Мечты мечтами, но на пост иногда надо возвращаться. Отогнав сладостные видения, Ириска вглядывалась в заоконье. Награда — третий министр, вот только она где-то подзадержалась. Напряжение таяло, Ириска заскучала. Её опять тянуло оторваться от настоящего и перепрыгнуть в грядущее. Ириска резко откинула голову назад, гулко стукнулась о стену и зашипела от боли. Но боль вернула её к жизни. Ага, разбежалась, девочка. Простого поручения выполнить не можешь, а туда же, в хорошую жизнь. И ведь позаботились о ней. Вон, даже сидеть можно. Куда тяжелее Крушиле, наблюдающим за маршрутом из продуктового киоска. Он стоял, прильнув лбом к стеклу, и лишь иногда недовольно морщился. Ему приходилось терпеть мрачные вздохи продавщицы и периодические вопросы: "Так ты, мальчик, будешь чего-нибудь покупать?" Покупки в планы Крушилы не входили, но и покидать стеклянную цитадель он не собирался. Пока продавщице лень вылезать из-за прилавка, Крушиле ничего не грозило. Впрочем, вихрастый мальчик в очках особых опасений не вызывал. В очках ведь? Значит, умный. Значит, знает, как себя вести в общественных местах.

Предводитель клана жарился на солнцепёке возле уродливого тополя с отпиленными ветвями. Светило, позабыв о календарях, пекло по-июльски. Но Рауль стоически выносил адские муки. Ириска даже позавидовала. Вот ведь, она покрывается потом от одной лишь мысли о жаре, а её красавчику хоть бы хны. Вон он, стоит, словно каменная скульптура древнегреческого бога, облачённого в современный прикид. "Мороженого ему купить!" — возликовала девочка и уже почти вскочила на ноги, но перед глазами тут же нарисовался образ Рауля с кривой улыбкой. "Вот и потерян день, Ирисочка, — сказал воображаемый Рауль безысходным тоном. — Целый день отдан за какую-то мороженку".

И девочка осталась на посту.

Постепенно взгляд наловчился не останавливаться на людях, проскальзывать, смотреть сквозь них. Паршивая, извалянная в пыли собачонка, зацепила Ирискино внимание куда сильнее. А потом появился первый кошак. Вернее, кошка. Рыжая, с белыми полосами по всему телу и огромным отвисшим брюхом. Третьим министром она быть никак не могла. Министры предстают во всей красе и величии. Пропускаем. Забываем. Наблюдаем дальше. И незаметно проваливаемся в прошлое.

Перед глазами встала разгневанная мама.

— Где ты была?

Ха, что ты скажешь, если узнаешь ПРАВДУ, а не ТО, что сама себе навоображала!

— У подруги, — что, мама, так спокойнее?

— У кого именно?

— У Тани Заречной. Можешь ей позвонить, — звони, звони, мама, будут там с тобой разговаривать.

— Тебе кто-то разрешал шляться по ночам?

— Мы не шлялись, — я знаю, мама, что тебе положено ругаться, а мне положено отпираться всеми силами, иначе навесят на меня всех собак, а куда мне собаки, мама, мне бы с кошками разобраться.

— Ага, а чем вы всю ночь занимались?

— Фильмы смотрели.

— Какие фильмы?

— Всякие! — неужели, мама, ты хочешь услышать "Врата рая" или "Три шведки в борделе"? Ну нет ведь! Ты боишься этих названий, ты боишься, что я скажу именно их. Так зачем я буду тебя пугать? Но назови я "Крепкий орешек" или "Терминатор", ты всё равно не поверишь. Ты больше веришь в картинку, которой сама себя изводишь до полусмерти.

Тогда Ириска промолчала.

— И всё?

— Нет, не всё, — хорошо, мама, если мы сочиняем злую сказку, я не буду уворачиваться от скорбных обязанностей.

— А что ещё?

— Танькин друг нас катал на машине.

— И ты села в чужую машину на ночь глядя?

— А почему нет? — мама, ну зачем? Ну не дура я, чтобы садится в чужие машины, как самая дешёвая давалка. Но если ты хочешь, я придумаю, что так оно было.

— Садиться в машину к парню, — мама аж побагровела от негодования.

— А чем он провинился? Разве плохо иметь собственную машину? — рисуй, мама, рисуй, что я могу поделать, если эти картинки тебя так заводят…

Кошка! Картинка сразу разбилась, и девочка вернулась на прохладную лестницу дома быта. По улице вышагивал хмурый котище. По всему видно, что ветеран кошачьих битв. Вот только чёрные подпалины, беспорядочно разбросанные по белой шерсти, делали его похожим на колхозную бурёнку. Такой без труда бы разорвал любую крысу из горошины. Что бурую, что чёрную, что тускло-серебристую. И если это третий министр, то справиться с ним будет ой как нелегко.

Но Крушило по прежнему впечатывал нос в стекло, словно не видел кота. Рауль тоже не пошевелился. Коту дарована милость жить дальше. Третьим Министром окажется кто-то другой.

Интересно, а есть ли дворец у Кошачьей Королевы?

Ириске сразу представилась мрачная скособоченная башня на краю земли. Чёрные дыры уводили в подземелья. "Подвалы — наши!" — напомнил образ Рауля. Картинка расплылась, а когда снова стала чёткой, то замок уже напоминал уродливый, неправдоподобно раздувшийся гриб. В тускло-серой шляпке прятался гигантский чердак. "Туда можно запросто засунуть вокзал", — подумала Ириска. Из пыльного пола тут же выскочили параллели рельс, покрытых пятнами ржавчины. Тёмные, пропитанные вязкими маслами шпалы. Проводами протянулись нити мохнатой паутины. Все пути вели в одну точку — Чёрный Паровоз. Неугасимо горела топка. Что-то бурлило там, в багровом жару, звучно лопалось и постанывало, как миллионы душ, опрокинутые в адский котёл. На кресле машиниста свернулась кошка, покрытая панцирем из потрескавшегося асфальта. К креслу сиротливо прижалась фигурка последнего оставшегося в живых министра. Каждая кошка знала про рельсы, уводящие на чердак отвратительного гриба. Каждая мечтала оказаться там, вблизи от огнедышащего механизма. Но для этого сначала нужно выесть хотя бы одну пару глаз.

"Всё, что мы можем вообразить, уже создано на просторах вселенной", — вспомнила Ириска фразу учителя-практиканта. Практикант был невзрачненький, сутулый, очкастый и ни на что в жизни не годный. Одна фразочка и осталась. Да и её не услышала бы Ириска, не окажись она в тот урок на второй парте от учительского стола. По классу летали листы мятой бумаги и перекатывался гул. Самый обычный гул, когда учитель перестаёт контролировать ситуацию, и каждый считает своим долгом начать разговор с соседом по парте.

Так может быть, кошка действительно живёт в страшном замке, а Ириске придётся идти за край земли, чтобы прикончить чудовище. Рауль говорил по-другому, но…

Ириска невидящим взглядом уловила изменение в привычной картине и снова оказалась перед зарешёченным стеклом. Крушило давно выбрался из киоска и корчил зверские рожи, смотря на окно, за которым пряталась девочка. Рауль тоже отклеился от ствола и нетерпеливо махал рукой. Что-то важное произошло на улице, а Ириска пропустила, утонув в бесплодных мыслях. Так вот оно в жизни и бывает.

Когда девочка выбралась на улицу, на разгорячённом гневом лице Крушилы можно было поджаривать яичницу. Рауль сохранял видимое спокойствие, но Ириска догадалась, что он недоволен по-крупному.

— В прежние времена уснувших часовых пристреливали, дабы дать урок остальным, — отрывисто бросил он, лихо развернулся и юркнул меж киосков.

Крушило презрительно сплюнул и поспешил за ним. Девочка поплелась следом. Похоже, кто-то совершенно забыл о том, что Ириска спасла ему жизнь.

Не так-то просто протискиваться меж киосков, даже если на тебе не праздничное платье, а чёрная футболка с пустоглазой знаменитостью. Но опыт снова помог Ириске, опыт старого двора, когда имена читались по-другому. Когда потерянная теперь Ирка-Нашатырка носилась с парнями, играя в догонялки и прятки среди гаражей. А руки то сжимали учебник истории, то отчаянно лупили по стриженным затылкам тех, кто ещё не умел ни курить, ни материться и слыхом ни слыхивал ни о каких компах, пентюхах и дохлых мамах.

Извозюкался лишь правый рукав. Рыжая молния красовалась на чёрной ткани. Да ржавые полосы прочертили дугу по Ирискиному лбу, когда та стряхивала капли пота.

Меж гаражами и меж киосками расположена оборотная сторона мира. Всё, что скрыто на лицевой стороне стеклянными витринами, всё, что поспешно замазано или стёрто не слишком расторопными городскими службами снаружи, здесь запечатлено почти навечно. Запылившиеся осколки, продавленные бока пластиковых бутылок, серые от засохшей грязи сигаретные коробки, битые кирпичи и ржавые ободы велосипедных колёс. Похабные рисунки на стенах, короткие ёмкие слова. Распахнутые двери киосков, откуда вырываются волны духоты. Обрывки музыки пронзают уши. Виднеются потные спины продавцов. Мутные взгляды подвыпивших грузчиков, усевшихся на раздолбанных ящиках и буравящих тебя бессмысленными взглядами. А жаркий воздух щелей пропитан стойкой вонью, заставляющей поверить лозунгу "Весь мир — дерьмо!"