Петио отвечает не сразу; он медлит, лицо его покрывается красными пятнами.

— Такие вопросы не обсуждаются походя. Флорио, видя замешательство своего клиента, приходит на помощь.

— Но послушайте, ведь доктор Петио не на вступительных экзаменах в политехнический институт?

— Нет, — отвечает метр Верон, — но теперь я знаю, что этот "великий боец Сопротивления" никогда в жизни не видел взрывчатки и даже понятия не имеет, что это такое.

Петио взбешен. Вне себя от ярости он снова обзывает господина Верона адвокатом евреев. Странное обвинение в устах человека, выдающего себя за борца с нацизмом. И тем не менее доктор Сатана стоит на своем. Вот что он заявляет несколько минут спустя господину Верону, адвокату семьи Дрейфус.

— Да, я убил тридцать три предателя и тридцать немецких солдат. Однако я уважаю их больше, чем вашего клиента.

Метр Верон ловит его на слове;

— Но это невероятно! Каким образом вы умудрились заманить в вашу ловушку тридцать немецких солдат?

Петио заносчиво бросает:

— Я не понимаю, почему должен давать объяснения по поводу убийств, которые не вменяются мне в вину.

Итак он вновь обрел уверенность в себе. И когда председатель суда Лезе, который выглядит совершенно измотанным, предлагает сделать перерыв в заседании, подсудимый замечает:

— А зачем? Я совсем не устал!

Третье заседание суда. 20 марта 1946 года.

Входя, Петио окидывает взглядом зал: сегодня народу меньше, чем вчера. И тогда, обращаясь к своему адвокату, он произносит:

— В чем дело, метр? Мы сегодня прогораем!

Да как же можно шутить сегодня, когда на протяжении всего заседания одна за другой перечисляются все жертвы этого зловещего организатора путешествий в потусторонний мир? Никогда цинизм Петио не обнаруживался с такой очевидностью. Исчезла госпожа Хаит. Вовлеченная против волн в торговлю наркотиками, к которой был причастен Петио. она оказалась нежелательным свидетелем, — свидетелем, от которого следовало избавиться,

— Подумаешь, наркоманы, — фыркает Петио, — вы же сами знаете, что это такое; все они лгуны и жулики.

Следующим рассматривается дело об исчезновении меховщика Ушинова, богатого еврея, одного из первых, кто был отправлен на тот свет.

— Почему, — задает вопрос прокурор Дюпен, — вы посоветовали ему спороть метки с белья?

Петио вздыхает:

— Это же понятно каждому, кто принимал хоть какое-то участие в Сопротивлении.

— А как к вам попали великолепные меха и шкуры?

Петио едва сдерживает волнение:

— Это подарки моего друга-меховщика в благодарность за помощь.

А другие евреи: Вульф, семья Баш, Эрепрайх?..

Ну, с этими он действительно покончил, и по одной только причине: они были не столько евреями, сколько немцами. Они выходцы из Берлина.

— Это неправда, — прерывает адвокат со стороны гражданских истцов, — они скрывались от гестапо.

— Ба, — хладнокровно говорит Петио, — они прятались так же, как я, когда был молодоженом. Я залезал под одеяло и кричал жене: «Ку-ку! Где я?» Нет, они были наемниками гестапо, и задача их состояла в том, чтобы разоблачить мою группу.

Опять этот миф о Сопротивлении. Петио отчаянно цепляется за свою систему защиты. Да, он — убийца, но он убивал предателей, доносчиков, мерзавцев. И когда речь заходит о четырех сутенерах, убитых на улице Сюер, Петио приводит мельчайшие подробности: нож, дубинка, кровь — все тут есть. Присутствующие немеют от ужаса и омерзения.

— У этих сутенеров, — замечает председатель суда, — было при себе пять миллионов франков. Где они?

Петио усмехается. Он указывает пальцем на груду чемоданов за своей спиной.

— Если эти деньги действительно были, то их можно найти там! Надо только будет присматривать за публикой.

— А любовницы всех этих людей? Их тоже нужно было уничтожать? Они-то в чем были виноваты?

— А как же я должен был поступить? Они были любовницами агентов гестапо. Они бы донесли на нас!

Ропот возмущения проходит по залу. Что за важность! Петио не проймешь такими пустяками. Впрочем, спустя некоторое время, в перерыве между заседаниями, оп снова пережинает минуты триумфа, К нему подходят за автографами. И он подписывает, подписывает одним росчерком пера до тех пор, пока страже не удается наконец оттеснить любителей сенсаций.

Но вскоре после возобновления заседания в зале вновь воцаряется атмосфера ужаса. Председатель суда задает вопрос об исчезновении семьи Кнеллер: отца, матери и ребенка.

— Я им достал поддельные документы и три билета до Орлеана. Неблагодарные, лишь четырнадцать дней спустя они прислали мне открытку с одним только словом: "Привет!"

Председатель:

— Петио, не отягчайте вашей вины, объясните мне, почему в одном из этих чемоданов была обнаружена детская розовая пижамка с инициалами семьи Кнеллер?

Петио не теряет самообладания:

— Господин председатель, а вы бы взяли с собой грязное белье, если бы собирались перебираться в свободную зону? И разве вы не постарались бы избавиться от одежды, на которой имеются ваши инициалы?

Все так. Но даже такой ловкий ответ звучит фальшиво. Розовую пижамку, наводящую на мысль об убийстве ребенка, не так-то легко забыть. Однако и это постепенно сглаживается в памяти присяжных…

На следующий день выездная сессия суда состоялась в доме Петио. Да, 22 марта 1946 года доктор Сатана, так его называют некоторые журналисты, имеет честь принимать в своем особняке все судебное присутствие: судей, присяжных, секретарей, адвокатов и журналистов. Этот совершенно исключительный выезд суда на место преступления устраивается но настоянию председателя суда Лезе, для того чтобы выяснить, каким образом функционировала кремационная печь и вообще вся фабрика преступлений на улице Сюер.

— В устройстве моего кабинета нет ничего необыкновенного, — говорит Петио, выходя из Дворца правосудия, — Приписываемые мне различные способы убийства — плод фантазии журналистов; это они тут дыму понапустили…

Да, но нет дыма без огня. Что касается методов отправки ближних на тот свет, то тут доктор Петио, несомненно, большой специалист. Ведь он не раз упоминал о каком-то секретном оружии, об изобретении, тайну которого он хочет сохранить… Что это: выдумки или правда? Суд, возможно, будет знать больше на этот счет по окончании заседания выездной сессии на улице Сюер.

Четырнадцать часов. Красные мантии судей чередуются с черными одеяниями адвокатов. Идет дождь. Мелкий, моросящий дождь. Все усаживаются в автомобили, ожидающие на площади Дофин. Их пятнадцать. Какой кортеж! Предшествуемый группой мотоциклистов, Петио. подобно важной персоне, пересекает весь Париж. С улыбкой приветствует он прохожих, стоящих на тротуарах и у запотевших окон бистро.

Четырнадцать часов 20 минут. Выездная сессия суда прибывает на место. Образуется страшный затор Крики, давка, толкотня. Петио в наручниках, с неизменной улыбкой на губах. Он дома и чувствует себя весьма непринужденно.

— Судебное заседание будет открытым, — объявляет председатель суда Лезе, выходя из машины.

Значит, вход в дом свободен для всех, но войти туда нелегко. Приходится работать локтями и преодолевать заслон из полицейских, пытающихся сдержать толпу… Даже прокурор Дюпен с трудом прокладывает себе дорогу.

— Смерть Петио! Смерть ему!

Но Петио уже вошел в дом. Здесь он хозяин. Он собирается показать свой особняк, замечательное, хотя и несколько мрачноватое здание. С замиранием сердца люди проходят в комнаты. Сейчас им предстоит ознакомиться с обстановкой, в которой были совершены преступления. Сколько же клиентов Петио вошли в эти двери и уже никогда больше не вышли отсюда?

«Включите свет!» Ничего не видно, люди спотыкаются. Электричество отключено. Присяжные, судьи, секретари суда ощупью пробираются в первую комнату, где царит невероятный беспорядок. Это рабочий кабинет Петио. Ковры, великолепная кровать, картины. Какой хаос и какая пыль! Но какое богатство! Проходят дальше. От беспорядочно разбросанных Вещей исходит запах плесени. Одни из присяжных произносит: «Здесь до сих пор пахнет человечиной!»