Да, в то время Тора намного, намного четче различала свои восприятия, чем сейчас… отдав себе в этом отчет, она вдруг почувствовала отчаянное стремление вернуться в то состояние обостренной, обнаженной искренности, когда кажется, что сам воздух, которым она дышит, наполнен морскими брызгами, озоном.

На разборе забега она рассказала о своих восприятиях, послушала – как выглядела со стороны. После заполнения всеми участниками индексной карты, в которую также входили объективные данные о физическом состоянии, были сформированы голосующие индексы для каждого из них. При рекогносцировке предстоящего маршрута из базового лагеря каждый предлагал свою точку зрения на оптимальный путь восхождения, обосновывал ее. После того, как обсуждение закончилось, было проведено голосование, и в итоге был выбран лидер. На этом этапе демократия заканчивалась и начиналось «диктаторство» - голоса всех участников восхождения превращались в совещательные, а голос лидера – единственным решающим. Если ты был на 200% уверен в том, что видишь самый эффективный путь прохождения вот этого вот участка ледопада Кхумбу, а лидер в итоге принял другое решение, то тебе было необходимо на маршруте отдавать все свои силы так, словно это решение и было твоим собственным – именно в этом в общем и состоял главный принцип совместной работы. Теперь у Торы была возможность применить полученные ею навыки в совершенно новом деле – постройки новой базы, организации группы дайверов.

- Это неверно. – Менгес аккуратно погладил по голове огромную, диаметром в полтора метра черепаху. Ее выпуклые выразительные глаза пялились с любопытством на валяющихся на мелководье людей. Тора тоже протянула руку и погладила ее кожистые «подмышки» - такое странное, противоречивое ощущение от прикосновения, словно гладишь мягкий камень. Черепаха медленно развернулась, пихнула Тору в бок огромной задней ластой и пошла на глубину.

- Неверно что именно?

- Неверно, что история с тигром и дельфинами застала всех нас врасплох. Может быть вас она и удивила, но не нас. Не тех, кто профессионально занимается изучением животных.

- То есть контакта с животными ждали? Но ведь можно было тогда и самостоятельно пробовать завязать с ними какое-то общение

- Не то чтобы ждали, но не исключали, что рано или поздно это произойдет. – Менгес ткнул пальцем в направлении уплывшей черепахи. – С кого-то это рано или поздно должно быть начаться – с вот этих вот черепах, живущих по 200 лет, или с ворон, или дельфинов…

- А тигры? С дельфинами понятно – с ними пытались наладить контакт еще пятьсот лет назад, но тигры…

- Опасные хищники, да? – Улыбнулась Росомаха. Она прилетела вместе с Менгесом, и судя по всему тоже должна была принять участие в эксперименте. Про Росомаху Торе было известно, что, будучи коммандос, она время от времени преподавала в школах щенов и ежей.

– Когда-то так и было, - продолжала она, – тигры были просто опасными хищниками, вороны – просто безобидными городскими птицами, дельфины – просто симпатичными дружелюбными морскими млекопитающими. Животные были просто частью окружающей среды, не более того. Но те, кто изучал их поведение, уже в двадцатом веке обратили внимание на то, что что-то начинает меняться. В специализированных биологических журналах стали появляться статьи, которые воспринимались скорее как приколы, нежели симптомы чего-то значительного. Некий биолог наблюдал, как обычные городские вороны по очереди залетают на покатую крышу здания и скатываются оттуда вниз на попе, доезжают до нижней части крыши, срываются вниз и летят наверх снова. Другой биолог наблюдал стаю ворон, которые развлекались иначе: одна ворона залетала повыше и роняла какой-нибудь предмет, а остальные старались схватить его – кто первый его хватал, тот в свою очередь летел наверх и так далее – по кругу. Необычные игры. Раньше такого не наблюдали или, по крайней мере, не считали достойным упоминания.

- Я видела что-то такое! Мне нравятся вороны, особенно крупные, сине-стального цвета, и я часто смотрю, как они возятся, носятся, играют в игры, разговаривают…

- Да, - Росомаха перебила Тору, - сейчас такие игры ворон уже не редкость, мы привыкли к тому, что они играют в сложные игры, что у них есть определенно довольно сложная социальная организация, что у них есть язык, но еще пятьсот лет назад это было удивительным – раньше такого просто не было – вороны просто летали туда-сюда и подъедали на помойках что придется. Насчет хищников тоже людям пришлось несколько изменить свои представления. Раньше их представляли как неких роботов – как только хищник проголодался, он несется за жертвой и безжалостно ее убивает и поедает. Но – опять таки уже в двадцать первом веке стали раз за разом замечать удивительные вещи – леопард, убивший бабуина, бросает его, словно что-то не совсем нужное, и возится с детенышем бабуина, как со своим – играет с ним, учит его карабкаться на деревья, кормит – что-то стало меняться. Или косатки – хищные морские млекопитающие – научились новому способу охоты на тюленей – отгоняют льдину с тюленем подальше в море, всей компанией ускоряются и перед самой льдиной тормозят – поднявшаяся волна смывает тюленя с льдины в полную власть хищников – тут бы им наброситься им сожрать… а они не жрут!

- Трахают что-ли?:)

- Может и трахают:), - Росомаха рассмеялась и легла на спину. Вода мягко переливалась через нее, огибая выпуклые грудки. – Через несколько минут они выталкивают тюленя обратно на льдину и уплывают. Объяснить как-то это надо, сначала стали думать, что так косатки учат навыкам охоты своих детей, а потом оказалось, что дети тут ни при чем – просто играют они так, дружат. Животные стали дружить. Да, они продолжали охотиться и поедать друг друга, и все же они стали дружить – выбор жертв стал выборочным, естественный отбор изменился – раньше хищники убивали слишком старых или слишком молодых, или больных. Теперь добавилось еще одно правило отбора – хищники перестали убивать тех, с кем они или другие члены их стаи дружат.

- Таких примеров много, - подхватил Менгес, - очень много. Начиная с двадцать первого века – лавинообразный рост наблюдений о том, как между животными, которые по всем правилам должны быть смертельными врагами, устанавливаются отношения дружбы, содействия, взаимных игр. Но наблюдали недолго – начавшиеся религиозные войны затмили собой все остальное – не до биологии с астрономией стало людям – как бы выжить. А когда, спустя четыреста лет, наступил новый порядок, и мы снова стали наблюдать за животными, то оказалось, что мы кое что упустили, и упустили серьезно. Я даже думаю…, - Менгес взял паузу и посмотрел Торе в глаза, - я думаю, что если бы мы вовремя не остановились, животные завершили бы процесс человеческого самоуничтожения. Есть основания предполагать, что они даже сейчас способны в любой момент нас уничтожить, как зловредный мерзкий вирус, на миллионы лет оккупировавший планету. Они научились многому за это время. Когда ты думаешь о том, что вот мол дельфины и тигры готовы выйти с нами на контакт, ты думаешь об этом с умилением, мол братья наши меньшие, по головке их погладим и приласкаем, умненькие такие, надо же… - есть такое, сюсюкаешься с ними в своем внутреннем диалоге?

- Нуу…. да, наверное да.

- А я не сюсюкаюсь. Я готовлюсь. Готовлюсь как к самому важному экзамену, который мы должны выдержать, чтобы выжить.

- Не понимаю… - Тора встала лапами на кораллы, подгребая руками воду для равновесия. – В каком смысле – выжить?

- Я думаю, что они хотят просто понять – оставлять нас на этой планете или уничтожить, как сорняк.

- !!! – Глаза Торы округлились, и челюсть натурально отвисла.

- Вот она, - усмехнулся Менгес, - реакция гомо сапиенса – царя природы. Сама мысль о том, что кто-то может спихнуть его зловонное тело с лица планеты, кажется ему кощунственной. Не сомневайся – спихнут, если захотят. Люди никогда не готовились к этой войне, и если животные нам ее объявят – не сомневайся, мы очень быстро все умрем, тут даже просчитывать ничего не надо, и так все очевидно. Но мы…, - продолжил Менгес, остановив открывшую было рот Тору, - мы, конечно, все просчитали. У нас нет ни единого шанса. Если они захотят – нас не станет. И если раньше это «если» было чисто гипотетическим, лишь сюжетом для фильмов-страшилок, то теперь это не так. Теперь животные в самом деле способны так организоваться, чтобы объявить людям войну. Нам страшно повезло, что мы успели закончить наши войны, прежде чем их эволюция не дошла до такой точки, когда наши войны закончили бы они сами.