Он умолк на полуслове, поскольку из-за выдающегося отрога скалы в полулье от них показалась еще одна стремительная кавалькада. Ответа на вопрос уже не требовалось, и Гуг спешно рассчитывал скорость, время и расстояние.

— Разбойники захватят пилигримов раньше, чем мы проделаем половину пути, — подытожил он, — но если двинемся прямо сейчас, то можем еще отвлечь их. Вы с нами?

Послышались хорошо знакомый скрежет вынимаемых из ножен мечей, стуки и шлепки по шлемам, которые всадники поспешно водружали себе на головы. Сам Гуг де Пайен уже успел пришпорить коня и пригнуться в седле, метя длинным копьем в сторону неприятелей, которые теперь приблизились настолько, что он смог их сосчитать. Налетчиков было пятнадцать или шестнадцать — точнее Гуг пока не разглядел — более чем достаточно, чтобы одолеть группу из семи всадников. Тем не менее разбойники никогда не отличались дисциплинированностью и не лезли на рожон, если у них не было явного перевеса, поэтому де Пайен надеялся, что подкрепление из восьми воинов устрашит нападавших.

Его расчет оказался верен: бандиты уже подобрались к группе паломников, меж тем как Гуг со своими тяжеловооруженными товарищами были еще на значительном расстоянии и не представляли для них серьезной угрозы. Зато сам вид спешащего на выручку путникам подкрепления смутил налетчиков, и семеро всадников умело воспользовались минутой их нерешительности. Они немедленно выстроились фронтом и врубились в середину разбойничьей шайки, расколов ее на две части. Двое бандитов остались неподвижно лежать на земле.

Оценив обстановку, разбойники развернули коней, пытаясь воссоединиться и повторить попытку нападения на безоружных пилигримов, но их будущие жертвы теперь не были беспомощными: спешащая на выручку кавалькада из восьми всадников успела покрыть половину из намеченного расстояния, и события стали развиваться с неимоверной быстротой. Уже слышен был лязг доспехов франкских рыцарей, восседавших на боевых конях, и налетчики в мгновение ока сообразили, что их численный перевес обратился в ничто. Окончательно разделившись, они кинулись наутек, уповая на то, что франки не пустятся за ними в погоню и дадут улизнуть.

Однако де Пайен не собирался давать мародерам возможность уйти безнаказанными. Кровь его взыграла, он натянул поводья и рванулся вслед за разбойниками, угадав, что семь его товарищей мчатся за ним, не отставая. Но он не мог даже предположить, что другие семеро также присоединились к ним и образовали кавалькаду из пятнадцати рыцарей и слуг. Удирающий враг, видя этот грозный клинообразный отряд, не мог более думать ни о чем, кроме собственного спасения.

Проскакав более одного лье, де Пайен сообразил, что почти стемнело и легко снаряженные разбойники заманивают их все дальше в глубь пустыни. Там кочевники-бандиты намеревались вновь обрести недавно утраченное преимущество.

Гуг неохотно осадил коня и направил отряд обратно к городу, который к этому времени давно скрылся из вида. Настроение у всех было приподнятое; ликование, охватившее друзей при встрече и усиленное приключением и погоней, долго не рассеивалось. Направляясь к Иерусалиму, они оживленно беседовали.

Среди семерки и вправду оказались Гондемар, Россаль и Биссо, а четверо других были Гугу незнакомы. Двое из них были рыцарями, а двое других — оруженосцами. Хотя незнакомцы номинально подчинялись королю Балдуину Второму, в Иерусалим они прибыли в качестве гостей, приехав по службе из древнего укрепленного города Кесарии. Друзья Гуга примкнули к ним три дня назад, решив, что вместе путешествовать легче и безопаснее, поскольку только очень самонадеянная и хорошо организованная банда решится напасть на отряд из семи тяжело вооруженных франков. В последний день пути они нагнали группу пилигримов и сопровождали их до того момента, когда почувствовали преследование. Оказалось, что отряд Гуга заметил разбойников почти одновременно с ними.

Когда всадники достигли места стычки, никого из паломников там уже не осталось, и неудивительно: когда подоспела подмога, путники были вблизи городских стен и вполне могли дойти до Иерусалима самостоятельно. Очевидно, они не стали ждать в темноте возвращения спасителей только затем, чтобы выразить им свою благодарность, а сочли более разумным найти себе приют до наступления ночи — тем более что де Пайен со товарищи погнались за бандитами на свой страх и риск. Разбойники вполне могли расправиться с его отрядом и вернуться за упущенной добычей.

Один из кесарийских рыцарей — тот, что помоложе — возмущался, что разбойники осмелились приблизиться к самим городским стенам: он всего два года провел в Заморье, но никогда не был в Иерусалиме. Этот молодой задира по имени Антуан — де Пайен так и не запомнил его фамилии — распалялся гневом, простительным по его юности и неопытности. Он рвал и метал, мол, дисциплина в самом центре и сердце королевства разболталась так, что наглый неприятель, не задумываясь, того и гляди перелезет через иерусалимские стены. Де Пайен и его спутники молча выслушивали эти поношения, переглядываясь друг с другом, то и дело кривясь и хмурясь, но ни один из них не решался разочаровать неискушенного в здешних делах рыцаря и приоткрыть ему глаза на истинное положение вещей касательно охраны Иерусалима.

Конец этого дня — как мало ни осталось от него после того, как семеро друзей устроились в гостинице Ибрагима Фаррака — прошел очень весело. Некоторые из соратников не виделись много лет, хотя все они некогда вместе брали Иерусалим и внесли свою лепту в создание нынешнего королевства. Впрочем, вскоре товарищи вынуждены были договориться о встрече на следующий день, чтобы сначала напомнить друг другу подзабытый ход ритуалов ордена, а затем, ближе к ночи, исполнить церемонию — по их расчетам, впервые на Святой земле. Потом де Пайен отправил всех отдыхать, рассудив, что здоровый сон скажется на его друзьях благотворнее, чем болтовня до вторых петухов.

Все безропотно подчинились, и Гуг тоже улегся, но понял — сначала с удивлением, потом с неудовольствием, — что не может заснуть. Он долго лежал без сна, и голову его распирало от мыслей. Наконец перед рассветом дрема все-таки одолела его, но вскоре Гуг опять вернулся к бодрствованию, чувствуя, будто и вовсе не спал.

Семеро братьев ордена Воскрешения почти весь последующий день, с раннего утра до обеда, вспоминали и повторяли основные ритуалы церемонии, которую собирались исполнить вечером. Они заперлись в самой большой из отведенных им в караван-сарае комнат и приставили к ней снаружи надежную охрану. В ней де Пайен и собратья открыли сундук с регалиями, отправленными графом Гугом, и расставили их по местам, придав тем самым, насколько возможно, просторному помещению подобие храма на их родине, где некогда проходили собрания. Завершив все приготовления, они тщательно заперли за собой двери и разошлись по своим комнатам готовиться к предстоящей церемонии.

Все прошло очень гладко: де Пайен руководил обрядом, в котором каждый из рыцарей исполнял отведенную ему роль. Завершив последний ритуал, собратья осознали небывалость свершенного ими мероприятия. Не желая терять охвативший всех душевный подъем, они вместе поужинали в той же комнате, что недавно служила им храмом, а после великолепной трапезы не спешили встать из-за стола и неторопливо беседовали.

Тема разбоя возникла сама собой, и все вспомнили об упреках, высказанных накануне молодым кесарийским рыцарем, не желавшим верить, что недавний случай на пути в Иерусалим — обычное дело. Взяв за отправную точку рассуждения Антуана, де Пайен рассказал пятерым гостям о беседе меж рыцарями Госпиталя, подслушанной им несколько месяцев назад и объяснявшей политическую подоплеку процветания бандитизма на дорогах королевства. Он заострил внимание всех на нежелании короля Балдуина жертвовать своими скудными ресурсами в воинах и вооружении, поскольку вкупе со своими советниками считал проблему не стоящей внимания.