А потом, оставшись один, он бросился на соломенный тюфяк и впервые в жизни заплакал.

Чернобородый, с властным изгибом бровей, со стройной талией и гордой осанкой, тулузский рыцарь Гийом де Плезиан — гроза турниров, любимец дам и один из главнейших советников короля, который очень прислушивается к его мнению. Вчера он приехал в Шинон, чтобы должным образом «приуготовить» сановников ордена к приему новой папской делегации, а сейчас с досадливым видом прохаживается в коридорах крепости и держит у носа надушенный платок, оберегая себя от смрада крепостных рвов. Вот уже четыре месяца колесит он по дорогам Франции, не дает покоя папе, подстрекает дворян, убеждает горожан помочь Филиппу Красивому разделаться с орденом тамплиеров. Это он вместе со своим другом Гийомом де Ногаре подготовил собрание Генеральных штатов, состоявшееся в Туре с 11 по 20 мая. Вдвоем они сочинили воззвание к трем сословиям. Обращения к баронам и духовенству были написаны в сдержанном тоне, их просили только ознакомиться с признаниями тамплиеров и посоветовать, какие меры надлежит к ним принять. Но для третьего сословия был сотворен документ, который вызывал у Гийома де Плезиана законную гордость; «О горе! О ужасные, прискорбные и губительные заблуждения тамплиеров! Как уже ведомо, они не только отреклись в своих суевериях от Христа, но к принуждали к этому всех вступающих в их богопротивный орден! Они целовали друг друга в самые непотребные места, поклонялись идолам и дерзновенно утверждали, будто им для исполнения гнусных обрядов дозволены противоестественные пороки, отвергаемые даже скотами!.. Небо и земля содрогаются от стольких преступлений, стихии приходят в волнение, Б самом скором времени мы известим обо веем его святейшество папу. А от вас мы ждем, чтобы вы присоединились к этому святому делу…»

Это послание произвело ожидаемое действие на мэров, эшевенов,[26] торговых судей и членов городских коммун. Все они потребовали, чтобы тамплиеров покарали как можно суровее. Баронам и духовенству оставалось только присоединить свои голоса к этому негодующему хору.

Таким образом, король, как бы выполняя желание своего народа, смог вторично обратиться к папе с требованием осудить орден тамплиеров па основе признаний, полученных инквизицией. Но Климент V не сдавался:

— Я не верю этим признаниям, вырванным под пыткой. Я требую, чтобы ко мне привели сановников ордена. Я допрошу их сам.

Тогда Гийому де Плезиану пришлось вновь прибегнуть к угрозам: если папа будет упорствовать, защищая тамплиеров, король сделает достоянием гласности пороки и безбожие его предшественника, папы Бонифация VIII.

— У нас есть доказательства, из Италии приедут свидетели, мы устроим процесс и докажем, что Бонифаций был лжепапа!..

У нынешнего папы, также повинного в симонии,[27] есть веские основания полагать, что такой процесс может кончиться плохо. Объявить Бонифация еретиком значило поставить под сомнение все произведенные им назначения епископов! А от этого в католической церкви начнется сумятица и развал! Папа не мог пойти на такой риск. И в конце концов сдался. Он не будет встречаться с сановниками ордена, однако требует, чтобы к ним для приличия отправили еще Одну делегацию кардиналов.

Гийом де Плезиан доволен. Свидание папы и Жака де Моле не состоится. Значит, уже не надо опасаться, что старый магистр после такой встречи почувствует новый прилив энергии. Теперь остается лишь разыграть последний акт драмы. Гийом де Пле-зиан твердым шагом направляется к камере великого магистра.

Жак де Моле идет навстречу Гийому де Плезиану и заключает его в объятия. Он сердечно любит этого тулузского рыцаря, не зная о его ожесточенном стремлении уничтожить орден тамплиеров. Для него это высокородный рыцарь, человек его круга.

— Рад вас видеть, любезный сеньор. Чему обязан честью вашего посещения?

— Удовольствию обнять вас, мессир магистр. Я приехал сюда, чтобы принять легатов монсеньора папы, и, пользуясь этим, хочу узнать, как ваши дела.

Жак де Моле печально улыбается, сжимая плечи посетителя. Магистр очень исхудал, волосы и борода у пего грязно-серого цвета, но держится он по-прежнему горделиво. Статный и прямой, с лицом, изборожденным строгими морщинами, с орлиным носом, он поражал бы своим величием, но временами его выдает взгляд — тихий и пустой. Взгляд сломленного человека.

Гийом де Плезиан ведет его к скамье, усаживает и становится перед ним.

— Что вы собираетесь сказать папским легатам, мессир магистр?

Жак де Моле качает головой, глядя в пространство.

— Ничего не знаю… Растерялся…

Затем, помолчав немного, поднимает глаза на де Плезиана и спрашивает:

— Что вы мне посоветуете?

Тулузский рыцарь отворачивается, на губах его мелькает улыбка, он принимается шагать от стены к стене.

— Мне не годится давать вам советы, мессир магистр. Вам ведь, наверное, известно, что я служу Королю…

Он поворачивается к тамплиеру и глядит ему прямо в глаза:

— И все же я выскажу свое мнение, не как легист, а как рыцарь, который понимает всю тяжесть вашего положения и сочувствует вам.

— Именно этого я жду от вас. Я знаю: вы человек чести.

Голос тамплиера прерывается от волнения. Он жадно глядит на Гийома де Плезиана. Смущенный тулузец снова начинает мерить шагами камеру, заложив руки за спину и нахмурив брови.

— Прежде всего, мессир магистр, вам надобно знать, что среди приближенных короля есть люди, которые поклялись погубить вас и не остановятся ни перед чем, лишь бы достичь своей цели. Кое-кто из ваших братьев умер загадочной смертью, могут исчезнуть и другие. Враги не перестанут преследовать вас, пока вы твердите о своей невиновности…

Жак де Моле пожимает плечами:

— Я все это знаю, любезный сеньор. Но я знаю также, что, согласившись признать все эти ужасы, в которых нас обвиняют, мы обесчестим себя и можем угодить па костер!

— Я с вами не согласен! — живо отвечает Гийом де Плезман. — Отрекаясь — от прежних показаний, вы рискуете попасть па костер как неисправимый отступник, то есть с гораздо большей вероятностью, чем если бы полностью или частично признали свою вину. Ваши враги хотят, чтобы орден был распущен, привилегии его упразднены, а имущество конфисковано. Только и всего!..

Жак де Моле слабо улыбается;

— Только и всего? Как легко вы это говорите, любезный сеньор! Это слишком много! Уничтожить орден Храма значило бы уничтожить нас. Я не смогу пережить мой орден, я обязан ему всем!

Гийом де Плезиан вдруг останавливается:

— Мессир магистр, я сообщил бы вам кое-какие подробности, известные мне и неизвестные вам, если б был уверен, что…

Тамплиер встал, глаза его заблестели:

— Доверьтесь мне, прошу вас! Ничто из рассказанного вами не выйдет за эти стены. Даго вам рыцарское слово.

Де Плезиан вздыхает, глаза его опущены, чело отуманено заботой — он великолепно разыгрывает мучительное смятение и замешательство. Наконец он решается:

— Ну вот! Я приехал сюда из Пуатье. Видел, что там происходит, и могу с уверенностью сказать, что в ближайшее время монсеньор папа не властен защитить вас. Король, господин наш, держит его в полной зависимости. Орден будет осужден. Это уже решено. Однако Климент V добился уступок в самом главном; он оставляет за собой право определить, какая участь ожидает сановников ордена. Он выслушает вас лично, где-нибудь за пределами королевства, в полном спокойствии, когда момент покажется ему благоприятным. И тогда, без всякого сомнения, он восстановит вас в правах и возвратит вам имущество. Это лишь вопрос времени и терпения. Итак, для вас, сановников, сейчас важно оставаться в стороне от всего, что готовится, не привлекать к себе внимания, дать о себе забыть. И умоляю вас, подтвердите прежние показания, чтобы на вас не обрушилась месть короля! Оберегая себя, вы даете ордену единственный шанс выжить.