориваем друг друга, ежели посчастливится одурачить иного простофилю. Поэтому мне хоть голову руби, но я не скажу, что ты прикарманил земельную ссуду и выстроил на нее дом.