Комната была сделана в форме пещеры с центральным залом и боковыми нишами, залитыми ровным приятным светом. Повсюду торчали морды камней. Рядом с большим креслом-подушкой, на котором примостилась Тора, стоял кайнайт огромного размера – наверное с полметра высотой. Матово-синий блеск его переплетающихся и стремящихся вверх колонн словно затягивал взгляд внутрь. С другой стороны структура камня становилась волнистой, перетекая в сверкающие россыпи пирита. В самом низу торчали двухцветные кристаллы – бледно-желтый топаз у основания незаметно для глаза переходил в темно-фиолетовый аметист. Некоторые кристаллы аметиста были почти черными. Несколько раз Тора отводила от камня взгляд, но тут же возвращала обратно – казалось, она не могла насытиться его видом. Такой камень просто язык не повернулся бы назвать «мертвой природой».

Томас сел в кресло напротив нее, двое мужчин остались стоять.

- Хочешь спросить меня о чем-то? О прогрессорстве?

- Да. Сколько у нас есть времени? – Тора приподнялась и подтащила свою подушку ближе к нему.

- Я расскажу коротко о том, что мы делаем сейчас. – Томас махнул рукой своим попутчикам, - давайте, присоединяйтесь. Я хочу, чтобы она лезла в это дело не совсем как слепой крот. Фосса сказала, что девочка очень толковая.

Неожиданно для себя Тора испытала смущение, и от того, что она понимала, что ее смущение заметно, оно еще более усиливалось – как в водовороте. Идиотская ситуация – сейчас она ведет себя совсем не как очень толковая девочка…

- Я так понимаю, что кое-что кое-где кое о чем ты читала или слышала. – То ли спросил, то ли утвердительно сказал Томас.

- Очень мало. Очень мало информации. Менгес говорил, что коммандос вообще очень закрытая группа, и поскольку именно они занимаются темой прогрессорства, пересылая отчеты напрямую в Совет, то…

- В Совет пересылаются совсем не все отчеты. И даже не большая их часть. – Перебил ее Томас.

- ? Как это может быть?? – Тора была сбита с толку. – Получается, что вы монопольно владеете информацией? Но зачем? Какой в этом смысл?

- Это одно из тех условий, которое я поставил тогда, когда согласился привести первую группу будущих коммандос к Бодхи.

Черт. До Торы только сейчас дошло, что сейчас она не слушает рассказы и разные точки зрения, а общается собственно с тем человеком, который утверждает, что учился у Бодхи и дракончиков – и сам, и вместе с первой группой коммандос. Вот именно он – вот этот человек (а кто эти двое?). Впервые Тора слышит, как о встречах с Бодхи говорят не в вежливо-предположительных наклонениях, а безапелляционно-утвердительно. Было такое чувство, как падаешь в колодец (дурацкое сравнение – хрен его знает, как чувствуешь, когда падаешь в колодец).

- Для нее это все сказки, - произнес один из мужчин.

Его голос нельзя было назвать дружелюбным…

- А ты кто? – обратилась к нему Тора не без того, чтобы не испытать нерешительность.

- Да, значительной частью информации владеем только мы, коммандос, – продолжал Томас, словно не обращая внимания на ее вопрос. – Ты проходила стажировку в течение двух лет в одном из селекционных центров, и несмотря на то, что это было очень поверхностным, можно сказать факультативным знакомством, тем не менее ты могла отдать себе отчет в том, что существует определенная грань, за которую не-коммандос не могут быть допущены.

- Селекционный центр… это ты о чем? – недоуменно спросила Тора?

Томас усмехнулся.

- Селекционный центр, значит… мне это не приходило в голову – я думала… я все принимала за чистую монету. Что это что-то вроде курсов повышения квалификации, куда отправляют молодых сотрудников институтов.

- Лишь отчасти, - продолжил Томас. – Отчасти это и в самом деле курсы повышения квалификации – курсанты учатся навыкам, которым они вряд ли где еще могут научиться: безупречное устранение негативных эмоций, первые опыты погружения в осознанные сновидения, крайне серьезная физическая подготовка, включающая в себя навыки промывания тела озаренными восприятиями, достижение непрерывного озаренного фона, ну и конечно ты должна очень хорошо помнить практики усиления искренности (да, блин… это я на всю жизнь запомню…), и навыки совершения многосуточных непрерывных штурмов и прочее и прочее. В такой концентрированной форме этого всего больше не найти нигде. Абсолютно все дайверы, которые работают во всех восьми группах, и многие из тех, кто работает в институтах, и даже некоторые из тех, кто вообще не имеет отношения к профессии исследователей пространств состояний, прошли такую стажировку. Например, известная тебе Пурна тоже стажировалась у нас.

- Вау! – Тора была искренне удивлена. – Вот это в самом деле неожиданность… она ведет себя так… скромно, что ли, незаметно…

- И в то же время это – селекционный центр. Мы ищем новых людей – всегда, постоянно, везде – самых способных, самых искренних (ну… тогда это точно не я…), которые могут стать коммандос.

У Торы даже «в зобу дыханье сперло».

- Томас…

- А ты как думала? – Он рассмеялся. – Ты что, всерьез предполагала, что мы возьмем некоего неоперившегося юнца, который еще из яйца не вылупился, и засунем его сначала в команду дайверов, а потом в этот эксперимент, который может вообще повернуть черт знает куда всю историю человечества?

- Я думаю, это проявление ЧСУ. Да, именно Чэ Сэ У – чувство-собственной-ущербности, - произнес второй мужчина. – Она не смеет подумать о себе как о человеке, который может быть выделенным из всех остальных в силу своей искренности, стремления к ясности, к ОзВ. Она хочет думать о себе как о серой мышке – так спокойнее, деточка, да, я согласен, так спокойнее – сидишь у себя в углу и носика не высовываешь, а за тебя все решают большие дяди и тети, да?!

Под конец фразы его голос становился все более громким, и хотя выглядел он при этом несколько грозно, Торе почему-то стало даже более спокойно, чем в начале встречи.

- Ты не смеешь сказать себе: «я тот, кто принимает решения. Я тот, кто отвечает за дело. Я тот, от кого будет зависеть не только мое будущее, но и будущее вот этой охуительной Земли, вот этих охуительных и страстных людей.» Ты не из тех, кто хочет, чтобы ему поручали принимать решения, кто должен будет все учесть, взвесить, рассчитать, прочувствовать, а потом прийти и сказать: «я решил – мы будем делать так». А потом – отдать всё, ВСЁ, всего себя, все свои силы, все, что только способен сделать человек и даже больше, чтобы добиться результата, чтобы пробиться к новым пространствам преданности, ясности, известных и неизвестных озаренных восприятий.

- Его зовут Моран, - вдруг вставил Томас. – Марти Моран.

Торе совсем поплохело. Этого еще не хватало – еще и Моран. Для нее Моран – это всегда было нечто абстрактное, лишь имя на обложке фундаментального труда по интеграции восприятий морд Земли, испещренного такими детально разработанными методиками, такими микроскопически точными фиксациями восприятий, какие может описать только тот, кто всю жизнь с утра до ночи только этим и занимался.

- Скажи, Моран…, - нарочито задумчиво произнесла Тора, - а ты значит… когда залезешь в нашу большую постель эксперимента, будешь тянуть одеяло в сторону восприятий морд Земли? В этом эксперименте ты постараешься высосать все, что только возможно, чтобы найти возможность двустороннего осмысленного контакта с этим странным тигром и с этими странными дельфинами?

Второй мужчина расхохотался, Томас показал ей большой палец, а Моран лишь фыркнул.

- Он будет, не сомневайся. Мерк. – Представился второй мужчина.

- Ага…, - чуть ли не расстроено промычала Тора. – И ты тут…

При этих словах рассмеялись уже все трое, и вслед за ними не удержалась и она.

- Только не надо говорить «Я читала твою книгу «Особенности резонансной проницаемости внешних оболочек»» - ее все читали, мы все всё читали, – добавил он.