Джоах почувствовал, что Грешюм прав. Он ткнул посохом в темного мага:

— Отмени это!

Грешюм отступил. Он поднял руку, не для защиты от Джоаха, а просто, чтобы насладиться красотой своего юного тела.

— Это прекрасно. Молодость дороже, чем золото и власть.

Джоах обратился к темной энергии посоха. Несмотря на старость, он владел магией. Он поднял оружие, но с ужасом обнаружил, что древесина пуста.

Грешюм печально улыбнулся ему.

— Я сказал, что дам тебе посох, Джоах, вместе с магией, но, боюсь, она вся пошла на мое маленькое заклятие. Мне была нужна вся магия для трансформации.

— Ты надул меня.

Грешюм легкомысленно махнул рукой.

— Я сыграл на твоих низменных страстях. Ты пришел сюда не спасать мир, это всего лишь отговорка. Ты пришел потому, что вожделел посох и его темную магию.

Ноги Джоаха задрожали. Он хотел возразить Грешюму, но не смог натянуть лживую маску. Глубоко в сердце он знал, что темный маг прав. Он повесил голову.

Грешюм вздохнул.

— Я чувствую себя так, будто использовал тебя. Так что позволь мне преподнести тебе дар — просто так, от доброты моего юного сердца.

Джоах взглянул на него.

Грешюм махнул рукой.

— Решение твоей проблемы лежит здесь. Оно не требует черной магии, Джоах, лишь твоей собственной. Ты всегда носил этот ответ в себе — ты и этот обрывок сна в облике девушки.

Джоах закрыл глаза.

— Кесла погибла, Плотина поглотила ее.

— О, оставь, с каких это пор сон можно уничтожить? Разве Широн умер после битвы с Ашмарой? Пока жива пустыня, живы и ее сны.

Джоах оперся на посох, в нем вновь ожила надежда.

— Ты ваятель. А это сонная пустыня. Верни девушку обратно в пески.

Джоах моргнул.

— Я могу это сделать?

Грешюм закатил глаза.

— О, мне так нравится поучать тебя. Ты такой неискушенный. — После чего вздохнул и проговорил более спокойно: — Конечно, ты можешь воскресить ее… если сильно сосредоточишься.

Джоах вспомнил слова шамана Партуса о видениях пустыни: «Если ты будешь слишком долго всматриваться, видения станут реальностью». Он повернулся к Грешюму.

— Но чем может помочь возвращение Кеслы? У нее ничего не вышло.

Грешюм долго смотрел на него.

— Думаю, я достаточно сказал тебе. Если ты хочешь насладиться победой, додумайся до остального сам. — Темный маг отошел, поднимая руку, готовясь исчезнуть.

— Стой!

— Оглядись, Джоах, оглядись. — После чего Грешюм испарился.

Джоах почувствовал, что надежда покинула его. Что даст им воскрешение Кеслы? Она была сном. Если пустыня погибнет, погибнет и она. Джоах не смог бы вынести ее смерти во второй раз.

Он оперся на посох, изучая пустыню. Пески под его ногами чернели от прикосновения василиска. Он посмотрел вдаль и увидел разливающуюся по мерцающей пустыне мглу. Она почти поглотила всю долину. Джоах отвернулся и уставился на свои подошвы, признав поражение.

Внезапно к нему пришло осознание, уничтожив все эмоции, опустошив его и оставив после себя лишь холодный ужас. Он упал на колени. Где-то далеко за собой он услышал резкий смех.

— Будь ты проклят, Грешюм.

Джоах, наконец, понял, какая роль была уготована ему и Кесле. Он уронил посох на колени и прикрыл лицо рукой. Не за эту цену.

Затрясшись, Джоах понял, что у него не было выбора, но не мог заставить себя действовать. Он отринул от себя все мысли и представил фиолетовые глаза Кеслы, цвета полуночного оазиса пустыни; ее кожу, гладкую, как самый тонкий песок, с медным оттенком. Он вспомнил ее мягкие губы, теплое нежное прикосновение, изгибы ее тела, в которых хотелось раствориться. Джоах ощутил в своем сердце любовь, свежую, не остывшую после недавней потери. Он знал, что его любовь взаимна.

— Господин? — раздался перед ним голос.

Джоах отпрянул, увидев создание, перевернувшее его жизнь. Перед ним, склонившись и протянув руку, стояла Кесла.

— Вы можете сказать, где я? — Кесла оглядела чернеющий ландшафт. — Я потеряла друзей. — Она погладила лоб. — Мы были в Южной Стене.

Джоах поднялся на ноги с помощью посоха.

— Кесла.

Ее удивило, что незнакомец назвал ее по имени.

— Господин, мы знакомы?

Джоах печально улыбнулся, заметив недоверие в ее глазах. Несмотря на обстоятельства, было чудесно вновь ее увидеть. Он пристально смотрел на нее, вкладывая в этот взгляд всю, свою любовь.

«Возьми мою любовь, — молил он, — иначе я не смогу сделать то, что должен».

Напрягая все чувства, он ощутил, как часть его души отделилась от него, вдыхая жизнь в его бесплотные образы. Все, что в нем было, он вложил в фигуру любимой. Она, казалось, стала более плотной, убедительной. Он разглядел капельку пота, зависшую над бровью, испуг и напряжение в ее позе. Затем она вспыхнула, узнав его, приблизилась и посмотрела ему прямо в глаза.

— Джоах?

Он закрыл глаза, сдерживая слезы.

— Нет, — ответил он, задыхаясь.

Он не хотел, чтобы она узнала его.

— Это ты! — Кесла подошла вплотную.

Джоах чувствовал исходящее от нее тепло.

Он открыл глаза, по щекам текли горячие, обжигающие слезы.

— Кесла…

Девушка нагнулась к нему, обвивая руками, прижимаясь к щеке.

— О, Джоах, я думала, что потеряла тебя!

Джоах посмотрел поверх ее плеча на растекающееся черное пятно разрушения. Кесла любила пустыню.

Джоах все еще колебался. Он отстранился и в последний раз взглянул ей в глаза.

— Я люблю тебя, Кесс. И всегда буду любить.

Та улыбнулась и крепко прижала его к себе.

— Я тоже тебя люблю.

Джоах закрыл глаза, в его руке появился клинок: длинный кинжал с такими острыми краями, что его удар не причиняет боли. В этой сонной долине было возможно все. Джоах крепко обхватил Кеслу, вкладывая в нее любовь целой жизни, затем вогнал ей в сердце кинжал.

Он чувствовал, как она всхлипнула, еще крепче обхватив его. Он удержал ее. По рукояти кинжала, по его руке изливалась кровь, просачиваясь в черный песок под ногами.

— Джоах?..

— Тсс, любимая. Это всего лишь сон.

Джоах закрыл глаза, удерживая Кеслу, пока та медленно не осела. По его щекам текли слезы, после последнего вздоха он все еще не выпускал ее. Он простоял так бессчетное количество времени, потом, наконец, открыл глаза.

Кровавый бассейн у его ног смыл с песков темное пятно. Подобно черному бассейну, на котором стоял Ашмара, тьма была изгнана чистой кровью Кеслы. Пески под ним заблестели с повой силой, сияние ширилось, расчищая пустыню во всех направлениях, смывая прикосновение василиска.

Джоах, еле стоящий на ногах, обрушился на землю, уложив бездыханное тело Кеслы к себе на колени. Он отбросил прядь волос с ее лица и зарыдал.

— Ты сделала это, Кесла. Ты спасла свою пустыню.

Свернувшись на каменной руке Мантикора, Толчук смотрел в небо. Луна почти опустилась; лишь ее края слабо светил над изрезанным горизонтом. Призрачное видение из книги становилось все более неясным, слабея при опускающейся луне.

— Мы должны спешить! — сказала Фила.

Эррил стоял перед эбонитовой глыбой. Его лицо покраснело от напряжения, со лба стекал пот. Он в очередной раз взметнул топор и обрушил его на валун. Железо со звоном ударилось о камень, не причинив ему никакого вреда. Эррил вновь ухватился за топор, притупившийся и оббитый от предыдущих штурмов.

— Не поможет, — сказал Веннар. — Лишь Трайсил мог раздробить его. — Дварф укоризненно взглянул на Толчука.

Тот опустил голову.

— Елена! — крикнул Эррил.

— Я все еще здесь, — ответила она; голос глухо струился из камня. — Но я не знаю, надолго ли. Магическая защита истончается. Я уже чувствую давление Плотины. Когда магия Чо иссякнет, я не смогу противостоять ей.

Толчук закрыл глаза. Должно быть какое-то решение. Эррил использовал грубую силу, Фила искала ответы в призрачной плоскости, Веннар же просто признал поражение. Какую роль исполнял он? Сердце народа направило его к ведьме. Тень отца указала ему на Гульготу, а Зло привело к Вратам Мантикора.