Так что в итоге пришлось отсиживать 40 минут с 40 барами - да еще и подниматься - постепенно поднялся до 3-х метров в соответствии с показаниями компа и залег на коралле, прицепился и прекратил жизнедеятельность, но все равно воздух кончился, когда еще 7 минут надо было сидеть - не принципиально, главное – выжил!
Вот так я чуть не прекратил свою творческую карьеру:). Страха не было почти совсем – было какое-то холодное, грустное изумление – пришла смерть! Решил, что с глубоким воздухом завязываю – такие погружения глубже ста метров на сжатом воздухе слишком опасны - любая техническая неисправность может стать фатальной, особенно при таком суженном сознании.»
Здесь Тора прервала чтение и задумалась. Погружения Брайса, да еще в одиночку, на сжатом воздухе на такие глубины всегда вызывали в Торе разнонаправленные желания. Сначала автоматически хотелось сказать «не надо так делать, это же очень опасно» (сказывается многолетний стаж жизни с мамой, папой и прочими безжизненными механизмами). Затем вспоминала, что сам он говорил об этом - перемещения в миры осознанных сновидений, интеграция восприятий, посещение вертикально-ориентированных миров представляет из себя настолько малоизученный процесс, что, во-первых чувство опасности опасно притупляется, и кроме того – тренируясь в контроле ускользающего сознания в реальных боевых условиях, он начинает более уверенно чувствовать себя в переходах между мирами, в интеграции целых пучков восприятий. И еще это делает его более уверенным в том, что, наткнувшись на неизвестный ранее тип пространства, он с большей вероятностью сохранит осознание и не смотря ни на что выполнит все процедуры срочной страховки и сможет вернуться назад. И там опасность - и тут опасность. Потом еще всплывала мысль «но одному-то зачем, ведь можно погружаться под наблюдением, со страховкой» - тоже чисто автоматическая наседковость, поскольку и без объяснений Торе было ясно – если ставить новые рекорды и получать впечатления от своей крутизны, тогда конечно, как и в любом спорте – этой раковой опухолью прошлого, отравлявшей радость от физической активности на протяжении тысячелетий – необходима страховка. Но целью Брайса-то является именно тренировка в реальных условиях реальной опасности, чтобы получить еще и навык преодоления физиологического страха, нездорового ажиотажа, обостренных кислородным голоданием и азотным отравлением фантомных негативных эмоций типа страха одиночества, внезапно обрушивающейся на тебя болезненной покинутости, апатии и прочего барахла, которое легко различается и устраняется при ясном сознании, и которое выкарабкивается из-за каких-то закоулков в то время, когда сознание замутнено. Брайс ведь тоже, как и она, из «серого мира» - так между собой они называли семьи, которые жили хоть и на одной территории с практикующими, но держались изолированно, поддерживая многие концепции прошлого, продолжая культивировать многие НЭ. Так что – как и у нее – у него немалый багаж всяческого дерьма, который подлежит устранению тщательной и длительной эмоциональной полировкой – отсюда и повышенная неустойчивость к НЭ во время переходов, отсюда и потребность в практиках наподобие погружений на глубоком воздухе… и все-таки это слишком опасно. Понимая все те преимущества, которые можно извлечь из такого опыта, Тора сама никогда не решалась на это. Несколько раз - в компании с другими – она погружалась до семидесяти метров, но нет – это слишком опасно, и главное – не необходимо. Яркие ОзВ дают даже более полноценный результат, хотя и не так быстро, поскольку чтобы заметно увеличить объем ОзВ, требуются штурмы искренности, а откуда прямо сейчас взять достаточно желаний для штурма искренности – вечный вопрос, на который есть пока один ответ - совершать всем известные действия из практики, которые увеличивают вероятность приближения возможности провести новый штурм. Коммандос делают это наиболее эффективным путем, применяя особенно эффективные методы – но ведь и чтобы стать коммандос, чтобы быть готовым жить такой жизнью, испытывая наслаждение борьбы – тоже в свою очередь необходимо до этого доработаться.
Тора вернулась к письму.
«После принятия такого решения возникло твердое желание продолжать добиваться той же цели самым прямым методом – порождением ОзВ, и прекратить ставить на карту свою жизнь ради сиюминутного прогресса. Таким образом, возникшая смертельно опасная ситуация и последующее решение отказа от таких экспериментов спонтанно привели к возможности провести штурм. Отложил все дела и стал совершать усилия уплотнения. С особой придирчивостью всматриваюсь в восприятия, борюсь с хаотическими отвлечениями. Уплотнение получается. В результате сегодня был почти постоянный и довольно интенсивный – на 7-8 – озаренный фон в груди – в нем смешано и наслаждение, и «томление» - в области груди диаметром сантиметров тридцать что-то такое происходит. Чем активнее уплотнение памятования о практике, об ОзВ – тем это интенсивнее. Часто возникает механическое желание ослабить напор, отдохнуть, но сразу же есть ясность – «отдохнуть» - это вернуться к полумертвому состоянию. В этом состоянии интенсивного «томления», «перегорания» чувствую себя обостренно живым. Продолжаю процесс, пока нет никаких шансов на то, что что-то меня может остановить. Чувствую непоколебимую решимость нагнетать плотность памятования о практике и стремления к ОзВ, даже если телу станет очень тяжело. Среди того, чем я занимаюсь при уплотнении - хочу перестать быть «собой» - хочу, чтобы в этом месте проявились восприятия Бодхи – представляю себя им – нет ничего более радостного, чем мысль о том, что я хочу, чтобы в этом месте проявились восприятия, которые были в том месте. Нет нерешительности, нет скептиков – странное состояние – нет никаких препятствий, кроме препятствия инерции – но я ее продавливаю с помощью уплотнения памятования, стремления, и она продавливается. Мысль «меня теперь ничто не остановит» резонирует с этим состоянием, причем без паразитного воодушевления, это такое спокойно-радостное понимание, никаких тупо-позитивных эмоций, никакого довольства. Ношу с собой книгу Соноры про Бодхи - читаю отрывками где придется. Всплывают отзвуки того, что было пережито с этой книжкой - она издана под старину, у нее уже полуразвалилась обложка, сама вся затрепанная и зачитанная, но менять ее на новую не хочу – так легче возникает резонанс, ведь это та самая книжка, с которой я, будучи подростком, вырвавшись впервые так надолго из-под опеки родителей, поехал в путешествие на Байкал, и, бросив группу, умотал на Святой Нос, где, пробираясь на восточный берег, чуть не потонул в болотах и зыбучих песках, а потом встретился с мордами, испытал к ним щенячью преданность и уговорил взять меня с собой на их базу на Ушканьих островах. Тогда слово «Бодхи» вызывало у меня очень странный резонанс – я совершенно ничего о нем не знал, вообще ничего, но когда впервые услышал это слово, что-то просто пронзило меня, задело как-то непостижимо глубоко. Я был словно «остановлен» этим словом. Мир остановился и потом конечно снова завертелся. Я нашел какую-то дурацкую книгу о нем – других в нашей сельской библиотеке не было, но то, что я там прочел, меня оставило равнодушным – еще к тому же там на обложке был какой-то рисунок Бодхи, на котором его нарисовали напыщенным, важным, почти наглым. И текст был слащавый, хуйня одним словом. Я охладел к Бодхи, но все равно вопреки моему отношению это слово продолжало отзываться каким-то странным горением, меня просто тянуло, я брал снова эту книгу и снова чувствовал полное отторжение. Потом я предположил, что вдруг просто автор – такая серая личность, что написал так скучно, и только совершенно случайно я напал на книжку Соноры – решил почитать и взял с собой на Байкал. Начал читать, когда мы с группой приехали в Аршанскую долину, стали там жить в маленьком гэстхаузе и гулять по горам, водопадам. Книга меня просто убила наповал. Старая жизнь закончилась. Я переживал необычайно сильные приливы того блаженства, которое в детстве переживал всплесками по несколько секунд – теперь вдруг что-то зажглось, вспыхивало по несколько раз в день и горело по полчаса, по часу – до боли в теле. И именно тогда я решил, что какой бы путь самосовершенствования я ни выбрал, негативные эмоции я в любом случае я хочу убрать, а с этими НЭ не хочу даже идти на встречу с тибетско-бурятским ламой, куда нас всей толпой пытались загнать в порядке культурного воспитания.
